— Простите, вы на самом деле не виноваты. Не буду вам мешать в поисках вашего друга, — развернулся он, и направился обратно внутрь, но он явно был расстроен.

— Позвольте мне рассказать вам подробнее, на случай если вы передум… — начал я, но дверь закрылась прежде, чем я закончил. На миг я тупо уставился на неё. Я надеялся узнать больше. «А, к чёрту», — подумал я. Я снова постучал в дверь.

Её открыла Лилли, и на этот раз она не потрудилась прятаться за дверью:

— Простите. Питэра эта работа не интересует.

— Вот, позвольте мне хотя бы дать вам адрес, на случай если он передумает. У них может и для вас найтись работа, — предложил я.

Выражение её лица стало твёрже:

— Никто из нас никогда, ни за что не будет работать на этого ублюдка, — ровным голосом сказала она, и в нём прозвучала сталь.

Мой обман подошёл к концу, и не было особой надежды, что я смогу ещё что-то из них вытянуть, поэтому я осмелился задать прямой вопрос:

— Но почему нет?

Тут выражение её лица изменилось — это была не пылающая ярость, которую я видел, когда она взглянула на меня первый раз… это было выражение отчаяния, смешанного с презрением, более холодный гнев, которым можно было поделиться с незнакомцем.

— Он убил нашего дела, — холодно сказала она, а затем захлопнула дверь. У меня не было никаких сомнений в том, что теперь разговор был окончен.

Долгий миг я стоял неподвижно, прежде чем повернул прочь. По мне прокатился озноб, оставив меня онемелым, когда я пошёл в сторону дома. «Он убил нашего деда», — снова и снова говорила она у меня в голове. Я не был уверен, кем был её дед, но во мне зародилось чувство глубокой вины. Я многих людей убил, но лишь немногих из них я знал по именам.

Я шагал, не обращая внимания на направление, бесцельно бродя, пока мои мысли бегали кругами. «Он убил нашего деда». Я задумался, сколько семей проклинали меня и в Гододдине тоже — тамошних мужчин я убил гораздо больше. Предполагая, что там выжили хоть какие-то семьи, чтобы меня ненавидеть, учитывая утверждения Мал'гороса о том, что он принесёт в жертву семьи любых убитых мною солдат.

Воспоминания прошлого года гонялись друг за другом у меня в сознании, воспоминания об умерших людях. «Это — резиденция Такеров», — сказала она. «Такер!» — внутренне закричал я, вспомнив. «Джонатан Такер!»

Когда я в прошлом году явился «освободить» товары с королевского склада, я использовал свою силу, чтобы уничтожить стальные ворота, и по невнимательности убил старого охранника. Тяжёлый металл створок ворот отбросило назад с невероятной силой, полностью отрубив ему голову. Метка, пришитая к его рубахе, гласила: «Джонатан Такер». Неужели я только что встретил девушку, которая эту метку вышила? У меня в голове, терзая меня, образовался непрошеный образ тринадцатилетней девочки, усердно работавшей над латанием дедушкиной рубахи.

Имелись ли у них другие родственники? Был ли старик их единственным источником дохода? Был ли молодой Питэр теперь в отчаянии, ища работу, чтобы поддержать свою сестру? Эти и многие другие вопросы терзали мою совесть. Даже если я хотел помочь им, они не примут мою помощь. Я шагал без цели или направления ещё час, прежде чем наконец принял твёрдое решение найти способ им помочь.

Это не стёрло из моего сердца чёрное облако, но дало мне цель достаточную, чтобы наконец вернуться домой. Харолд был очень рад видеть меня — в том смысле, что был довольно сильно расстроен. Но поскольку я был его лордом, он был обязан держать большую часть своего мнения при себе, и когда он увидел моё лицо, то понял, что ему лучше не докучать мне насчёт того, как я его бросил.

Я проигнорировал его вопросы, и уединился в своей комнате, заперев за собой дверь. Потом я долго пялился в потолок.

Следующий день начался примерно так, как я и предполагал. Роуз и Марк были в хорошем настроении, и чувствовали себя слишком уж разговорчивыми. Я игнорировал их в течение почти всего завтрака. В конце концов, конечно, они устали от моей молчаливости, и стали задавать более прямые вопросы. Я подозревал, что Марк подождал бы — он знал меня достаточно хорошо, чтобы распознавать мои настроения, но Роуз с этим мириться отказывалась.

— Ты расскажешь нам, что не так, или будешь весь день тяготиться? — наконец сказала Роуз.

Моим первым импульсом было огрызнуться на неё. Я очень сильно хотел сделать кому-то больно, дать волю эмоциям, но я этого не сделал. Вместо этого я напомнил ей о той ночи, когда мы устроили налёт на склад, и об убитым мной человеке. О том, кого она потом предложила спрятать.

— Ты всё ещё винишь себя за что-то, случившееся более года назад? — перебила она.

— Нет, если ты позволишь мне закончить, то я тебе скажу, — с некоторым раздражением выдавил я. — Я сомневаюсь, что ты помнишь, но убитого мною той ночью человека звали Джонатан Такер.

Она начала спорить об использовании мною термина «убитого» — я видел это по её лицу, когда она раскрыла рот. К счастью, Марк остановил её, приложив палец к её губам. Какой бы умной Роуз ни была, суть проблемы она не уловила.

— Вчера я встретился с его внуками, — наконец сказал я, и замолчал. Они оба поражённо уставились на меня. Роуз приложила ладонь к своему рту с таким ярким выражением шока, какое я никогда за ней прежде не помнил. — Их зовут Питэр и Лилли Такер, и они питают ко мне пылкую ненависть. Питэр приходил вчера на церемонию, ища возможности вогнать в меня нож, но сестра заставила его пойти домой.

— Откуда ты узнал их имена? — спросила Роуз.

— Я взял себе внешность другого человека, и последовал за ними домой, — ответил я, и затем описал им имевшийся у меня тогда разговор.

Марк восхищённо присвистнул:

— Очень сметливо с твоей стороны, друг мой.

— Но это всё же никак не помогает мне помочь им, — ответил я. — Судя по всему, они отчаянно нуждались в деньгах, и я не думаю, что у кого-то из них есть источник дохода.

Роуз встала, и взяла меня за руки.

— Встань, — строго сказала она. Я послушался, не будучи уверенным, что она задумала, но после того, как я встал, она меня обняла. Затем она поднялась на цыпочки, и поцеловала меня в щёку: — Ты — милый человек, Мордэкай, и я вижу, почему Пенни тебя любит, но ты не можешь взваливать себе на плечи вес всего мира.

Я обнял её в ответ, и затем ответил:

— А что я, по-твоему, должен делать? Игнорировать их?

Она меня не отпустила:

— Нет, позволь мне об этом позаботиться. Я знаю город, и у моего отца здесь есть ресурсы, чтобы помочь им. Я позабочусь о том, чтобы их судьбы изменились к лучшему, и им совсем не надо знать, что причиной этому был ты, — сказала Роуз, и я почувствовал вокруг себя ещё одну пару рук. Маркус присоединился к объятьям.

— Я поддерживаю идею леди, — сказал он.

— Ладно! — с некоторым раздражением ответил я, стряхивая их с себя. Было невозможно впасть в отчаяние с такими друзьями. — Я хочу знать всё, что ты выяснишь, а также то, как ты им помогаешь, — сказал я Роуз.

— Естественно, — сказала она. — Можешь доверять моей осмотрительности.

Из коридора донёсся стук. Дверь в столовую была открыта, но Харолд постучал в дверной косяк, давая нам знать, что входил, поскольку мы, судя по нашему виду, вели личную беседу. Я не мог не отдать ему должное: при всей своей мускульной силе Харолд по тактичности не уступал никому, кого я когда-либо знал.

— Простите, — сказал он, входя. — Надеюсь, я не прервал вас, но я ужасно голоден.

Марк ответил:

— Нет, входи, и ешь. Тебе тоже следует всё это услышать, — сказал он, указал на стул, и подвинул в сторону Харолда тарелку с сосисками. Мы с Роуз тоже сели, и за несколько минут они с Марком передали Харолду суть нашей беседы.

— Так вот, зачем вы сбежали и оставили меня вчера, — сказал Харолд, когда они закончили.

— В целом примерно так и было, да, — сказал я ему. Я видел, что он всё ещё был расстроен. Ему, наверное, было трудно найти способ выразить свой гнев по отношению к своему синьору. Честность, чистота и уважение к моему положению вели тяжёлую битву в его голове.