— Ты имеешь ввиду народа вроде тебя, или…

— Старейшины, — поправила она, — великие деревья. Мы не считаем детей, хотя и из них многих не стало.

«Верно», — напомнил он себе. «Даже среди своего рода они считают истинно ценными лишь деревья. Дети для них — почти такой же расходный материал, как их человеческие рабы».

— О, — неопределённо сказал он.

— Они мертвы, Тирион, — сказала она тоном, слегка повысившимся в гармонии с её внутренней тревогой. — Ты понимаешь?

— Тебе придётся простить меня, Лира, но я отношусь к твоему народу не совсем так, как ты, — признался он. — Я, и мой народ, сильно пострадали от их рук.

На миг её взгляд потемнел, а затем её глаза слегка расширились:

— Лира?

— Твоё имя слишком длинное. Если я буду повторять его по двадцать раз на дню, то хватит и версии покороче. Это называется «прозвище».

— Прозвище, — сказала она себе.

— Так друг к другу обращаются близкие друзья или члены семьи, — объяснил он.

На миг её лицо дёрнулось в чём-то напоминавшем улыбку, но та быстро исчезла.

— Я запомню, — ответила она. — А пока что я должна идти — хранители знаний созывают собрание. Твоя встреча со старейшинами будет отложена, возможно — на несколько недель.

— Ладно, — ответил он. — Я всё равно не особо её предвкушал.

Она пошла было прочь.

— Подожди, — внезапно сказал он. Когда она подняла на него вопросительный взгляд, он добавил: — Влюблённые не могут просто заскочить, а потом вот так вот уйти.

— А что они делают? — спросила она.

— Это, — сказал он ей, а затем продемонстрировал, одарив её коротким, но полным смысла поцелуем. — Вот теперь можешь идти.

После этого её губы изогнулись в том, что точно было улыбкой:

— Нам обязательно делать это каждый раз, когда мы встречаемся и снова расходимся?

— Не всегда, но — часто, — сказал он.

— Ваши обычаи странны, но я нахожу их интригующими, — сказала она, прежде чем податься к нему для ещё одного поцелуя.

— Ты быстро учишься, — ответил он.

Она кивнула:

— Мне пора, — и с этим она всё же ушла.

Как только она удалилась, он сел, и подумал о своих снах. Он помнил, что пытался сделать что-то похожее на то, что произошло на арене, только с землёй, но задремал, или, по крайней мере, так он думал. Его сны были наполнены многим из того, что, судя по описанию, случилось с Рощей Мордан.

— Но это же наверняка никак не связно, — тихо сказал он. «Это было в сотнях миль отсюда».

Позавтракав, он взобрался на дерево, найдя самую высокую точку обзора. У дерева на самом деле росла там маленькая платформа, специально для тех, кто искал такого вида. Глядя на восток, он увидел тёмное пятно на горизонте, вероятно — дым от бушующих там пожаров.

Было слишком далеко, чтобы увидеть что-то ещё, но он каким-то образом знал, что это рождались горы.

— Значит, он был архимагом? — сказал Мэттью. — Как ты?

Я кивнул.

— Я бы обошёлся без рассказа о поцелуях и прочем, — добавил он.

Я осклабился:

— Я попытался ради тебя опустить большую часть всего этого.

Мойра была не согласна:

— Кое-что из этого было не слишком плохим. Я думаю, Лира влюблена в Даниэла.

Её реакция меня не удивила. Моей дочери нравилась мысль о романтике немного больше, чем сыну, хотя осознание этого меня расстроило. Мне не нравилась мысль о том, что она вырастет, хотя остановить это я никак не мог.

— Так и было, но он был не тем человеком, который впервые вошёл в тот лес, — сказал он ей.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила она.

— Ну, смена его имени была символичной, но она отражала что-то более глубокое, и тёмное. Даниэл был добрым, пусть и заблуждавшимся, но Тириона вёл иной свет, — сказал я.

— Какой свет? — сказал Мэттью.

— Гнев и возмездие, — ответил я. — Сердце Тириона было более отдалено, а любовь больше не была его основной мотивацией. С того дня он много раз находил покой, но тот был лишь временным, это была хрупкая стабильность, скрывавшая гнев и негодование, которые он удерживал в себе.

Мойра не отклонялась от темы:

— Но он же любил её в ответ, верно?

— Его гнев делал для него трудным увидеть её такой, какой она была, и он всё ещё испытывал чувства к Кэйт, — начал я.

Дочери мой ответ не понравился, она нахмурилась:

— Этого я тоже не понимаю. Если он всё ещё любил Кэйт, то как же он влюбился в Амару?

— Люди могут любить более чем одного человека, — просто сказал я.

— Можно любить много друзей, и семью, — пояснила Мойра, — но вот «так» можно любить лишь одного человека.

Я покачал головой:

— Если бы это было так просто. К сожалению, ты ошибаешься, хотя если бы всё так и работало, то избавило бы нас от многих проблем. Люди могут любить более чем одного человека, в романтическом смысле — и часто так и бывает.

— Это просто неправильно, — ответила она.

— А я вообще всё ещё не понимаю этого, — заявила Линаралла.

Тут вмешался Мэттью:

— Но если он всё ещё любил Кэйт, то почему он… м-м-м… ну, ты понял, с Лирой?

— К этому моменту рассказа тебе уже должно было стать весьма ясно, что секс и любовь — не одно и то же, — сказал я ему.

«Вот подожди, пока кто-то из них не упомянет это в присутствии Пенни, а она спросит меня, что это я им рассказываю», — внутренне подумал я. «Интересный будет разговор».

Мысль о Пенни заставила меня образумиться. Уже становилось поздно, а нам нужно было одеться к ужину. Не то, чтобы мы вообще ещё не были одеты, но у статуса дворянина были и свои недостатки. Хотя я мог носить что хотел, пока мы были в нашем горном коттедже, выходя на ужин, я обязан был одеваться как надо. Это значило переодевание.

— Нам нужно готовиться к ужину, — сказал я им.

— А разве мы не можем поесть здесь? — сказал Мэттью, испустив долгий вздох.

— Нет — ни я, ни ваша мать сегодня готовить не планируем, да и, к тому же, нам надо почаще показываться в замке.

— Мне не нравится носить дублет, — пожаловался он.

— Быть голодным тебе понравится ещё меньше, — парировал я. С отцовством поставляется ряд полезных инструментов, и один из них — контроль над пищевыми ресурсами — часто бывал весьма полезным, особенно когда у детей начинались подростковые годы.

— Ты — жестокий человек, Папа, — сказал Мэттью.

Он ухмыльнулся, и я не смог не засмеяться:

— Просто радуйся, что твой отец — я, а не Тирион. Тогда бы голодание было наименьшей из твоих забот.

Все трое оказались сбиты с толку. Первым заговорил Мэттью:

— Но он ведь даже не знал своих детей. Кроме встречи с теми двумя девочками, они были для него совершенно не знакомы… верно?

— Пока что — да, но когда мы вернёмся вечером, я расскажу вам о том, как он с ними встретился… с ними со всеми, — ответил я. От мыслей об этом у меня слегка свело живот, когда воспоминания непрошенными всплыли у меня в сознании.

— Правда? — с внезапным интересом сказала Мойра. — Ему выдалось вырастить кого-нибудь из них, как отцу?

— Вроде того, — ответил я, — хотя скорее — как командиру, а не как отцу, — закрыл я дверь в своём разуме, чтобы заблокировать образы, волнуясь о том, что могу потерять аппетит к ужину. — Поговорим об этом позже.

Они ещё немного поныли, прежде чем одеться, но я отказывался ещё что-то им рассказывать. В конце концов они сдались, и приготовились, и вскоре после этого мы вместе отправились в замок.

Еда была хороша, но она всегда была таковой. Что важнее, там была Пенни, и её близость меня успокаивала. Позволив себе заново пережить историю Тириона, я оказался выбит из колеи.

Однако рассказ был ещё не завершён…[40]

— А как насчёт сегодня? — спросил Мэттью.