Она ожидала, что потребуется несколько ударов, если не больше, чтобы срубить основание ствола, но, к её удивлению, клинок вошёл глубоко в древесину, почти перерубив ствол за один удар. Она уже пользовалась прежде топором, которому следовало быть более приспособленным для этой задачи инструментом, но тогда было далеко не настолько легко. Её второй удар закончил дело, и когда она нацелилась на следующее дерево, она сумела срубить его за один удар. Меч был невероятно острым.

— Чёртова штука почти как световой меч, — пробормотала она, снова изучая лезвие. Никакого признака повреждений от износа не было, однако она заметила лёгкое мерцание, колебавшееся вокруг лезвия. «Это просто игра воображения», — подумала она. Хохотнув, она выставила меч перед собой: — Магия, несомненно. Это, наверное, легендарный меч, Экскалибур.

Она обернулась к отрубившемся незнакомцу:

— А ты тогда, получается, Артур.

Отложив свои нервные попытки пошутить, она срубила третье деревце, а затем срезала мечом все ветки поменьше, прежде чем сложить из трёх стволов треугольник. Она вернула меч в ножны, и позаимствовала у незнакомца меч. Тот казался таким же острым.

Ей нужна была верёвка, но с этим у неё всё было в порядке. Керэн сняла свой пояс, повернула и сняла пряжку, и начала расплетать паракорд, из которого был сделан пояс. Именно для этой цели тот и предназначался, хотя она никогда не полагала всерьёз, что ей это понадобится.

— Увы, ничего кроме рифового узла я не помню, — пробормотала она себе, начиная попытки связать деревянный каркас. В конце концов ей удалось, но никакой скаут не стал бы гордиться её результатом, и она, наверное, потратила паракорда больше, чем было необходимо. Она добавила ветки поменьше, которые ранее срезала с деревьев, привязав их поперёк рамы, и в конце концов получила нечто, что, по её мнению, могло выдержать тело.

Керэн критически оглядела дело своих рук:

— Не лучшая из моих поделок.

Затаскивать мужчину на носилки оказалось труднее всего. Он не был особо тяжёлым для своего роста, но даже сто шестьдесят с лишним фунтов безвольного веса представляли из себя серьёзную трудность. К счастью, она не была маленькой — имея рост в пять футов и десять дюймов, Керэн были выше большинства известных ей женщин. Она также была в отличной форме.

Она сунула руки ему под плечи, и продела локти ему подмышками. Пыхтя и ругаясь, она дёргала и тянула, пока ей не удалось примерно разместить его на сработанных на скорую руку носилках. Солнце начало заходить за горы на западе, и она знала, что времени у неё оставалось немного.

Полтора часа спустя она была убеждена, что допустила ошибку. У Керэн всё болело. Её ладони были ободранными и натёртыми — она потеряла часть кожи, пока делала носилки, и потеряла её больше, пока тащила эту проклятую штуку вниз по неровному и грубому склону горы. А ещё были её мышцы: у неё болела спина, болели плечи, а ноги были усталыми ещё до того, как она вообще ко всему этому приступила.

Что хуже, она прошла не очень большое расстояние. Носилки могли бы очень помочь на ровной местности, но идти с ними вниз по холму стоило постоянных усилий. Широкий конец постоянно цеплялся за кусты, камни и маленькие деревья, заставляя её останавливаться и высвобождать его, прежде чем она могла продолжить.

Сколько она прошла? «Сомневаюсь, что мы спустились больше чем на три или четыре сотни футов по этой проклятой горе».

— Отстой, — выругалась она. — Ну разве может быть хуже? — Будто отвечая на её вопрос, заморосил лёгкий дождик.

Керэн посмотрела на небо:

— Забудь, что я это спрашивала.

Она шла ещё час, пока света не стало настолько мало, что она начала волноваться, как бы не покалечиться в темноте. Она слышала звук текущей воды вдалеке, что было хорошим знаком, поскольку означало, что она, наверное, близко к основанию горы.

Дождь перестал, и ветра было немного, но её одежда всё ещё была влажной, и даже лёгкий бриз уже похолодевшего воздуха заставлял её дрожать. Её пассажир, похоже, этого не замечал, но его кожа была холодной и влажной на ощупь.

— Ночью будет весело.

Она подпёрла верхнюю часть носилок небольшим камнем высотой лишь в фут от земли. Это не давало носилкам прижиматься к влажной почве. Оглядевшись, она поискала что-нибудь, что могло помочь им сохранить тепло, но никакие из росших поблизости хилых кустов не выглядели привлекательно. На земле были какие-то мёртвые листья, но они были мокрыми, и её не прельщала мысль о насекомых, которые могли в них скрываться.

Змеи её не беспокоили, как и большинство жуков, но мысль о вероятности найти сороконожку вызывала мурашки у неё по коже.

— Почему у тебя нет одного из тех гигантских шерстяных плащей, которые все носят в фэнтезийных романах? — спросила она, снова обращаясь к бессознательному мужчине. Как обычно, он не ответил.

Она попыталась прислониться к дереву, но вскоре начала дрожать, и никакой речи о сне и быть не могло. Её пациент не дрожал, но она почувствовала себя ещё хуже, глядя на него. «Если мне холодно, то у него-то вообще может быть гипотермия — у него тело даже не реагирует».

Встав, она подошла, и легла на носилки рядом с ним. Устроиться поудобнее было трудно. Поперечные ветки были достаточно широкими, чтобы вгрызаться ей в спину, и казалось, что острые прутики были повсюду, но она устроилась как только смогла. Прижавшись поближе к левому боку незнакомца, чтобы не тревожить его раненую ногу, она закрыла глаза.

Тут ей в голову пришла мысль: «А что если он очнётся?». Это было глупо. Он был не в том состоянии, чтобы представлять угрозу, а если и попытался бы что-то сделать, то хватило бы тычка в ногу, чтобы положить конец любым подобным мыслям.

Керэн вздохнула, закрывая глаза:

— Я так никогда не смогу заснуть. — Но у её тела были иные мысли, и вскоре она погрузилась в сон.

Мэттью почесал свою щёку. К ней пристало что-то сухое и жёсткое. Открыв глаза, он обнаружил, что смотрит на ослепительный ночной небосвод. Небо было чёрным и абсолютно чистым, открывая взору небесное шоу несравнимой красоты.

Его тело по большей части было холодным, но одна сторона была теплее другой. Сбоку к нему прижималась женщина, которую он видел ранее, или, по крайней мере, он предположил, что это она. В темноте было трудно судить об этом, и его магический взор в этом мёртвом мире почти не отсутствовал. Он лежал несколько минут неподвижно, создавая тусклый свет, а затем оглядел своё окружение.

Он лежал приподнятым над землёй, удерживаемым на грубо сделанной волокуши, и он не думал, что это было то же место, где он потерял сознание, хотя уверенным в этом он быть не мог. Ему также нужно было пописать.

Когда он попытался встать, его пронзила боль, и с его губ сорвался невольный стон. «Бля, больно-то как!» — подумал он. Обращать магический взор внутрь было легче — внутри него было полно эйсара, позволявшего видеть. «У меня сломана нога».

Ничего неожиданного, по его мнению, в этом не было. Могло быть и хуже. Зачерпнув имевшихся сил, он попытался выпрямить кость, прежде чем срастить её… и едва не закричал.

«Идиот, конечно же больно! Ты же на настолько тупой — сперва заблокируй нервы», — обругал он себя. Он был рад, что сестра не была здесь, и не видела его ошибки. Она всегда задирала нос из-за её целительских навыков, превосходивших его собственные.

Начав сначала, он на этот раз заблокировал нервы, и успешно заставил кости встать на место и срастись. С синяками он почти ничего не мог сделать, но в остальном он, похоже, ничего себе больше не повредил. Убрав нервный блок, он постепенно слез с волокуши, шипя от ноющей боли, когда перенёс вес на раненую ногу. Однако его вес она выдержала.

Медленно хромая, он немного отошёл, прежде чем распустить завязки на штанах, и облегчиться. Разделавшись с этим важным делом, он вернулся, и несколько минут изучал девушку. Она выглядела совершенно несчастной, мокрой и дрожащей на волокуше.