Гнев, так долго тлевший внутри Тириона, снова начал закипать. Признание Тиллмэйриасом вины нисколько этот гнев не смягчило, и даже скорее раздуло его пламя:

— Ненависть, которую я чувствую по отношению к тебе и твоему народу далеко выходит за пределы того, что можно исправить словами, такими как «прощение», — сказал он хранителю знаний.

Тиллмэйриас склонил голову:

— Я могу лишь принять это, Тирион, ибо я считаю, что у тебя есть хорошие причины для такого отношения, но мне следует тебе сказать, что именно твоя «любовь» вызвала наиболее значительные перемены.

— Любовь?! — Он даже и не думал, что Прэйсиану знакомо это слово.

— Да, любовь. Когда Лираллианта объявила, что ты — её кианти, она действовала из любви. Наш народ никогда не был особо эмоционален, но когда-то, в далёком прошлом, мы знали смысл любви. Кианти были нашими партнёрами, и мы чувствовали любовь. Они были ответственны за экспансию нашей расы, когда нам с трудом удавалось просто выжить. Старейшины это знают, и это знают хранители знаний, но Лираллианта — не знала. Мы помним то, что было прежде, хотя в нашем народе этого больше нет. Одна из причин, по которой её избрали для того, чтобы принять лошти, заключалась в подозрениях старейшин о том, что она заново открыла любовь. Если она станет хранителем знаний, то сможет сравнить прошлое с тем, что нашла в тебе в настоящем.

Тирион покачал головой, пойманный между гневом и замешательством, но Тиллмэйриас продолжил:

— Я возобновил дискуссию насчёт вашего рода несколько лет назад, но она ни к чему не приводила. Когда Лираллианта сказала, что ты — её кианти, её слова зажгли мысли старейшин. Другие рощи больше не могли игнорировать мои протесты, больше не могли игнорировать философию Рощи Иллэниэл. Им пришлось раскрыть глаза.

— И что будет теперь? — спросил Тирион.

— Ничего, — сказал Прэйсиан. — Дискуссия ещё не закончилась. Некоторые отказываются быть убеждёнными, но с каждой своей победой твои дети показывают своё превосходство над нашими рабами. Это — доказательство того, что наши методы содержания вашего народа не только неподходящие, но и вредные, делающие вас хуже, а не лучше.

— Конечно же, — с саркастическим смешком сказал Тирион, — ответ всегда один — убивать ещё больше. Неужели Ши'Хар не насытились кровью?

— Пока что мы не победили в споре, — печально сказал Тиллмэйриас. — Я думаю, что сейчас это лишь вопрос времени, но пока старейшины других рощ не уступят, матчи продолжатся. Каждый бой, в котором твои дети побеждают, укрепляет позиции человечества.

— Если ничего не изменилось, то почему ты мне это всё рассказываешь? — с горечью сказал Тирион. — Думаешь, это заставит меня думать о вас лучше? Я вас по-прежнему презираю.

— Нет, — сказал хранитель знаний. — Но я думал, что это может дать тебе надежду, и судя по тому, что я видел, надежда всегда мотивирует ваш народ гораздо лучше, чем страх.

Тирион разгладил черты своего лица, снова пытаясь скрыть свой гнев:

— Я обдумаю твои слова. Ради своих детей я буду действовать, исходя из логики, но я не буду тебе лгать, Тиллмэйриас — в сердце своём я всегда буду томиться от желания спалить тебя и твой народ дотла.

До того, как настал следующий аренный день, пробудилась сила у Пайпер и Блэйка. Тириона это беспокоило, поскольку у них было чуть менее двух дней на то, чтобы научиться основам перед своими инициирующими матчами, но оказалось, что волноваться ему не следовало. Другие его дети объединились в стремлении позаботиться о том, чтобы Пайпер и Блэйк были готовы как можно лучше, и хотя первые убийства оставили на них эмоциональные следы, они пережили бои без происшествий.

Бои у остальных прошли хорошо. Даже Иан, так сильно посрамивший их неделю тому назад, без труда завершил свой матч, сосредоточившись на победе, а не на своих «иных» склонностях.

Раян во время боя продемонстрировал свою смышлёность, показав ещё больше уверенности, чем прежде, и контролировал свой бой от начала и до конца, однако самым зрелищным был матч Бриджид. Она полностью поправилась, и её сила, и глубина её сосредоточенности, позволили ей с брутальной эффективностью разнести противника в пух и прах.

К концу дня сомнений не осталось: дети Тириона ликвидировали остальных участников, не дав противникам даже иллюзии того, что те могут победить.

Он был рад их успехам, но одновременно это заставило его тревожиться ещё больше. Из личного опыта Тирион знал, что случалось, когда Ши'Хар начинали считать матчи слишком лёгкими. Юноши и девушки из Колна учились быстро, и их постоянная практика друг с другом, в совокупности с их необычно высокой силой, означали, что их навыки росли гораздо быстрее, чем в своё время у Тириона.

«Если так пойдёт дальше, их скоро захотят заставить сражаться с несколькими врагами одновременно».

Сил им для этого хватало, в этом он не сомневался, но динамика боёв против обладающего численным перевесом противника была иной. Такие бои требовали сильной тактики и, важнее всего, огромной уверенности. Нужно было рисковать. Потеря инициативы в такой ситуации могла позволить врагу напасть на одинокого мага сообща, и что создавало высокую вероятность фатального исхода.

Бриджид была единственной, в чьей победе в столь неравной схватке он был уверен. Остальные всё ещё развивали в себе хладнокровие и упорство.

Однако он мог дать им преимущества, которых сам был лишён.

— Начиная с завтрашнего дня расписание меняется. По утрам вы будете разбиваться на пять групп… три тройки, и две пары. Пары буду работать над тактикой «один на один», в то время как тройки будут упражняться как один против двух. Как обычно, Лэйла будет надзирать за вами, и она же будет участвовать в одной из групп, чтобы помочь вам привыкнуть к тактике Прэйсианов, — обратился Тирион к собравшимся вокруг вечернего костра, когда те отдыхали после дня на арене, и переваривали обильный ужин.

Дэвид поднял руку, и Тирион кивнул ему, чтобы говорил.

— Прошу прощения, сэр, но почему двое на одного? Матчи на арене — всегда один на один.

— Обычно это так, — ответил он, — но пока я сражался на арене, они решили поменять ситуацию, когда им стало казаться, что бои более не представляли для меня сложности. Мне приходилось драться сразу с двумя, а к концу моего срока я часто сражался против четырёх одновременно.

Пайпер сидела с краю одного из брёвен, в её глазах всё ещё стояли преследовавшие её воспоминания о её первом убийстве. Слова Тириона её встревожили:

— Четырёх?!

Эмма продолжала придерживаться практичной позиции:

— Полагаю, это имеет смысл, — вздохнула она. — Нам просто придётся работать упорнее, чтобы у нас точно хватило на это навыков.

Тирион указал на Бриджид:

— У вас есть многое из того, чего не было у меня. В те времена никто и слыхом не слыхивал о тренировках, и я был лишён даже самых фундаментальных знаний, которые уже имели те, кто вырос в Эллентрэа. У вас есть мой опыт, и вы можете тренироваться друг с другом, учиться друг у друга. Я также дам вам татуировки, которые вы видите у Бриджид на руках — и даже больше. — Он махнул вниз, указывая на всё своё тело: — Чары, создаваемые этими татуировками, дадут вам защиту, которую не может надеяться пробить никакой обычный маг — она поддаётся лишь оружию, созданному подобной же магией.

Он привёл в действие чары силового клинка на одной из своих рук.

— Эти штуки сделают вас почти неуязвимыми, но вы должны пользоваться ими экономно. Растягивайте бои, и делайте так, чтобы они казались труднее, чем есть на самом деле, иначе они станут выставлять против вас двух противников вместо одного раньше, а не позже, — объяснил Тирион.

Раян оценивающе присвистнул, а глаза Дэвида загорелись от предвкушения, но Абби нахмурилась:

— А нам правда обязательно покрывать себя такими пёстрыми символами?

Тирион начал было отвечать, но Бриджид нарушила своё молчание, и заговорила первой: