Он кивнул:

— Когда-то меня так и звали, но я не заслуживаю называться отцом. Теперь меня зовут Тирионом.

Хэйли лишилась дара речи. Она раскрыла рот, но оттуда не донеслось ни слова. Её рот закрылся, пока её разум силился выдать ей что-то помимо абсолютной пустоты. У неё был миллион вопросов, но она не могла произнести ни один из них. Страх и удивление лишили её способности общаться.

Тирион терпеливо ждал, гадая, будет ли она его проклинать, когда отойдёт от шока. В конце концов её губы снова зашевелились, и послышалось несколько запинающихся слов:

— Ты действительно…? Почему ты…? — Она остановилась, боясь бросать обвинения ему в лицо. Чуть погодя она начала с простого утверждения: — У меня много сводных братьев и сестёр.

— Ты боишься спросить, изнасиловал ли я её, или остальных? Ты хочешь знать, что из этого — правда? — прямо спросил он.

Хэйли кивнула, не глядя на него. Однако она получила не тот ответ, которого ожидала.

— Всё так и было. Я никак не могу это оправдать.

— Почему ты хотел причинить им боль?

Тирион уставился в потолок:

— Я не хотел. Не могу оправдать содеянное, но я не думал о том, что делаю им больно. Глубоко в душе я, наверное, знал, но не осознавал это полностью. Они тоже не осознавали, по крайней мере, не сразу.

Его ответ сбил её с толку:

— Как они могли не знать? Ты хочешь сказать, что не брал их силой?

— Нет, — ответил он. — Я их заставлял. Использовал магию, чтобы изменить их чувства, переполняя их страстью, которую они считали своей собственной.

— Значит, ты их соблазнил, но на самом деле не насиловал, — сказала Хэйли.

Он видел её юность и наивность, которые пытались выставить его прошлые действия в более положительном свете, но Тирион прошёл слишком долгий путь, чтобы пытаться прикрыть свой грех столь тонкой завесой:

— Это было насилие, Хэйли. Я не причинял им физической боли, но отсутствие выбора — не то же самое, что выбор. Уверен, что если бы они были властны над собой, то ни одна из них не переспала бы со мной. Сейчас я об этом сожалею, но не могу притворяться, что это не было злым поступком.

Она приостановилась ненадолго, впитывая его слова, прежде чем снова заговорить:

— Они сказали, что она была… что моя мать, Эмили, что она была в тебя влюблена. Что она убила себя не от стыда, а из-за разбитого сердца.

У него сжалось сердце:

— Такие вещи люди говорят ребёнку, чтобы выставить события в лучшем свете. Она была одержима мной, Хэйли, из-за того, что я с ней сотворил. До того мы были друзьями, а потом… уверен, что этому в равной мере способствовали как стыд, так и какая-то приязнь, которую она могла ко мне испытывать.

— Почему я здесь? — спросила она, давая выход нараставшей в ней безнадёжной фрустрации, внушённой ей страхом и ужасом последних нескольких дней. — Почему это происходит? Я никогда не делала ничего такого ужасного. Я не делала никому больно. Что я такого сделала, чтобы это заслужить?

— Будет и хуже, — предостерёг он.

— Почему?! Это несправедливо, — воскликнула она, и по её щекам потекли слёзы гнева. — Я — не как ты!

— Из-за твоей силы… силы, которую ты унаследовала от меня. Мир несправедлив. Он полон зла и страдания. Существа, которым ты теперь принадлежишь, лишены понимания доброты или жалости. Другие живущие здесь люди, их рабы, хуже зверей. Здесь их растят на жестокости и муках.

Она смотрела на него мокрыми глазами, но в них ещё оставалась искорка надежды:

— Ты поможешь мне бежать? Отведёшь меня домой?

Он покачал головой:

— Не могу. — Коснувшись своего сплетённого из заклинаний ошейника, он указал на её собственную шею: — Эти штуки не позволяют нам бежать. Если ты уйдёшь слишком далеко без их разрешения, ты умрёшь. Если они решат, что ты проявляешь неповиновение, то могут просто приказать тебе умереть.

— Разве нельзя снять его магией?

— Могу, но это всё равно убьёт меня. Ничто из того, что ты пока можешь делать, его даже не повредит.

— Тогда в чём смысл всего этого? Тебе следует просто убить меня, — ответила она.

— Нет. Я не могу им помешать, но тебе помочь — могу. Могу дать тебе то, чего не было у меня, когда я только явился сюда.

— Что?

— Знание. — Он шагнул к ней, движимый поднявшейся в его сердце волной эмоций.

Она сжалась, отступив, и он остановился, вспомнив о том, что она боялась его.

— Когда меня только схватили, я находился в одиночестве, в страхе и в невежестве. Никто не говорил со мной. Я ничего не знал, и едва выжил в течение первого года. Теперь же у меня есть немного надежды. Я выторговал двадцать четыре часа, чтобы научить тебя тому, чему смогу. Если повезёт, то этого хватит, чтобы сохранить тебе жизнь. Я покажу тебе…

— Почему только двадцать четыре часа? — перебила она.

— Роща, которая тобой владеет — не та, что владеет мной. Они — соперники. Боясь, что я ослаблю или убью тебя, они не хотят позволять мне проводить с тобой много времени, — объяснил он.

— Это же бессмыслица какая-то, — воскликнула она.

— Я дам тебе столько знаний, сколько смогу. Тебя заставят сражаться. Я покажу тебе, как создавать щит, как защищаться, как убивать…

— Нет! Не буду я сражаться, и убивать за них я не буду. Они не могут заставить…

— Будешь! — перебил он. — Либо будешь убивать, либо умрёшь.

— Я не могу. Я же не боец. Я не хочу никому делать больно, — упрямо возразила она.

Видя её, слушая её, Тирион ощутил, как в нём закипает гнев. Проведённые в борьбе за выживание годы, и перенесённые за это время пытки, убедили его в обратном. Он хотел ей помочь. Стоявшая перед ним девушка была его плотью и кровью. Её даже вырастили его собственные родители. Она была ему небезразлична, однако все её слова были лишь слабыми жалобами. С тем же успехом она могла бы умолять о смерти.

У него зачесались руки, и он ощутил, как напряглись его плечи. Тириону хотелось выбить эти слова у неё изо рта. «Научить её боли, научить её гневу, пока они не научили её страху и смети».

Ему потребовалось усилие воли, чтобы удержаться. «Не так меня воспитывали. Зачем её бить?». Этих мыслей было недостаточно. Он более не был Даниэлом Тэнником. Тот человек был слишком мягким, и не мог ей помочь. А Тирион — мог.

— Говори что хочешь, — сказал он чуть погодя. — Я буду тебя учить, а ты будешь учиться. Сперва ты должна научиться создавать вокруг себя щит.

— Я не собираюсь… ай! — окончила она своё предложение внезапным вскриком.

— Щит не позволит мне так делать. Ты научишься, или я продолжу, и каждый раз боль будет сильнее и острее, — сказал он, скрипя зубами. — Ты меня понимаешь?

Хэйли уставилась на него, внезапно побледнев. На её лбу начал проступать пот, а взгляд изменился. Там, где раньше был вызов, теперь был страх. Она кивнула.

— Хорошо. Твой разум, — постучал он себе по виску, — является самой действенной защитой, а также самым действенным оружием, из всего, что у тебя есть. Ты должна развить своё воображение. Чтобы создать щит, тебе нужно мысленно представить барьер между собой и остальным миром. Он может иметь любые очертания и форму, облегать твою кожу, или окружать тебя подобно пузырю. Попытайся его создать, закрой глаза…

Тирион работал с ней не один час, прежде чем один из безымянных появился, принеся еду — маленький поднос с двумя мисками. Безымянные были людьми-рабами, которых сочли недостойными сражения на арене. Ши'Хар давали рабу имя лишь после того, как тот проходил инициацию, убив своего первого противника.

Вошедший молодой человек был худым и неуклюжим. Как и все жившие в Сабортрэа люди, он был магом, но для магическом взора Тириона он выглядел очень слабым. Неудивительно, что его низвели до нынешней роли мальчика на побегушках. Тирион встал у него на пути прежде, чем тот успел удалиться после того, как оставил им еду.

— Мне нужно, чтобы ты передал для меня послание, — сказал он человеку.