Его первое убийство было плодом отчаяния и удачи. Лишь потом, когда он научился по-настоящему ненавидеть Ши'Хар и их надзирателей, он нашёл в себе волю уничтожать своих противников без колебаний, без угрызений совести или сострадания.

И он знал, что подростки, которых он привёл из Колна, были далеки от понимания такой брутальной реальности. Их не пытали так, как пытали его. Они не пережили то, что пережил он, и хотя некоторые из них могли пережить свой первый бой на арене, большинство из них определённо не выжили бы.

Но он никак не мог убедить в этом Кэйт.

— Когда ты выйдешь из этой комнаты, то будешь смотреть в пол, и всем своим видом покажешь, что я сделал с тобой что-то ужасное…

— Нет. Я не буду участвовать в твоём больном плане. Если хочешь, чтобы я выглядела побитой, или изнасилованной, или как-то ещё… то тебе придётся сделать это со мной. — Кэйт с вызовом подняла голову.

На миг он испытал искушение, но был слишком удручён, чтобы поддаться ему. Вместо этого ему в голову пришла иная мысль:

— Значит, у тебя есть два варианта, — сказал он ей. — Можешь выйти отсюда, и раскрыть моё притворство, и тогда я удвою число болезненных уроков, которые я им преподам. Или ты можешь опустить голову, и притвориться побитой, и тогда я ограничусь одним предметным уроком в день.

— Трус, — был её ответ. Развернувшись, она подошла к двери, но остановилась, когда обнаружила, что не может её открыть. — Выпусти меня.

Произнеся слово, он снял чары, запечатывавшие комнату.

Кэйт распахнула дверь, и выбежала наружу, опустив голову и всхлипывая. Она казалась очень убедительной. Если бы он сам не знал правды, то обязательно бы купился на её игру. Даже её аура была в беспорядке. Она была актрисой до глубины души.

— Что случилось, Кэйт? — послышался взволнованный голос. — Что он с тобой сделал? — Тириону потребовалось немного времени, чтобы опознать говорившего. «Дэвид».

Молодой человек поспешил за ней, пытаясь её успокоить, пока она быстро покидала дом.

«У него не будет никаких проблем с поиском причин меня ненавидеть», — подумал Тирион, но эта мысль не принесла ему удовлетворения.

Дни шли полным боли чередом учёбы и невзгод. Однако ситуация для детей Тириона не была совсем тёмной. У них были братья и сёстры. У них были совместные трапезы и росшее чувство товарищества. У них была Кэйт, напоминавшая им о доме, и теперь ставшая им заменой матери, но по большей части у них был общий враг.

Его уроки были трудными. Тирион выдавал им новые задания, а затем выжимал из них всё, доводя их до провала. Иногда провалы были достаточно весомыми, чтобы становиться наказанием сами по себе — например, когда он давил на них до тех пор, пока их щиты не ломались, после чего они на своём опыте испытывали шок отката. В других случаях наказание приходило в тот момент, когда они этого не ожидали, когда Тирион решал, что кто-то из них недостаточно успешен.

Между уроками они за ним наблюдали. Он чувствовал на себе их взгляды каждый раз, когда выходил из своей комнаты. Мимолётные боязливые взгляды и, порой, полные ненависти долгие взгляды стали нормой. Как он и предсказывал, их страх дал обильный урожай гнева и неприязни, за исключением Гэйбриэла Эванса.

Гэйбриэл отнёсся к своей новой власти серьёзно, и хотя Тирион подчёркнуто применил на нём красную плеть минимум один раз, мальчик продолжал сохранять серьёзность, и, быть может, даже верность Тириону. Он превосходно показывал себя во всех выдаваемых им упражнениях, и умел крепко фокусироваться, но Тириона он всё равно беспокоил.

— Он хочет угодить тебе, — сказала Лэйла, когда они разговаривали как-то вечером.

Тирион кивнул:

— Это меня и беспокоит.

— Он силён, и первые матчи — против юнцов из загонов, — напомнила Лэйла. — Большинство из них слабы, и он скорее всего победит.

— Мне недостаточно «скорее всего», — сказал Тирион. — Я хочу быть уверенным в том, что все они выживут.

— Почему ты так одержим заботой о том, чтобы все они победили? — спросила она.

— Они — мои дети, — сказал он ей.

Надзирательница пожала плечами:

— У тебя их много — одним больше, одним меньше, особой разницы не будет.

— Если бы у тебя были дети, то ты, быть может, поняла бы лучше.

— Я уже дважды рожала, — ответила она.

Тирион удивлённо посмотрел на неё:

— Я этого не знал. И долго тебе позволили их держать?

— Час, — ответила она. — После первого кормления грудью их забирали, и дальше их вскармливали безымянные.

— Они ещё живы?

Лэйла опустила взгляд, копая землю носком сапога:

— Я не знаю. Как только они оказываются в загонах, лишь инструкторы знают об их дальнейшей судьбе, или о том, доживают ли они вообще до зрелого возраста.

— Мне жаль, — сказал Тирион.

— Не стоит, — сказала надзирательница. — Их отцы мне не нравились.

Он знал, что эти беременности были намеренными. Рабские ошейники Ши'Хар не позволяли ничего близкого к нормальному совокуплению, чтобы их скот не плодился бесконтрольно. Если Лэйла забеременела дважды, значит её выбирали для размножения. Судя по тому, что Тирион слышал, процесс был лишён воображения — будущей матери просто приказывали перегнуться через перила, а выбранный отец, часто — надзиратель, или, порой, один из Ши'Хар, вносил свой вклад.

— Они были надзирателями?

— Ши'Хар, — ответила она.

После этого Тирион свернул этот разговор, не зная, что говорить дальше.

Неделя почти миновала, когда Кэйт стояла за столом, нарезая овощи, готовя ужин, хотя они даже пообедать ещё не успели. Обед был готов, его оставалось только съесть, и до ужина ещё оставалось много дел, поэтому она начала заранее.

Из окна перед ней открывался вид на передний двор дома, и она видела как подростки занимались упражнениями с решимостью на лицах. Трудно было поверить в демонстрируемый ими уровень концентрации, если только не знать, какого рода наказание ждало любого, чьи успехи будут сочтены неудовлетворительными. Её взгляд упал на ходившего вокруг них мужчину, и её глаза сузились.

«Как он дошёл до такого?» — гадала она.

Даниэл был наиблаговоспитаннейшим мальчиком, доброй душой… когда-то. В юности он был её вдохновением. То, как он обращался с ягнятами, как заботился об овцах, как обращался с собаками — всё это показывало ей человека, обладавшего редкостным состраданием. Вот, почему она его любила — его музыка была лишь чудесной надбавкой.

Вернувшись в первый раз, после нескольких лет отсутствия, он изменился, но сердце его никуда не делось, крепко связанное и хорошо скрытое. То, что он перенёс, изменило его, но несмотря на это, доброта в нём оставалась. Он носил свой гнев подобно плащу, прикрывая им свою слабость, но не позволяя поглотить себя.

«Теперь же он — полная противоположность, его редкая доброта подобна тонкому покрову, скрывающему ярость в его сущности».

Какой-то звук заставил её обернуться, неподалёку от неё стояла Лэйла.

— Разве ты не должна ему помогать? — спросила Кэйт.

— Моя очередь будет после обеда, — сказала высокая женщина, подходя ближе. Она провела ладонью по волосам Кэйт, а затем прочертила линию по её плечу.

Кэйт ощутила лёгкое возбуждение от её касания.

— Ну, хоть так, — сделала наблюдение она. — По крайней мере, ты их не мучаешь.

Лэйла пожала плечами:

— Я предпочитаю не взвинчивать себя. Сберегаю силы для… других вещей.

Подавшись вперёд, она уткнулась носом в шею более низкой женщины, глубоко вдыхая.

— Прекрати, — сказала Кэйт. — У меня слишком много дел, да и, к тому же, я не в настроении.

Надзирательница нехарактерно заскулила:

— Но я так изнываю.

— От меня пахнет луком.

Та сморщила нос, но не стала сразу сдаваться:

— Лук пахнет гораздо лучше, если его потушить над огнём.

Кэйт оттолкнула её:

— Я серьёзно. У меня дела. Найди кого-нибудь другого, чтобы занять тебя.