Родители Даниэла серьёзно воспринимали такие вещи, и они доверяли Брэнде Сэйер. Если она скажет его отцу, что он был груб, то ему наверняка устроят порку, но остановило его не это. Остановила угроза рассказать её дочери. «Она не посмеет», — подумал он.

— Иди сюда, Даниэл, — властным тоном повторила она.

Его опалили злость и фрустрация. Развернувшись, он пошёл к ней, но не позволил завести себя внутрь. Вместо этого он сам бесцеремонно повёл её в спальню, а там уже дал ей то, чего она хотела, хотя на этот раз позволил своей агрессии ясно просвечивать в своих действиях.

Брэнда, похоже, была совсем не против.

Линаралла подняла руку:

— Я не понимаю.

Я глянул на неё, волнуясь о том, что она может спросить, особенно учитывая поднятую тему:

— Что у тебя за вопрос?

— Чем именно они занимались? Ты всё время пропускаешь это, не объясняя полностью, — сказала молодая Ши'Хар.

Мэттью и Мойра переглянулись, проказливо улыбаясь. Они уже знали достаточно, и им спрашивать было не нужно.

Я начал осторожно пояснять, хотя это и заставило меня смутиться, но Линаралла остановила меня:

— Они производили потомство? Судя по описанию, это было сложнее обычного совокупления.

Я был удивлён:

— Ты уже знаешь про… совокупительные ритуалы? — выдал я. Формулировка звучала странно, но такие слова выбрала Линаралла.

— Да, но каждый раз, когда ты это упоминаешь, то описываешь это так, будто они борются. Это что, причиняет боль? Она причиняет боль ему, или он — ей? Я не понимаю.

Это был одновременно простой и сложный вопрос.

— Ну, я думаю, что ты попала в яблочко касательно сути вопроса. То, что она с ним сделала, было своего рода насилием.

— А он что, не мог ей отказать? — спросила Линаралла.

— Технически — да, — ответил я, — но на самом деле это было для него невозможно. Едва достигнув пятнадцати, он плохо знал мир или себя самого. Многие взрослые мужчины, полностью зная последствия и понимая себя гораздо лучше, проваливают такое испытание, а у него вообще почти не было надежды.

— А был ли его выбор неправильным? Он же не был связан с той, другой женщиной. Она навредила ему?

— Это причинило ему вред потому, что она заставила его принять решение, которое шло вразрез с его реальными желаниями. Он уже любил её дочь. Осознание того, что он предал себя, предал Кэйт — вот, что причиняло ему боль, — сказал я ей.

— Всё сводится к любви и доверию, — внезапно сказала Мойра.

Линаралла вздохнула:

— Вот этого я и не понимаю. Всё, похоже, вращается вокруг этих воображаемых терминов.

— А я просто хотел бы, чтобы ты перестал нам рассказывать об этом, и перешёл к той части, где он встречается с Ши'Хар, — пожаловался Мэттью. — Разве не там начинаются сражения?

— К сожалению, большая часть его жизни вращалась вокруг сражений, но чтобы понять, почему, вам надо понять его прошлое. Вам надо понять зло, — объяснил я.

— А всё было бы лучше без этого «зла»? — спросила Линаралла.

— К сожалению — нет. Если бы он смог любить как полагается, то нас бы сейчас здесь не было. Ши'Хар заполнили бы мир от края до края, а человеческий род сейчас уже был бы не более чем полузабытым эпизодом истории.

— Я пока не знаю всей истории, но разве это не привело каким-то образом к началу войны между нашими народами? Как это может быть хорошим? — сказала молодая Ши'Хар.

— Это и не было хорошим, — признал я. — Это было самым тёмным, самым жестоким временем в истории людей или Ши'Хар, но если бы всё случилось иначе, то человечество вымерло бы, хотя с точки зрения твоего народа это, возможно, было бы хорошо, — сказал я, сделав глубокий вдох. — Позвольте мне рассказать остальное, и вы поймёте. Однако попытайтесь не судить Данила слишком строго.

— Он не сделал ничего по-настоящему плохого, — сказала Мойра.

— Пока, — прямо заявил я.

Мэттью коснулся моей руки:

— Подожди, пока ты не начал. Даниэл — герой, верно?

— А что это значит? — спросил я его.

Он одарил меня взглядом такого честного доверия, что я почувствовал себя недостойным.

— Как ты. Он же из числа хороших ребят, верно?

— Я — не герой, сын, и Тирион точно героем не был. Он хотел быть хорошим, но судьба уготовила ему иную долю, и, глядя на его воспоминания, я могу лишь порадоваться тому, что у меня всё сложилось настолько хорошо, — ответил я.

— Ты снова сказал «Тирион», — сделала наблюдение моя дочь. — Но ты нам рассказываешь о ком-то по имени Даниэл. Это один и тот же человек?

— Имена станут понятны позднее. Давайте, я снова продолжу…

Прошёл ещё месяц, и лето сменилось осенью. Даниэл сумел избежать дальнейших визитов к Сэйерам, хотя Кэйт за это время дважды навестила их дом.

Даниэлу было трудно поддерживать видимость радости в её присутствии, но он старался как мог, и теперь настал день урожайного праздника. Там будут все — каждый горожанин и каждый фермер, живший в холмах на мили вокруг.

Планировалось, что Даниэл с родителями заедут на своей повозке к дому Сэйеров по пути. Брэнда поедет с его родителями, а Даниэл пойдёт пешком вместе с Кэйт.

Алан и Хэлэн Тэнник надели свою самую лучшую одежду, которую, наверное, не одевали с прошлого праздника. Одежда Даниэла была лишь обновой его обычного наряда, поскольку красивая одежда была слишком дорога, чтобы зря шить её на людей, которые быстро из неё вырастут. С течением года эта одежда станет для него рабочей, а на следующий год, к осени, снова будет обновлена.

Он молча ехал в кузове повозки, гадая, как он сможет выдержать этот вечер. Со дня его «инцидента» каждая минута, проведённая с Кэйт, заставляла его мучиться от вины. Он сомневался, что сможет выдержать, слыша оптимизм и надежду в её голосе. Она всё ещё думала, что у них было будущее, в то время как он видел впереди лишь чёрное скольжение в отчаяние.

По прибытии Брэнда позвала его в дом — якобы для того, чтобы выдать какие-то материнские инструкции насчёт своей дочери, но когда они оказались наедине, она враждебно зыркнула:

— Выкинь из головы эти мысли, Даниэл. На этих танцах всё и закончится. Ты никогда не женишься на моей дочери, поэтому тут ухаживание и прекратится. Понял?

Его удивило выражение едва подавленной ярости в её взгляде. «Она что, ревнует к своему собственному ребёнку?». Это также взъярило его самого:

— Неужели это так плохо? Я люблю её. Я не соглашался на всё это, — огрызнулся он.

Её ладонь внезапно взметнулась, как если бы она хотела его ударить, но она удержалась в последний момент:

— Не испытывай меня, Даниэл. Ты для меня — только это, и чтоб эта штука к моей дочери никогда не приближалась. Я скорее сама расскажу ей правду, чем позволю этому случиться, — говорила она, вульгарным жестом указывая вниз, на часть его тела, лежавшую ниже пояса.

Рост Даниэла уже достиг шести футов, и его тело постепенно становилось более мускулистым. Несмотря на слова Брэнды, он был выше её, и на миг его почти полностью захлестнула ярость. Он хотел ударить её, стереть с её лица эту надменную ухмылку. Лишь мысль о родителях, ждавших снаружи вместе с Кэйт, не дала ему врезать ей прямо на месте.

— Больше никогда! — прорычал он ей в лицо, убеждаясь, что она поняла двойное значение его слов. Затем он отвернулся, чтобы выйти наружу.

— Улыбайся, Даниэл. Помни, тебе полагается быть счастливым! — сказала она ему, и вышла следом за ним.

Они с Кэйт поехали в кузове телеги вместо того, чтобы пойти пешком. Очередная поданная Брэндой мысль, с которой он согласился, несмотря на невысказанное возражение Кэйт и озадаченные взгляды его родителей. Казалось, что так будет проще, поскольку ему не придётся волноваться насчёт прощупывающих вопросов от Кэйт, пока они рядом их родители.

— Слышала, в этом году сложили огромный костёр, — приветливо сказала Кэйт. Она сидела рядом с ним, едва в дюйме от него, и Даниэл чувствовал, как взгляд её матери буравил ему спину.