Мой магический взор пока не функционировал. Я спал с закрытым разумом, поскольку так было безопаснее. Это не давало полной гарантией того, что мои способности архимага не создадут мне проблем, но это, похоже, сводило риск к минимуму. Вместо того, чтобы раскрывать свои волшебные чувства, я решил открыть для себя это утро помедленнее. Потянувшись через кровать, я нашёл рядом бедро Пенни, тёплое и мягкое.

«Это хороший знак», — подумал я, пододвигаясь к ней поближе.

Что-то заскулило.

Это заставило меня остановиться. Скулёж не входил в мой список ожидаемых утренних событий. Я приоткрыл глаз как раз вовремя, чтобы поймать им что-то тёплое и мокрое, заставившее меня наморщить лицо и крепко зажмуриться.

— Какого чёрта?

Я раскрыл свой магический взор, одновременно вытирая лицо, и глядя сквозь пальцы. Между мной и Пенни лежало маленькое, пушистое животное.

— Разве он не милый? — проворковала Пенни. Очевидно, она ждала. Пока я проснусь.

Это был щенок. Он вилял своим коротким, задранным как бублик хвостом, и пытался снова лизнуть меня в лицо. Я отважно защищался, пытаясь сесть. Если этим утром и будут какие-то игры, то совсем не такие, на которые я надеялся.

— Откуда он взялся? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Это был подарок от нового короля Данбара. Ну разве он не очаровашка?

— Да уж, — согласился я.

— Возьми его на руки. Он хочет, чтобы ты его любил, — приказала она.

И — да, это был приказ. Никогда не позволяйте женщинам ввести вас в заблуждение. Когда они говорят что-то погладить или потискать, то это именно приказ. Если отказаться, то окрестят «брюзгой», или ещё чем-то неприятным.

Фальшиво демонстрируя лёгкий энтузиазм, я поднял щенка к своей груди, и погладил его по голове, при этом обдумывая, как я могу покарать Джеролда Ингэрхолда Данбарского. Очевидно, он это сделал злонамеренно, чтобы нарушить мою тихую жизнь. Вознаграждён я был новым лизанием, и у меня потеплело в груди.

— Ну и ну! — захихикала Пенни. — Он на тебя написал!

Я одарил её своим лучшим страдальческим взглядом:

— Ну, дети же так делают, разве нет? Почему бы тебе не обнять меня? — Я подался в её сторону с озорным блеском в глазах.

Пенни была слишком быстрой. Она встала и спрыгнула с кровати быстрее, чем я успел закончить этот жест.

— Может быть — после того, как ты поменяешь себе рубашку.

Вздохнув, я одарил щенка серьёзным взглядом:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я менял рубашку, а?

— Его зовут Ха́мпфри, — сказала Пенни.

Жизнь была идеальна. Я только недавно сокрушался о том, что мои дети все стали слишком взрослыми, чтобы писать на людей. Теперь у нас появилась собака.

— И никакого имя получше ты придумать не смогла? — спросил я.

— Мойре понравилось, — объяснила моя жена. — Знаю, что ты этого не ожидал, но она любит животных. Я надеюсь, что он пойдёт ей на пользу.

— Она может делать магических собак одним лишь усилием мысли, — возразил я. — Собак, которые могут говорить, и ни на кого не писают.

— Это совсем не то же самое, — сказала Пенни.

Наверное, она была права. Поставив малыша Хампфри на пол, я снял свою ночную рубашку, и использовал свою силу и воду из умывального таза, чтобы помыть себе грудь.

Хампфри наблюдал без комментариев.

Закончив, я направился к двери:

— Идём, Хампфри, давай-ка позавтракаем. — Щенок проковылял несколько футов, а затем сел, испустив слегка встревоженный визг. Судя по всему, искусство следования за кем-нибудь он пока ещё не освоил. Я вернулся, и взял его на руки: — Очевидно, тебе ещё многому нужно научиться, — сказал я ему. — И если ты умный, то будешь внимательно меня слушать. Местные женщины научат тебя плохому.

— Очень жаль, — сказала Пенни. — Тебе полагается сегодня проверять ход работ над привратной крепостью в Хэйлэме. Хампфри придётся остаться здесь, и учиться трюкам у девочек.

Мне не хотелось об этом вспоминать.

Добраться в Данбар теперь было несложно, благодаря Мировой Дороге. После того, как моя дочь устроила восстание, в ходе которого убили их одержимого машиной короля, новый взошедший король оказался иного мнения насчёт открытия страны миру. Конечно, она почти единолично его королём и сделала, так что он вполне мог считать, что задолжал ей пару услуг.

Как бы то ни было, Данбар согласился позволить мне открыть одни из врат Мировой Дороги рядом с их столицей, городом Хэйлэм. В общем и целом, это было хорошим решением. Ворота позволяли фермерам и торговцам продавать свои товары в самых разных точках Лосайона, Гододдина и, теперь, Данбара. Неминуемым результатом этого было процветание.

Конечно, были и меры предосторожности. Одним из аргументов в пользу моего замысла была безопасность. Большая часть Мировой Дороги располагалась под землёй, в Лосайоне, и охранялась мощными укреплениями. Из центрального места в этом укреплении можно было в любой миг закрыть любые из двадцати трёх ворот (некоторые ещё не использовались). Достаточно было отдать команду, и массивные каменные монолиты съезжали под действием сделанных мною чар вниз, наглухо закрывая вход.

Эти камни были созданы так, чтобы их нельзя было остановить, и, насколько я знал, так и было. Один из них убил моего лучшего друга, Дориана Торнбера. Я изо всех сил старался не думать об этом каждый раз, когда выходил на подземную дорогу.

Можно было закрывать не только ворота — сама дорога была кольцом, и могла делиться на секции, каждую из которых можно было перекрыть в случае, если захватчики сумеют пройти через одни из ворот. После перекрытия дорогу можно было затопить с помощью зачарованных врат, которые вели к порталу, помещённому мной в океане. Если и этого оказывалось мало, моя крайняя мера была ещё суровее. Ещё одни круглые ворота вели в подземный резервуар с магмой. После использования этой меры Мировая Дорога достигнет конечной точки своего существования.

После жизни, полной опасностей, я стал осторожным человеком.

Конечно, как я позже узнал, чрезмерная осторожность тоже могла быть ловушкой. Мой замысел, мои меры предосторожности — всё это было использовано в попытке убить мою семью, и лишь жертва, принесённая моим лучшим другом, спасла их.

— Чёрт побери, — выругался я, утирая щёки. — Я же не собирался об этом думать.

Так бывало каждый раз, когда я шёл по Мировой Дороге. Будучи под землёй, можно было бы ожидать в ней темноту, но это было не так. Она была ярко освещённой, почти весёлой. Зачарованные потолочные светильники были частью моего проекта.

Шагая по дороге, я миновал несколько телег, кивая возчикам. Они, конечно же, понятия не имели, кто я такой. Разумеется, я всегда путешествовал инкогнито, и иллюзия в этом сильно помогала. Сегодня я был седобородым фермером, или, быть может, ремесленником. Достигнув своей цели, я сниму иллюзию, снова став видным и хорошо одетым Графом ди'Камерон.

Личина мне требовалось, наверное, на четверть часа. Промежуточная станция в Замке Камерон имела круг, который вёл прямо в главную башню, находившуюся над Мировой Дорогой. Оттуда мне требовалось лишь спуститься по длинной лестнице, а затем пройти где-то четверть мили по самой дороге, до новых ворот, которые вели в Хэйлэм.

В прошлом Пенни настаивала на том, чтобы я путешествовал с охраной, но я сумел ей доказать, что одному и под личиной мне путешествовать безопаснее. Личина мне на самом деле не была нужна — мне просто не нравились поклоны и формальности, которые неминуемо следовали после того, как люди меня узнавали.

Я приостановился, проходя мимо ворот в Ланкастер. Теперь их назвали Воротами Дориана. Никакого официального указа мне издавать не потребовалось, люди просто начали их так называть. «И правильно», — печально подумал я. Как обычно, я взглянул вверх, посмотрев на треугольную нижнюю кромку монолита, раздавившего моего друга.

Следов на нём не было. Его целостность не вызывала сомнений. Даже алмазное тело моего лучшего друга не смогло оставить на камне царапины. Раньше тут было немного белой пыли, останков его раздавленного воротами тела, но теперь и её не стало.