— Етить твою налево! — выругался он, разозлившись как никогда.

Он прыгнул в сторону, избегая удара руки последнего из оставшихся у него противников.

— Я это сберегал! — закричал он. — И что я теперь, чёрт возьми, буду пить?!

Горожанин проигнорировал его вопрос, снова бросившись на него. Чад легко отскочил в сторону, оставив врагу длинный порез на руке. Он был зол, и злость добавляла силы его усталым конечностям. «Нет, я не просто зол… я в бешенстве! И теперь я не смогу нажраться[51], когда всё закончится».

Второй обмен ударами вскрыл незнакомцу живот, вывалив его кишки на землю, даже пока тот стискивал леснику шею своими большими руками. У Чада появились вспышки перед глазами, когда давление на горло усилилось, но его рука с ножом работала без остановки. Хватка бугая ослабла, и Чад оттолкнул его, хватая ртом воздух.

Выдохшийся, побитый, болящий и утомлённый, он сел рядом с окровавленным телом его покойного врага. Он чувствовал, как грязь стала впитываться ему в штаны, но ему уже было всё равно. Обращаясь к трупу, он сказал:

— Вот и поделом тебе, урод ты этакий. Твоя мамаша наверняка мне спасибо скажет за то, что я прервал твои ёбаные страдания.

Гнев его угасал, но раздражение лишь росло. Подняв повреждённую фляжку, он мягко её потряс. В ней ещё что-то осталось. Открыв крышку, он наклонил её, осторожно держа повреждённой стороной вверх, и сумел сделать два хороших глотка, прежде чем фляжка опустела.

Похлопав лежавшего рядом с ним мертвеца, он извинился:

— Прости. Я просто был в бешенстве из-за моей фляжки. Не стоило мне так говорить о твоей мамаше. — Он приостановился на секунду, прежде чем рассмеяться: — Хоть это и было правдой.

Он немного подумал о том, чтобы снять рубашку, и попытаться выжать из ткани себе в рот последние капли, но прохладный ночной воздух уже слишком её высушил. Сомнительно, что он сможет выжать из неё больше капли.

Он так и сидел там, когда из тьмы показалась новая группа людей. У них были те же мёртвые выражения лиц, но это были не те люди, которых ранее поймала Мойра. Эта группа была свежей. Чад насчитал минимум десятерых, а потом сдался.

Печально улыбаясь, он поднялся на ноги:

— Ну ни хуя себе. Вот ведь день не заладился, а?

Имело смысл удариться в бега. В темноте найти его будет почти невозможно, и он уже знал, что они шли на источники магии. Чад мог просто растаять в ночи, забыть всё, и не останавливаться. Он мог бы начать с начала — ему было не впервой.

Чёрт, да у него в общем-то ничего и не было. Мало кто будет по нему скучать — барменша в «Грязной Свинье», наверное… и Мордэкай. Но Граф наверняка уже был мёртв. Мойра просто обманывала себя на этот счёт. Это оставляло Графиню, и он никогда не чувствовал, что был ей особо по нраву.

Лишь идиот попытался бы драться. Никакого проку в этом не было. Мойра и Грэм были без сознания. Насколько он знал, они вообще могли уже умирать. Против такого числа врагов он будет просто зазря выкидывать свою жизнь.

Бросив взгляд вниз, он увидел тусклый блеск. Там лежала его серебряная фляжка, пустая и брошенная. Она была одной из самых его ценных вещей, подарком от глупца — глупца, чья дочь лежала без сознания неподалёку. Подхватив фляжку, он засунул её обратно за пазуху, прежде чем снова обнажить свой длинный нож. Он жалел, что у него не было второго ножа, но тот так и остался лежать придавленный чьим-то телом.

— Вы плохой день выбрали, мальцы! У меня кончился виски, и мне больше нечего терять, — громко сказал он. Хотя враги и не обращали внимания. Они почти достигли его.

Присев, он прыгнул вперёд, выпустив кишки первому, кто до него добрался. Резкий удар вправо поймал другого — и тут они его достали. Сильные руки и тяжёлые тела повалили его на землю. Только тогда он вспомнил, что они могли сделать кое-что похуже, чем убить его. «Блядь! Надо было дать дёру».

Нормальные люди избили бы его, пока он лежачий. Именно так люди в драках и поступают. Это — человеческая природа. Взведённые люди не могли удержаться от того, чтобы отпинать упавшего. Но эти враги так не поступали. Они организованно обездвижили его, не причиняя ему никакого дальнейшего вреда, и это его пугало до ужаса.

Резкий порыв ветра и громовые хлопки крыльев объявили о новом действующем лице. Обжигающее пламя появилось, лишая Чада ночного зрения своей яркостью. Ночь наполнила вонь горящей плоти, каковой запах он не хотел больше никогда чувствовать.

Те, кто держал его, не отпускали. Они пытались разжать ему челюсти.

Затем тот, кто сидел у него на груди, исчез, унесённый ввысь огромными чешуйчатыми челюстями. Кассандра отбросила этого человека подобно тряпичной кукле, прежде чем вернуть свою голову в качестве тарана, сбивая прочь тех, кто держал ему руки. Сверкнули когти, и лесник внезапно оказался свободен. Драконица стояла над ним, медленно поворачивая голову, и посылая равномерный поток огня по широкой дуге перед собой.

Всё горело.

Чад не стал утруждать себя попытками встать. Он был усталым. «Нет, не усталым, я просто совсем заебался». Холод травы и грязи, на которых он лежал, уже не казался таким плохим. Ад, в который превратился мир, ощущался как тёплое одеяло.

Он глядел на шею и плечи Кассандры, пока она продолжала плеваться смертоносным пламенем. Мышцы бугрились под её чешуёй, сиявшей и сверкавшей в свете пламени. Это был сюрреалистичный миг — прекрасный и ужасный одновременно.

— Какая же ты милая девочка, — пробормотал он, когда она наконец закрыла челюсти, и укротила своё пламя. — Будь ты женщиной, я бы на тебе женился.

Острый слух драконицы уловил его слова, и она слегка повернула голову в сторону, чтобы обратить на него взволнованный взгляд одного глаза.

— Ты что, головой ударился? — спросила Кассандра глубоким, рокочущим голосом.

Его тело ныло, поэтому он ответил правду:

— По-моему, я ударился вообще всем.

Поскольку все были без сознания, Кассандра отнесла их по одному в укрытие, где она спрятала Грэйс. В темноте Чад не мог точно определить их окружение, но теперь наклёвывался рассвет, и он с удивлением увидел, что она отнесла их до самых предгорий, как минимум на пятнадцать миль от города, или больше. Их лагерь, если можно было так его назвать, угнездился в низкой скалистой низине, укрытой между двумя порядочного размера холмами.

Кое-где из земли торчали крупные камни, и местность была затенена скромным лесным покровом. Это было приличное место, он сам бы лучше не выбрал, хотя они наверняка промокнут, если пойдёт дождь. Никаких укрытий от дождя там не было, по крайней мере — пока они их не построят.

Спина Чада заныла, предвосхищая рубку деревьев топором для постройки навеса или какого-то подобного укрытия. «Поправка — она уже ноет. Просто подаёт голос, напоминая мне об этом».

— Чёрт, мне нужно выпить, — пробормотал лесник.

Драконица повернула голову, и снова направила на него свой немигающий взгляд:

— Разве ты ничего с собой не взял?

Он хрюкнул:

— Да, но это осталось в большой сумке. Она, наверное, всё ещё там, где мы разделились, прежде чем войти в город.

— Нет, она здесь, — проинформировала его Кассандра. — Мы с Грэйс разведали это место, и перенесли всё сюда после того, как вы отправились в город.

Его лицо озарила улыбка:

— Будь благословенно твоё доброе сердце! — Встав, он посмотрел на неё с вопросом: — Где она?

Кассандра проигнорировала его вопрос:

— Приближается гроза.

— Мы сможем что-нибудь смастерить, как только я выпью.

Драконица ответила низким рокотом:

— Или ты можешь сделать это сейчас. А потом я покажу тебе, где сумка.

Глаза Чада сузились, и он зыркнул на неё:

— Мне нужны парусина и верёвка из сумки… и ещё топор.

— Эти можешь взять, но никакой выпивки, пока не закончишь.