— В конце концов я догадалась.

Он больше не мог смотреть на неё, поэтому повернул свою голову к солнцу.

— Мне так жаль, — прошептал он.

— Не нужно, — сказала она со внезапной свирепостью в голосе. — Я выложила ей свои мысли, и она попыталась свалить вину на тебя, но я ей не поверила. Мы ссорились и спорили, и в конце концов она во всём созналась. Вскоре она ушла, и больше мы с ней не говорили.

В его голове бушевали кровь и пламя. То, от чего он бежал, наконец снова подняло голову, и теперь спасения уже не было. Его эмоции угрожали его самоконтролю, и Даниэлу ничего так не хотелось, как заставить воздух бешено закружиться, дав выход гневу и ненависти к самому себе. Он встал, и его тело так напряглось, что его начало трясти.

Мягкая ладонь, лёгшая ему на спину, усмирила его демонов:

— Я простила тебя, Даниэл. Как только поняла, я простила тебя, но её я не прощу никогда.

— Она — твоя мать.

— Я — тоже мать! — сказала она, выплёвывая слова с немалой злобой.

— Я предал твоё доверие, — парировал Даниэл.

— Тебе было едва пятнадцать, и ты позволил слабости предать твоё сердце. Она была взрослой женщиной, и она помогала тебя растить. Разница гораздо больше, чем ты можешь себе представить, — сказала Кэйт.

— Я не понимаю, — выдавил он, — зачем тебе меня прощать? Я этого не заслужил.

Её руки обняли его талию, и она прижалась щекой к его плечу:

— Во мне есть ограниченное количество прощения, Даниэл. Моя любовь — безгранична и незыблема, но прощения во мне не так много. И то, и другое я решила дать тебе.

Он повернулся, с намокшими от слёз щеками, и притянул её поближе к себе. «Чёрт, почему она такая прекрасная?». Не думая, он опустил своё лицо к её собственном, и страстно поцеловал её, не в силах больше удерживать своё ужасное желание. Его жизнь стала холодной пустотой, и ему только и было нужно животворящее пламя, которым являлась Катрин Сэйер, чтобы эту пустоту заполнить.

Она ответила на его поцелуй, сперва с готовностью, но в конце концов она начала отталкивать его.

Её аура бурлила от страсти и похоти, и то же самое он видел отражённым в её взгляде, но она решительно держала его на расстоянии вытянутой руки.

— Я всё ещё замужем, — печально сказала она ему. — Семья всегда будет для меня важнее.

Он отпустил её, всё ещё внутренне борясь с собой.

— Хотя, если бы ты использовал свою силу, то я, наверное, не смогла бы отказать, — дразнящим образом предложила она.

Даниэл зарычал, отчаянно глядя на неё. «Это что там в её ауре, надежда? Она что, хочет, чтобы я её принудил?». Тут он понял, что она хотела отговорку. Она не хотела предавать свою семью по собственной воле, но если бы он лишил её выбора…

«Ты — насильник». От воспоминания об этих словах у него по спине пробежали мурашки.

— Нет, — горько сказал он. — Больше я так делать не буду. Я слишком многим причинил боль.

— Правда, так много правды в этих словах… — сказала она, направляясь прочь. — Приходи завтра на ужин. Сэт тоже будет рад тебя увидеть.

— Ладно, — сумел ответить он.

Будучи уже более чем в двадцати ярдах, она крикнула назад:

— Ты поиграешь для меня… пока я не дойду до двери?

Он стал играть, и продолжил играть ещё долгое время, пока у него не заныли пальцы, а разум не остался совершенно пустым.

Утро он провёл с отцом, которому не хотелось покидать дом, пока там был Даниэл, а время после обеда — с матерью. В промежутке он некоторое время выполнял своё обещание насчёт работы по дереву. Латание заборов и некоторые мелкие починки, требовавшиеся в сарае, были для него во многих отношениях простыми задачами. Покуда у него была сухая древесина для работы с ней, он мог легко обрезать её до практически любой формы или размера, сберегая многие часы работы пилой. Вколачивать гвозди было так же легко.

Основное его ограничение пришло, когда Даниэл осознал, что истратил всю запасённую отцом древесину. Это значило, что кому-то нужно было съездить в лавку к Тому Хэйсу. Хотя в Колне был собственный кузнец, ближайшая лесопилка была в Дэрхаме. Однако лавка Хэйсов держала под рукой богатый запас древесины.

— Вечером я схожу к Сэту и Кэйт, — сказал он матери, когда отец вернулся к концу дня с овцами.

— Они знают о твоём визите? — спросила она.

— Кэйт услышала, как я вчера играл на цистре, — ответил он. — Она подошла, и пригласила меня.

— О, — сказала Хэлэн. — Ну, я уверена, что они будут рады снова тебя увидеть.

— Полагаю, мы не можем оставить тебя только для себя одних, — сказал Алан, подходя сзади.

Даниэл попросил прощения, уже, казалось, в десятый раз:

— Прости, Пап. Хотел бы я, чтобы у меня было больше времени.

Алан махнул рукой, закрывая эту тему:

— Что есть — то есть, Сын. Не волнуйся об этом.

— Когда появится возможность, сходи посмотреть на сарай, — с гордостью сказал ему Даниэл. — думаю, тебе понравится, что я сделал, однако боюсь, что у тебя кончилось дерево.

— Квадратные шесты, или доски один-на-шесть?

— И то, и другое.

— Чёрт, парень! Ты времени зря не терял!

Даниэл осклабился:

— Ага. Тебе придётся съездить в город.

На лице Алана Тэнника мелькнула тень, но почти так же быстро исчезла:

— Да, придётся об этом подумать. Возможно, у меня до этого ещё нескоро руки дойдут. Наш кредит в лавке несколько маловат.

— Может, мне следует съездить, — предложил Даниэл. — Если я смогу доставить дерево до того, как уеду, то смогу сделать для вас гораздо больше. Уверен, ты не будешь против, если я расширю загон, и добавлю ещё несколько стойл.

— Не волнуйся на этот счёт, Даниэл, — сказал его отец. — Нам хватает уже того, что ты здесь. Ты сделал работу, которая у меня бы отняла несколько недель, если сумел истратить всю эту древесину.

По правде говоря, Даниэл слегка нервничал при мысли о поездке в Колн. Он, наверное, уже оставил на городе большой след, и там многие наверняка затаили на него обиду. Однако родителям он в этом признаваться не хотел.

На парадном крыльце здания, о котором Даниэл всё ещё думал как о доме Сэйеров, стоял высокий, худой мужчина. Тёмные, кудрявые волосы скрывали верхнюю часть его ушей, и соединялись с густой бородой, росшей вдоль линии его подбородка. У него всё ещё был тёмный загар, и его поза намекала на сильные мышцы. Сэт никогда не был широк в кости, но возраст и тяжёлый труд дали ему крепкое тело целыми днями работавшего руками мужчины.

— Ты не выглядишь и вполовину так хреново, как она мне описывала, — сказал он, когда Даниэл оказался в пределах слышимости. На его лице была улыбка, но до глаз она немного не доставала.

Прошлым вечером Даниэл воспользовался зеркалом своей матери и ножницами, чтобы привести себя в порядок. После этого он всё ещё выглядел довольно неопрятно, и мать настояла на том, что ему нужно дать ей поработать часок над его волосами и бородой, прежде чем он снова примет цивилизованный вид.

— Я бы сказал то же самое про тебя, — сказал он своему старому другу, — но это было бы ложью. Ты выглядишь как никогда хорошо, и я чертовски рад это видеть.

— Я тоже рад тебя видеть, — отозвался его собеседник.

— Когда мы виделись в последний раз, помнится, ты хорошенько мне врезал.

Плечи Сэта ясно видимым образом напряглись, и Даниэл увидел, как в его ауре вспыхнула настороженность.

— Слушай, Даниэл, насчёт этого…

— Я заслужил, Сэт. Не беспокойся на этот счёт. Мне следует поблагодарить тебя за то, что ты вбил мне в голову немного здравомыслия, — сказал Даниэл, пытаясь заставить друга своего детства расслабиться.

Перестав напрягаться, Сэт ответил:

— Мне следует тебя поблагодарить за много большее. Кэйт сказала мне, что случилось с Ронни и остальными. Ты даже донёс меня сюда. Если бы не это, я мог бы помереть.

— Я не мог бросить друга в беде. — Они уже стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки.