— Я решил, что ты расскажешь, когда будешь готова.

— Мог бы хоть притвориться, что тебе любопытно, — посетовала она, а затем сжала металлические цилиндры на концах обоих своих кос. Потянув, она высвободила их, вытягивая вместе с ними металлические шнуры. Покидая её волосы, металл выпрямился, а цилиндры стали рукоятками для двух странных, похожих на палки орудий, каждое из которых было чуть длиннее двух футов.

— Они выглядят довольно опасными, — сказал я, замечая мерцание магии, покрывавшей каждое из металлических орудий.

— Так и есть, — согласилась она, продемонстрировав это ударом по фонарному столбу, мимо которого мы проходили.

Она задела его лишь кончиком, но тот с практически непринуждённой лёгкостью прорубил в древесине неглубокую канавку.

— Элэйн придумала их, чтобы у меня было что-то незаметное, чтобы взять на твой суд, но должна признать, что у них есть один крупный недостаток.

— Какой?

Она указала на свои волосы, распущенные и волнистые после распускания кос:

— Ножен нет, а заплетать обратно волосы — это долго.

Я засмеялся, и наклонился, чтобы поцеловать её. Теперь, когда мы были одни, мир казался более ярким, и я с нетерпением ожидал, как увижу наших детей, когда мы вернёмся в Камерон.

Годы спокойно текли, накатывая из будущего, проходя через настоящее, и плавно уплывая в прошлое без той турбулентности, которая была отличительной чертой моей жизни с тех пор, как я только узнал о своих магических способностях. И я по ней совсем не тосковал. Приключения — по крайней мере, такие, какими я их познал — были просто вежливой формулировкой для слов «кто-то умрёт».

Мэттью и Мойре исполнилось тринадцать, Коналлу — девять, а Айрин — семь. Коналл и Айрин пока что не выказывали никаких признаков магических способностей, но это не было неожиданным. Я даже не был уверен, что справлюсь, если это всё же случится. С близнецами и так уже было непросто, и если бы они не были довольно спокойными, то я не знаю, как бы я не дал им убиться.

Мойра всё ещё была милой как никогда, но её настроение начало колебаться порой непредсказуемым образом. Со мной всё было не так плохо, но с Пенни они будто переключались между лучшими друзьями и враждующими союзниками. Я говорю «враждующие союзники» потому, что я выяснил, что даже если они ссорились, то последним, что хотелось сделать мне (или Мэттью) — это вмешиваться. Они объединялись против нас подобно диким тиграм, если мы вступали в их таинственные ссоры.

Тем не менее, моя дочь всё ещё была довольно беззаботной, особенно по сравнению с другими девочками её возраста. Может, дело было в моём оптимизме, но я не видел никаких признаков того, что она станет хоть частично такой же капризной, как Элэйн, когда вырастет в женщину. Её навыки волшебницы быстро развивались. Сильно помогал тот факт, что рядом с ней был её отец и другие волшебники, чтобы помочь ей научиться. Наблюдая за её ростом, я мог лишь вообразить, насколько проще это было бы для меня, если бы меня так же кто-то наставлял.

Её навыки зачарования были удовлетворительными, но особого интереса к этой области она не проявляла, по крайней мере — пока, хотя её особый дар, как потомка рода Сэнтир, был весьма очевиден. Она больше не поддерживала стадо разумных мягких игрушек, но у неё всё ещё было две или три, служивших ей близкими друзьями и советниками. Они были из числа довольно сложных созданий, и требовали некоторой подпитки каждые несколько недель. Она также могла быстро и импульсивно создавать существа поменьше из одной лишь магии, прилагая, судя по всему, минимальные усилия. Мне приходилось быть постоянно настороже, ибо её маленькие союзники часто следовали за мной повсюду, следя за каждым моим шагом. Моей дочери эта игра нравилась, хотя меня это иногда раздражало.

С Мэттью они отличались как ночь и день. Его характер был тихим, задумчивым и более интровертированным. В магическом плане он был сильнее своей сестры, и по мере его взросления я начал гадать, вырастет ли он даже сильнее меня. Он обладал глубоким интересом к зачарованию. Это было общей нашей чертой, хотя его разум часто уходил в направлениях, которые я никогда не рассматривал. Каждый день приносил сюрпризы, когда он начал разрабатывать собственные идеи. Я познал отцовскую гордость, наблюдая за ним, и надеялся, что однажды его изобретения изменят мир.

С наступлением подросткового возраста они с сестрой стали немного соперничать, особенно с тех пор, как она, похоже, начала развиваться в архимага. Её чувства были такими же острыми, как и мои собственные, и она уже начала слышать голос земли.

Они оставались лучшими друзьями, но никто из них не хотел этого признавать в присутствии меня или их матери. Я мог лишь надеяться, что их соперничество утихнет по мере взросления, но, будучи сам взрослым ребёнком, я на самом деле не мог этого понять.

Орден Камня продолжил существовать, но стал гораздо меньше. Сайхан вернулся ко мне на службу, но Харолд принял предложение Королевы, и теперь возглавлял новый Орден Шипа. Он всё ещё числился в Ордене Камня, но теперь был полностью лоялен короне. Сэр Иган, Сэр Уильям и Сэр Томас присоединились к нему, что оставило Сайхана единственным членом ордена, отклонившим предложение Королевы.

Возраст начал сказываться на Сайхане, но его это, похоже, не особо беспокоило. Он занял пост гроссмейстера Ордена Камня, и продолжил обучать моих солдат и новых рыцарей. Каждый раз, когда я спрашивал, почему он остался с «впавшим в немилость» дворянином, а не пошёл служить Королеве, он просто отвечал мне ничего не выражающим взглядом.

Единственным ответом, которой он мне дал, было: «По крайней мере, теперь у меня повелитель, который соответствует моему характеру».

После этого я оставил этот вопрос в покое. В конце концов, он был прав. Я всё ещё не знал тайны его прошлого, но решил, что внутри у него наверняка были похожие шрамы.

Никто из рыцарей теперь уже не обладал узами с землёй. Каждый из них вынужден был в конце концов отказаться от них, или рисковал повторить судьбу Дориана. Я вежливо отказывался от предложений создать новые узы. В мире стало спокойно, и у меня были альтернативы получше.

Узы Ариадны с её драконом, Каруином, оказывали на неё эффект, очень похожий на узы с землёй, но без затруднительных побочных эффектов. Её чувства обострились, тело стало сильнее и быстрее. Что важнее, дракон стал её спутником. Созданные мною новые драконы обладали почти полным Сэлиором эйсара. Из-за природы чар, которые их создали, они имели способности, похожие на старых «Сияющих Богов», но, в отличие от последних, обладали живыми телами из плоти и крови.

Вылупившись, новый дракон быстро рос, пока не достигал своего полного размера, обычно — в течение пары лет. Созданные мной чары, которые закрепляли их искусственные сознания, были похожи на старые чары богов, но насчитывали много дополнительных изменений и дополнений для крайних случаев. Каждый дракон «привязывался» к человеку, если были соблюдены нужные условия. Они будут жить столько же, сколько их партнёр, но пройдут через регрессивную трансформацию после смерти этого человека. Предполагалось, что это будет аппроксимацией смерти — тело умрёт, а разум сожмётся в новое «яйцо», вернув их в стазис.

В то же время память дракона очищалась, оставляя лишь основную информацию, которую я в них заложил. Когда они наконец находили нового «хозяина», то не сохраняли воспоминаний о своей прежней жизни. Это было лучшим ответом, который я смог найти для страдания, которое, похоже, было неизбежным результатом бессмертного существования.

Часть драконов я создал для связывания узами с нормальными людьми. В каждом из этих случаев я настраивал их на первого партнёра с помощью капли крови. В дальнейшем они будут принимать в партнёры лишь потомков первого, скреплённого кровью партнёра. Однако те, которых я сделал для привязки к волшебникам, были иными.