— Я учу тебя выживать, мальчик — выживать и побеждать. Дрессажу ты можешь научиться у любого кавалериста. Я учу тебя убивать — мечом ли, копьём ли, или голыми руками. Потом сможешь приукрасить это как тебе угодно.

Он упрямо уставился на своего инструктора:

— Я не собираюсь быть убийцей.

— А кем, по-твоему, является рыцарь, мальчик?

Грэм выпрямился, думая о своём отце, вспоминая его и всё то, что о нём рассказывала мать:

— Рыцарь защищает. Он с честью служит своему лорду, и защищает слабых.

— Я собираюсь убить твою сестрёнку, мальчик. Как ты будешь её защищать? — сказал здоровяк со злым блеском во взгляде.

Грэм знал, что ситуация была гипотетической, но прозвучавшие из уст Сайхана, эти слова заставили мурашки пробежать по его спине.

— Я не позволю.

— Нет. Ты отрубишь мою ёбаную башку, или сделаешь ещё что-то столь же перманентное. Сделаешь меньше — и твоя сестра мертва. Ты думаешь как солдат, ты просто хочешь получать приказы и сражаться в составе группы. Или, возможно, хочешь быть командиром, и вести своих людей на славную битву в поле — но я здесь не для того, чтобы учить тебя этой херне.

Ни в войне, ни в битве нет ничего славного. Убивай, или будь убитым. Ты можешь изучать тактику, и научиться быть великим полководцем, но это — здесь, — указал Сайхан себе на голову. — Сначала тебе надо выжить, а это означает понимание того, как сражаться, и как не быть убитым. Вот, чему я тебя учу. Остальному тебе придётся научиться у кого-то ещё.

Грэм нахмурился.

— Начнём сначала, — сказал Сайхан, делая глубокий вдох. — Есть три типа бойцов: сражающиеся телом, сражающиеся разумом, и сражающиеся сердцем.

Большинство людей сражается своими телами. Это — просто часть жизни. Солдаты обучаются повиновению, выживанию. Более умные учатся сражаться своими разумами, планировать битву и вести своих людей к победе. Но некоторые, сумасшедшие, сражаются своими сердцами. Твой отец был из таких.

Они опасны, потому что ради победы готовы на всё, в том числе выбросить свои жизни на ветер просто для того, чтобы вырезать тебе печень. Вот, как твой отец победил меня в тот день — на случай, если ты об этом гадал.

Ощущение было таким, будто на миг весь мир остановился, и Грэм уставился на него.

— Видишь этот порез? — Старый рыцарь провёл по шраму, шедшему поперёк его переносицы и вдоль одной из щёк. — Это твой отец сделал. Я пытался убить Графа, а Дориан встал у меня на пути. Мы сражались на мечах, но он немного мне уступал. Он это знал, и я это знал — но вместо того, чтобы смириться с этим, он принял удар мечом в живот, просто чтобы сломать мой клинок. Этот шрам я получил от его обратного замаха.

— Но он умер годами позже, на Мировой Дороге… — сказал Грэм.

— Ага, в тот день, когда мы сражались, броня спасла его, но он не знал, что так произойдёт. Я видел это в его взгляде. Ему было плевать. Он принял то, что должно было стать смертельным ударом — лишь бы остановить меня. Вот, каким человеком был твой отец.

Сайхан приостановился ненадолго, а затем шагнул ближе, ткнув указательным пальцем Грэму в грудь:

— Но я тебя учу не этому. Ты уже похож на него. Ты был рождён сражаться своим сердцем. Вот, почему ты в тот день едва не покалечил Мастера Грэйсона — потому что у тебя не хватило ума сдаться, когда следовало, и однажды эта хрень тебя погубит. Однажды ты выкинешь свою жизнь на ветер ради того, что считаешь более важным.

— Тогда чему вы меня учите?

— Безымянному пути, мальчик, — проворчал Сайхан. — Я учу тебя быть идеальным. Это — мой долг перед твоим отцом. Он показал мне, чего у меня не хватало — теперь я позабочусь о том, чтобы ты был настолько хорош, чтобы тебе не пришлось разбрасываться своей жизнью ради победы. Если ты погибнешь в бою, то не потому, что не был достаточно хорош, чтобы победить кого-то — даже кого-то вроде меня.

Грэм был ошарашен, но когда его разум обработал слова мужчины, у него в голове возник новый вопрос:

— А чего вам не хватало?

— Сердца, — сказал здоровяк голосом, который был почти слишком низким, чтобы его можно было услышать.

На этом их учёба на тот день завершилась. Оба знали, что после этой дискуссии сосредоточиться не удастся. Грэм обнаружил, что прокручивает этот разговор у себя в голове снова и снова, и той ночью ему трудно было заснуть.

На следующий день Грэм обедал, когда Мойра обратилась к нему напрямую:

— Ты тоже предвкушаешь Рассвет Зимы?

Это застало его совершенно врасплох. Рассветом Зимы назывался традиционный фестиваль урожая в Уошбруке. В прошлом его праздновали в честь Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды, но теперь он продолжался как празднование окончания летних трудов. Это событие устраивали жители города — с костром, горячим сидром, музыкой и кучей танцев. Это также было одним из самых любимых Грэмом моментов в году.

— Я на самом деле даже не думал об этом, — признался он ей. Алисса внимательно наблюдала за его ответом.

Тут Мэттью присоединился к разговору:

— По крайней мере, в этом году мы достаточно взрослые, чтобы пить. — В прошлом году близнецам ещё не совсем исполнилось шестнадцать.

— А я всё ещё не буду, — проворчал Грэм — его день рождения был через неделю после фестиваля.

— Не волнуйся, — сказал Мэттью. — У тебя есть влиятельные друзья.

Грэм не был уверен, что хотел рисковать, но не желал показывать робость перед Алиссой, поэтому решил промолчать.

— А какой этот ваш фестиваль? — спросила Леди Алисса, в основном направляя этот вопрос Мойре.

Мойра с радостью подхватила эту тему:

— Сложат большой костёр в центре города, перед таверной. Обычно Джо МакДэниел, владелец таверны, установит помост рядом с «Грязной Свиньёй», и музыканты в тот день будут играть допоздна. Люди собираются, чтобы выпить горячего сидра, глинтвейна, и петь вместе. Будут танцы, рассказчики…

— …и сладости! — вставила сидевшая рядом с сестрой Айрин. — Там будут палатки с яблоками в карамели и пирожками.

— Один из старых столяров, Мастер Андэрсон, продаёт игрушки, — добавил Коналл.

Мэттью кивнул:

— Когда-то я это любил больше всего. Он целый год их мастерит, используя обрезки и остатки дерева.

— Это — часть какого-то формального события? — спросила Алисса. — Нам придётся одеваться как на бал, или мы сможем общаться на фестивале с кем угодно?

— О, нет, — сказала Мойра. — Наши родители поддерживают его отдельным. Их обоих вырастили как простолюдинов, и они всегда говорят, что было бы жаль портить фестиваль, смешивая его с каким-то официальным событием. Благодаря этому они могут участвовать в фестивале как и все остальные.

— У нас есть формальный Зимний Бал через две недели после фестиваля, но там совсем не так весело. Он меньше, и мы проводим его здесь, в главном зале, — сказал Грэм, наконец снова заговорив.

— Он что, слишком чопорный? — задумалась Алисса.

Грэм кивнул:

— Те, кто занимает хоть какое-то положение, надевают всё самое лучшее. Герцог Роланд, из Ланкастера, обычно присутствует, и Барон Арундэла и его семья — тоже, но в целом событие гораздо более тихое.

— Ты танцуешь? — спросила она с вызывающим взглядом.

Грэм улыбнулся:

— Танцую. — Леди Роуз об этом позаботилась, да это и не было для него чем-то сложным. Из всех вещей, на обучении его которым как будущего дворянина она настаивала, танцы были приятнее всего. Будучи от природы активным, он считал их весёлым занятием, и, похоже, имел к ним талант. Поэтому фестиваль его радовал больше, чем формальный бал.

На Рассвете Зимы танцы тяготели к крестьянским и народным танцам. Эти обычно были более энергичными и бурными, с быстрыми темпами и сильным тактом. В то время как на балу преобладали придворные танцы, которые, пусть и красивые, имевшие более медленные и неторопливые узоры.

Пока он думал об этом, его разум представил, как Алисса могла бы выглядеть в бальном платье, или каково было бы с ней танцевать. Он осознал, что, возможно, проблема с балом была в его возрасте, и в отсутствии действительно интересовавшей его партнёрши. В прошлом это в основном было для него возможностью потанцевать с более взрослыми женщинами и родственницами.