— Ты! Вы и Керэн почти всё время проводили в твоей комнате, занимаясь чем только заблагорассудится!

Керэн снова покраснела:

— Да не так всё было! Он был так же расстроен, как и остальные.

— А вот и не был, — возразил Мэтт. — Я тихо предавался воспоминаниям. Оплакивал её, если можно так сказать.

На миг глаза Керэн сверкнули, и она открыла было рот, но быстро захлопнула его, сжав губы.

«Она почти сказала, что он плакал», — пришёл ментальный посыл от Мойры, — «но заставила себя остановиться, чтобы не смущать его».

После этого разговор перешёл на более приятные темы. Мы с Мэттью сыграли несколько партий в шахматы, а остальные играли в карты. Короче, было здорово. У всех у нас это был лучший вечер с тех пор, как мы потеряли Пенни. Мы играли и беседовали, и наконец, когда стало совсем темно, все пошли спать.

Там моя радость и умерла — как только дверь закрылась за моей спиной, передо мной предстала пустая комната. Она была тихой и безмолвной, как могила.

Я разделся, и завалился в кровать, потушив магический свет тихим словом, и позволив тьме окутать меня. Наше брачное ложе стало местом холодного одиночества. Прошло какое-то время, и я заснул.

На следующее утро я проснулся с более привычной для меня энергией, по крайней мере — за последнее время. Умывшись, я оделся, и пошёл на кухню, где обнаружил Алиссу, уже начавшую готовить завтрак.

— Утро, — поприветствовала она меня.

— Утро, — отозвался я, после чего взял себя в руки, и решил заняться чем-то полезным.

— Тебе не обязательно это делать, — напомнила она мне, когда я поставил на огонь котелок с водой, для каши. — В конце концов, это же моя работа.

Покосившись на неё, я ответил:

— Хорошая сторона того, что ты — хозяин дома, заключается в том, что можешь делать всё, что вздумается. Сегодня я хочу помочь.

Алисса уважительно кивнула:

— Благодарю.

Когда завтрак был готов, я почувствовал, как в дом кто-то вошёл через портал в покои Королевы в Албамарле. Секунду спустя я узнал эйсар посетителя. Это была Роуз.

«Она что, на завтрак пришла?» — удивился я. Это показалось маловероятным. Мы не виделись со дня похорон, и учитывая то, как я с ней говорил при нашей последней встрече, я не был уверен, что жду от её появления чего-то хорошего. «Надо бы извиниться».

— Выглядите работящими, — сказала Роуз, заходя на кухню. Я стоял к ней спиной, поскольку давным-давно научился притворяться, что не замечаю других людей, пока те не заговорят со мной, или не окажутся в поле зрения. Людям становилось неуютно, если я всегда ждал их, когда они входили в комнату.

— Роуз, — сказал я, оборачиваясь. — Э… ты позавтракать пришла?

— Если у вас хватит еды, — вежливо ответила она. — В основном я пришла со всеми поздороваться. В конце концов, меня какое-то время не было. — Она была одета в зеленовато-голубое платье, переливавшееся серебряной вышивкой и скромной кружевной оторочкой. Оно идеально подходило под её волосы и глаза, но, конечно, она всегда носила одежду, которая ей шла. Меня никогда не переставало удивлять то, что кто-то мог быть настолько хорошо одетым в столь ранний час. Лично я хорошо если вообще был одет в такое время.

— Уверен, еды хватит, — сразу же сказал я, пока Алисса тайком добавляла в кашу ещё горсть овса.

— Доброе утро, — с зевком сказала Айрин, входя на кухню. Тут её взгляд упал на нашу гостью: — Роуз! — Она крепко обняла её. — Ты пришла!

— Что? — спросил я.

Айрин слегка покраснела, но Роуз быстро ответила:

— Рэнни напомнила, что мне следует заскочить к вам, когда была вчера в столице.

Мне следовало заподозрить, что этот визит устроила моя дочь, но я всё равно был удивлён. Наверное, всё потому, что в последнее время я слишком погрузился в себя.

— Ну, конечно же, тебе всегда рабы, — сказал я ей, пытаясь держать голос естественным, но мне было ясно, что слова мои прозвучали слегка деревянными.

Завтрак прошёл быстро, почти без разговоров, контрастируя с теплом прошлого вечера. Частично дело было в том, что стояло утро, и никто из нас на самом деле не был жаворонком — но мне показалось, что дело было и в присутствии Роуз. Она была ближайшей подругой моей жены, и теперь, в её присутствии, у нас у всех появлялось ощущение, что Пенни вот-вот объявится, чтобы с ней поболтать.

После завтрака Мэттью, Линаралла, Айрин и Керэн пошли в мою мастерскую, чтобы продолжить уроки чародейства и начать разбираться со скульптурами на эроллис. Алисса начала свою обычную уборку, а мы с Роуз остались наедине.

Мы уже не первое десятилетие дружили, прошли вместе через невообразимые опасности, и помогали друг-другу растить детей — однако от растянувшегося между нами молчания было почти больно. Я обнаружил, что верчу в руке чашку, а когда я наконец поднял глаза, меня поймал пронзительный взгляд голубых глаз Роуз.

Какое-то время я смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. В её взгляде было сострадание, разделяемая со мной печаль, и немало сочувствия — но губы её оставались крепко сжатыми. Она ничего не сказала.

Наконец я обрёл дар речи, и сказал то, что надо было сказать уже давно:

— Прости.

Учитывая ситуацию, испытываемый мною в тот день стресс, и горе от потери жены, многие просто простили бы мне прежнее нелицеприятное поведение обычным «забудь». Но не Роуз. Как бы больно мне ни было, мои слова в тот день были совершенно неприемлемы.

Она ответила искренне:

— Спасибо, но твои извинения не принимаются… по крайней мере, пока.

— Мне не следовало говорить то, что я тогда сказал, — добавил я. — Я не вкладывал в них душу.

Роуз вздохнула:

— Знаешь, что говорят про «истину в вине»? То же самое применимо к ситуациям, когда люди взвинчены. Мы говорим то, чего говорить не следовало — но это не делает наши слова ложью, хотя иногда нам хочется, чтобы они были ложью.

В тот день, будучи в припадке гнева, я сказал ей, что теперь, когда Пенни и все наши общие друзья были мертвы, не было никаких «нас», имея ввиду наши давно сложившиеся отношения. Очевидно, это никак не могло быть правдой — так на что она намекала? А, кого я обманываю. Я в точности знал, что имел ввиду я. Речь шла о невысказанном влечении, давно присутствовавшем в нашей дружбе. Оставаться другом Роуз, даже если это ни к чему так и не приведёт, было будто предательством по отношению к моей жене. Роуз была в этом не виновата, но именно по этой причине я на неё тогда окрысился.

Теперь это сделала уже она — бросила нелицеприятную истину мне в лицо. Как я мог на это ответить?

— Эм, Роуз, я правда не говорил тогда всерьёз. Я просто…

Она подняла палец, останавливая меня:

— Нет, Мордэкай, не надо пытаться это замять. Ты имел ввиду именно то, что сказал, поэтому нам надо с этим разобраться.

— С моей стороны было нечестно…

— Нет, это было нечестно — но суть не в этом, — парировала Роуз. — Суть в том, что ты боишься, что теперь, когда Пенни не стало, я восприму это как своего рода шанс. Ты что, действительно думаешь, что я все эти годы прожила вдовой потому, что сидела и дожидалась тебя, как стервятник какой-то? Думаешь, я ждала в стороне, притворяясь подругой Пенелопы, притворяясь, что люблю ваших детей, притворяясь вам другом — исключительно ради того, чтобы однажды выцепить тебя в качестве приза?

— Ну, нет, конечно же нет, — пробормотал я, не зная, что сказать. Я на самом деле не смотрел на это с такой точки зрения, но теперь, когда она всё так выложила, стало очевидно, что глубоко в душе я именно так и думал — сознательно или нет.

Тщательно контролируемые жесты Роуз начали показывать признаки стресса. Её пальцы дрожали, а глаза начали припухать.

— Именно это ты и имел ввиду. Ты вообще понимаешь, как трудно было оставаться здесь после смерти Дориана? Как больно было наблюдать за вами с Пенни, когда моя собственная семья была разбита? Я сделала это не из какого-то дурацкого романтического интереса! Я сделала это ради Пенни, я сделала это ради Грэма и Кариссы, и я сделала это для тебя и твоих детей тоже. И до того дня, когда ты сказал те слова, я ни разу об этом не жалела.