— Как ты и сказал, я знаю всех моих клиентов, но несколько недель назад появился новый — женщина примерно моего возраста, — начала портная. — Она купила четыре платья, два — для себя, и ещё два — для более молодой девушки. Но девушку я не видела — она приходила одна.

«Две женщины?»

— Как она выглядела? — спросил Чад.

— Коричневые волосы, начинают седеть. — Она вытянула ладонь, показывая рост женщины. — Примерно такого роста, с серо-голубыми глазами.

— Как она назвалась?

— Никак, — ответила Присцилла. — Но платья взяла с доставкой на дом. У меня в лавке есть её адрес, если хочешь.

— Хочу, — мгновенно ответил он. — Но я удивлён. Почему ты мне поверила?

Она какое-то время смотрела на его плечо, будто размышляя, и ответила:

— Я хорошо умею судить о людях. Ранее ты солгал, когда назвался двоюродным братом Хэма, но на виски ты клялся всерьёз.

Охотник почувствовал, как его щёки начали румяниться:

— Нет уж, постой-ка, только потому, что…

— Это ты вылил в окно содержимое горшка, — бросила обвинение она, сверкнув сдержанным гневом во взгляде.

— Я ж сказал уже — не я это был! — объявил он.

Портная ткнула в его куртку, в место, где хранилась фляжка:

— Тогда поклянись на лучшем от МакДэниела, — бросила она вызов.

Это его окоротило. Он не собирался порочить память Джо МакДэниела, принося ложную клятву на своём сокровище. Чад сдулся, тяжело вздохнув:

— Ладно, поймала ты меня.

Присцилла кивнула:

— Хорошо. Ты признался. Лгать — плохая привычка. В будущем тебе следует этого избегать. — Затем она пошла дальше. Когда охотник не сразу последовал за ней, она оглянулась: — Ты идёшь?

Он поспешил её догнать, и вместе они пошли чуть в гору, в сторону Высокой Улицы, где располагались заведения, куда часто заходили богатые и благородные. Чад подавил в себе желание присвистывать на ходу, вместо этого направив своё внимание на окружение. Даже стражники в этой части города стояли более прямо, и из-за этого он чувствовал себя несколько смущённым.

— Вон, впереди — это моя лавка, — сказала Присцилла, указав на магазин с аккуратным фасадом и хорошо сделанной вывеской, на которой было не только изображение красного платья, но и надпись внизу: «Наряды Бэлл».

Он с любопытством бросил на неё взгляд:

— Бэлл?

— Моя мать, — проинформировала она его. — Лавку я унаследовала от неё.

— А, — неопределённо сказал он. Пока они заходили внутрь, его взгляд проходился вверх и вниз по улице, и он с трудом удержался от порыва натянуть шляпу пониже. Когда они зашли внутрь, он подождал, пока дверь закроется, прежде чем повернуться к Присцилле: — Снаружи наводчики.

Она выглядела сбитой с толку:

— Наводчики?

— Два пацана и мужчина, — объяснил он. — Они были расставлены, чтобы приглядывать за твоей лавкой. Ты в последнее время нажила себе каких-нибудь врагов?

Присцилла странно на него посмотрела, роясь в коробке за стойкой:

— Ты параноик. Я шью одежду. Если я кого-то расстраиваю, они просто требуют вернуть деньги, или чтобы я переделала работу.

— Я действительно параноик, — признал он. — Поэтому я до сих пор жив. Я также знаю свою работу. Они наблюдают за этим местом. Кто-нибудь ещё задавал тебе вопросы?

Вытащив короткую ленточку, Присцилла подвязала свои волосы на деловой манер:

— Один человек — но он у меня постоянный клиент. Я его знаю не один год. Не думаю, что ему было настолько интересно.

— Если ему было не интересно, зачем он спрашивал? — ответил Чад с просвечивавшей в голосе досадой.

— Это была легкомысленная беседа, — ответила она. — Тарол пришёл заказать новое платье для своей дочери. Ничего странного в этом не было. Работа маленькая. Он спросил, появились ли у меня новые клиенты, и я рассказала ему о ней. Мне не показалось, что его это особо заинтересовало.

Чад пожевал губу:

— Он заинтересовался достаточно, чтобы поставить снаружи людей.

— Тарол занимает видное место на службе у дворянина, и джентльмен до мозга костей, — уверила его она. — Он живёт честным трудом. Не стал бы он ввязываться во что-то вроде поиска беглецов. Об этом даже думать глупо.

— Думаешь, задавать вопросы они отправили бы кого-нибудь грубого? — спросил Чад. — Люди, о которых я толкую — они при деньгах. Они посылают кого-то милого и воспитанного. Он был просто лицом, чтобы ты ничего не заподозрила.

Она окинула его сухим взглядом:

— Однако же ты меня спрашивал. Сам-то ты весьма неотёсанный. Не надо усложнять.

Спорить с ней было бесполезно, однако ему хотелось рвать на себе волосы от фрустрации. Описанная ею женщина явно не была Роуз, но он не мог отделаться от чувства, что она была каким-то образом со всем этим связана. «И если она — не Роуз, то зачем её ищут?» — задумался он. Всё это казалось какой-то бессмыслицей.

Присцилла подёргала Чада за рукав, когда он собрался уходить:

— Если ты действительно думаешь, что они наблюдают за заведением, то разве тебе не следует уходить тайком через задний вход, или вроде того?

Лучник фыркнул:

— А я-то думал, ты мне не поверила.

Подобравшись к двери слева, она выглянула наружу через щель в ставнях:

— Ну, я не говорю, что верю, но теперь, когда я на них смотрю, мне подумалось, что за последние несколько дней я их уже неоднократно видела. Может, тебе следует выйти с заднего входа. Что если они на тебя нападут, и украдут платья?

Он уставился на неё, открыв рот:

— Тебя платья волнуют?

Присцилла кисло взглянула не наго:

— Ты хоть понимаешь, сколько эти платья стоят? К тому же, я тебя почти не знаю.

Чад вздохну:

— Обещаю, они наблюдают за этим местом совсем не для кражи платьев. Скорее всего они надеются узнать, где живёт твоя новая клиентка. Когда я уйду, погляди, последует ли кто-нибудь из них за мной. — Затем он приостановился: — А сколько конкретно стоят эти платья?

— Готова поспорить — больше, чем ты зарабатываешь за несколько месяцев, — серьёзно ответила она. — Если с ними что-то случится, мне придётся вернуть деньги, а ещё я потеряю пошедшую на них дорогую ткань.

«Ты бы удивилась, сколько я зарабатываю за месяц», — подумал он про себя, хотя было очевидно, что платья стоили дорого. Однако её слова всё равно его уязвили:

— Я не работаю за деньги.

Она оглядела его с ног до головы, снова судя о нём по внешности:

— А за что ты тогда работаешь?

В его мыслях мелькнуло лицо Данаи, но он его проигнорировал. Затем Чад улыбнулся, и похлопал по своей куртке в месте, где надёжно хранилась его фляжка:

— Хорошее бухло, добрые песни, и тёплая компания. Всё остальное мне даёт мир. — Когда Присцилла рассмеялась, он посчитал необходимым продолжить: — Слушай, добрая женщина, ты, может, и посчитала меня охотником за головами, но на самом деле я занимаюсь высочайшей профессией. Я промышляю охотой, и хотя у меня есть лорд, который мне платит, я в нём не нуждаюсь. Лес обеспечивает меня всем необходимым — едой, домом, и дровами для огня. Работу я для друзей делаю потому, что они дают мне вещи, недоступные в природе — стол, пиво, улыбки и песни.

Лавочница покачала головой:

— Похоже, я ошиблась. Я думала, что ты — охотник за головами, но оказалось, что ты с самого начала был глупцом. Ты не женат, верно?

— А что? — ощетинился он.

— От крепкой выпивки остаётся только похмелье, а песни угасают сразу же, как только их перестают петь. Женщине нужны любовь и приют. Ты умрёшь холостым, если не усвоишь этот урок.

Чад прищурился, глядя на неё:

— Ты забыла о друзьях, которых я упомянул.

— Вы уже немолоды, — отозвалась она, не потеряв решимости. — Твои друзья будут слишком заняты своими собственными жёнами и детьми, и не смогут растрачивать время на то, чтобы с тобой выпивать — и начнётся это скоро, если уже не началось.

Это попало не в бровь, а в глаз, и Чад почувствовал знакомую боль в груди. За последние несколько лет он слишком много времени пил в одиночестве.