— Хотелось бы мне понимать, как это работает, — с завистью сказал Уолтэр.

— Мне тоже, — честно сказал Гарэс.

Земля продолжила трястись, пока, наконец, будто не скакнула у них под ногами, грозя обрушить их самодельный потолок.

— Вот теперь наверняка всё, — сказал Дорон с намёком на что-то вроде скрытой радости.

Мир утих, а затем их сотряс ещё больший удар. Прошли минуты, и ничего не происходило. Пенни думала о своих детях, и начала жалеть о своём решении. «Я дура. Мы умрём, и я ничего не добьюсь».

В своих воспоминаниях она услышала любимую поговорку Морта: «Дурость бессмертна». Внутри она была так взведена, что эта фраза, о которой она раньше почти не думала, едва не заставила её рассмеяться.

Тут-то и начались крики.

Первый был впечатляющим — мучительный вопль человека, которого пытают, но второй, донёсшийся полминуты спустя, был настолько громким, что казалось, будто умирает сам мир. Пенни сжимала уши ладонями, но это едва ослабляло звук. Что хуже, она узнала голос. К счастью, Уолтэр подправил свой щит, чтобы тот и звуки тоже глушил.

Тишина не принесла ей облегчения.

Время текло медленно, поскольку ничто не отмечало его течение. В их тёмном и беззвучном чреве мир перестал существовать. Лишённый внешних раздражителей, разум Пенни начал создавать образы и звуки, чтобы наполнить пустоту. Сперва они были маленькими — воображаемые шумы, или полууслышанные фразы, иногда сопровождаемые внезапным образом или мерцанием света, но с течением времени они стали всё более реальными.

— Всё кончено, — сказал Мордэкай, сидя рядом с ней.

Она проигнорировала эту иллюзию, ибо знала, что то обман её собственного разума.

— Прости, — добавил он.

— «За что? Ты не сделал ничего плохого», — мысленно возразила она.

— За всё, — сказал он, отвечая на её мысль, — за то, что многое скрывал от тебя в прошлом; за то, что не сумел тебя защитить; за всё. Я пытался сам со всем управиться, а теперь всё полетело к чёрту.

— Ты всегда был идиотом, но я не думаю, что это — твоя вина, — сказала она тогда. — Не ты же создал Мал'гороса.

Это вывело Уолтэра из его собственной задумчивости:

— Что?

— Ничего, — быстро сказала она ему.

— Но я ведь таки создал Мал'гороса, — сказал Мордэкай, продолжая. — Или, по крайней мере, дал ему силу, с которой всё и началось.

— «Ты говоришь о войне с Гододдином?» — безмолвно спросила она.

— Ты была там, со мной, ты помнишь, — печально сказал он.

— «У тебя не было выбора».

— Выбор всегда есть, Пенни, — тихо сказал он. — Просто мы иногда его не видим.

— «Что бы ты выбрал сейчас, если бы мог всё это изменить?»

— Быть дома, с тобой, наблюдая за тем, как ты причёсываешь волосы, слушая детей, болтающих в кроватях в надежде на то, что мы подумаем, что они уже спят.

Последняя ремарка была для неё уже слишком, и она замотала головой:

— Пожалуйста, Уолтэр, впусти сюда немного света. Думаю, я схожу с ума.

Гарэс тоже согласился:

— Я тоже устал смотреть в лицо своим фантомам. Просто дай нам посмотреть одним глазком.

Сперва Уолтэр вернул внешние звуки, ожидая, чтобы удостоверится в том, что наверху всё было тихо. Гарэс сдвинул их земляную крышу в сторону, и затем Уолтэр начал впускать к ним немного света и, что важнее, небольшое количество эйсара.

— Мал'горос переместился. Я чувствую, что его присутствием теперь разит от замка. Их щит, похоже, тоже разрушен, — сказал Гарэс. — Он довольно далеко — вероятно, ты можешь снять невидимость.

— Я всё ещё ничего не чувствую, — сказал другой волшебник.

Убеждать его долго не пришлось, хотя Уолтэр всё равно снимал их сокрытие постепенно. Они выбрались из своей тёмной ямы в мир, выглядевший так, будто его скребла гигантская рука.

— Есть какие-нибудь следы Мордэкая? — нервно спросила Пенни.

— Нет, — сказал Гарэс тоном, не терпящим сомнений. Рыжеволосый архимаг был уверен в своих чувствах.

Осторожно ступая по истерзанной земле и перевёрнутым камням, они начали двигаться в том направлении, где произошла битва. Они прошли несколько сотен ярдов, когда Гарэс снова заговорил:

— Я что-то вижу.

— Что? — спросила Графиня.

— Тело, — ответил он. — Наверное, это он. Там так мало эйсара, что издалека я ошибочно принял его за землю.

Сузив глаза, Уолтэр вставил:

— Я чувствую тело, но эйсара там нет.

Рыжеволосый архимаг уже шагал вперёд:

— Он есть — только та маленькая капля, из которой состоит заклинательное плетение внутри него. Ты почувствуешь её когда мы приблизимся.

Они нашли его лежащим на гладком камне, вывернутым из земли во время боя. Его тело лежало навзничь, глаза без всякого выражения смотрели в небо, и хотя тело было в целости, оно было истерзанным и рваным. Кожа и плоть выглядели так, будто их кусал какой-то дикий зверь, но крови не было. Это была сухая и повреждённая оболочка человека, который умер уже более года тому назад.

Я, Мордэкай Иллэниэл, очнулся.

Глаза мои уже были открыты, но до этого момента я не мог видеть сквозь них. Мои уши также начали докладывать мне о звуках, и я постепенно осознал, что кто-то шёл ко мне — несколько кого-то, если быть точным.

Небо надо мной было ярко голубым. Солнце снова сияло теперь, когда чёрная атака Мал'гороса прекратилась. Моё тело чувствовалось одеревеневшим, будто оно было сухим и затёкшим. Я вяло попытался шевельнуть рукой, но ничего не произошло.

«В прошлый раз я не очнулся, пока моё тело не впитало достаточно эйсара, чтобы восстановиться», — подумал я, вспоминая тот день, когда я очнулся под горкой из мёртвых насекомых. Однако само воспоминание было как сон, будто тогда просыпался кто-то другой. Сейчас же я ощущал себя гораздо более самим собой.

Голова рыжеволосого человека на миг заслонила солнце, глядя на меня сверху вниз. Он выглядел смутно знакомым, но мне трудно было его опознать. Он вышел из моего поля зрения, но мои глаза не могли уследить за ним. Осознав наличие у себя магического взора, я ощутил, как он шагнул назад, поближе к сопровождавшим его людям.

«Это Дорон, Миллисэнт, Карэнт, Уолтэр… и Пенни». Богов было легко узнать по их мощному эйсару, но Пенни и Уолтэр стали для меня неожиданностью. Незнакомец ощущался похожим на Гарэса, но его эйсар был немного иным. «Что здесь делает Пенни?!»

Мысль принесла с собой шок страха и тревоги. Пенни должна была прятаться. Она должна была находиться в безопасности, по крайней мере — на время. Запаниковав, я попытался заговорить, но мои губы, конечно, отказывались двигаться.

— Что это было? — сказал незнакомец, наклоняясь ближе ко мне.

Пенни тоже подалась вперёд. Её эйсар был тёплым, в отличие от эйсара незнакомца, и хотя он лучился мощным эйсаром, ко мне будто бы взывал именно её собственный.

— Оно каким-то образом очнулось, — заметил человек. — Я чувствую сознание.

— Оно?! — сказала Пенни, несколько оскорблённое таким обращением.

— Оно, — повторил он. Его голос звучал до безумия знакомо: — Этот симулякр, считающий себя твоим мужем, — добавил он для пояснения.

— Ты сказал, что он не может умереть из-за заклинательного плетения, — напомнила Пенни.

— Умереть — да, — сказал незнакомец. — Он не можем умереть. Что озадачивает меня, так это его сознание.

— Почему? — спросила она его.

— Потому что неотъемлемая часть эйсара — это сознание, — тщательно объяснил он. — Оно есть у всего, даже у камня, на котором он лежит, но тип сознания определяется уровнем эйсара.

Указав на землю, он заговорил, будто читал лекцию:

— Возьмём, к примеру, землю под нами — её эйсар очень мал в перерасчёте на унцию или фунт. Она едва что-то осознаёт, но в совокупности получается огромное сознание. Оно настолько далеко от тебя или меня, что является для нас почти полностью чужеродным, — объяснил он. Переместив руку, он указал на моё тело: — Однако это тело содержит немногим больше эйсара, чем камень, на котором оно покоится. Магический разум, который им управляет, не должен быть в сознании.