«А какая мне разница? Я что, хочу умереть?» — задумался я, но даже эти вопросы были лишены чувства. Я продолжал раздумывать над этими вещами, продолжая свой путь, но, не имея эмоций, я просто не мог решить. Наконец я сдался, и переместил своё внимание на изучение своей способности вытягивать энергию из живых существ.

Медведь дал мне невероятное количество силы — возможно, даже больше, чем я обычно мог иметь, если бы снова стал живым. Основным недостатком, насколько я мог судить, было то, что сила была ограничена. После того, как я использовал позаимствованную силу, она исчезала. В отличие от моего естественного эйсара, она не возобновлялась с течением времени. Однако это было не слишком обременительным ограничением, покуда я был не против убивать живые существа, а это, учитывая моё нынешнее психическое состояние, не казалось проблемой, на самом деле.

Я знал, что достаточно скоро достигну Албамарла, и хотя я всё ещё не мог найти никакой реальной причины или смысла для путешествия туда, я знал, что если меня узнают, или если кто-то обнаружит мою природу, то я буду вынужден сражаться с теми, кого я когда-то любил и защищал — или позволить им уничтожить меня. Ни одна из этих мыслей меня на самом деле не беспокоила, хотя я отлично осознавал, что так быть не должно. Вместо того, чтобы оставлять всё на волю случая, я решил поэкспериментировать со своей новой силой.

Я убил множество маленьких животных, сперва усыпляя их, чтобы иметь возможность к ним прикоснуться. Я пробовал просто заставлять себя не вытягивать из них эйсар, но потерпел полное поражение. Высасывание мною жизни, судя по всему, было полностью рефлекторным процессом, которому требовался лишь физический контакт. Через некоторое время я перестал использовать животных — найти растения было гораздо проще, и мне не требовались заклинания, чтобы помешать им сбежать. Маленькие растения, которыми я пользовался, не могли предложить много эйсара, но пока я шёл по лесу, они имелись в почти бесконечном количестве.

В конце концов я научился их не убивать. Создавая вокруг себя личный щит, я мог не позволять себе невольно поглощать эйсар. Это очень сильно походило на щиты, которые я использовал годами, до моей злополучной трансформации. Покуда я держал щит близко к своей коже, не-магам будет практически невозможно его обнаружить, даже если они будут касаться меня, и он обеспечивал полное отсутствие истинного физического контакта. Я также обнаружил, что с некоторым усилием могу менять его проницаемость, что позволяло мне вытягивать энергию медленнее. «Быть может, это позволит питаться, не обязательно убивая жертву», — заметил я.

С технической точки зрения, я и сейчас это мог, ограничивая длительность контакта, но на практике было трудно заставить себя остановиться, когда я уже коснулся кого-то своей обнажённой кожей.

Я думал об этом, и о многих других вещах, шагая сквозь белые дни и пустые ночи.

Албамарл был примерно таким же, каким я его и помнил, но всё же казался иным. Множество облицованных розовым гранитом зданий никак меня не согревали. Город ощущался таким же мёртвым, каким был я, как и практически всё, что я встречал до сих пор. «Похоже, что я обречён на холодное, пустое существование», — безмолвно сказал я себе, — «и я даже не могу вызвать в себе достаточно чувства, чтобы впасть по этому поводу в депрессию».

Бродя по улицам города под светом послеполуденного солнца, я думал о Тиллмэйриасе. Когда мы сражались, он казался полным ярости. Откуда брался его гнев? Он же не мог, после многих лет плена в теле маленького мальчика, всё ещё сохранять столько эмоций? И это ещё без учёта тысяч лет, которые он провёл в какой-то бестелесной неопределённости — однако он всё же был зол.

«Я — последний хранитель знаний Ши'Хар, и мой народ создал богов. Чего бы ни достигло ваше звериное племя, в наших глазах вы всегда будете не более чем животными!» — сказал мне Тиллмэйриас ближе к концу. Горькая ненависть в его голосе не могла быть поддельной. Он сказал мне ещё кое-что, ставшее жутким предсказанием моей судьбы: «У всех будет счастливый конец, кроме тебя».

— По крайней мере, я выжил, — ответил я этому воспоминанию вслух. Но победой это не ощущалось. Я чувствовал себя как… ничто.

— Ты выглядишь одиноким, — произнёс незнакомый женский голос. — С чего бы симпатичному молодому человеку вроде тебя быть без подружки?

Слова должны были застать меня врасплох, но не застали — я просто не ожидал, что со мной кто-то заговорит. Я забрёл в один из более сомнительных районов Албамарла, рядом с речными причалами. Взгляд, брошенный на женщину и её чересчур густо нанесённые румяна, довольно быстро поведал мне, почему она меня окликнула. Она была проституткой.

— Я женат, — монотонно ответил я, хотя эта мысль заставила меня призадуматься. «А женат ли я»? Если я действительно умер, то сейчас Пенни считается вдовой, свободной искать нового мужа. Я знал, что эта мысль должна была меня расстраивать, но, как и всё остальное, она не смогла затронуть моё апатичное сердце.

Пока я думал эти думы, женщина приблизилась ко мне. Она была уже достаточно близко, чтобы мне стало не по себе, если бы я всё ещё был способен чувствовать что-то такое. Её дыхание было тёплым, и мне были видны тонкие морщинки вокруг её глаз. Ей, наверное, было слегка за тридцать, и трудная жизнь оставила на ней свои следы. «Сколько ей ещё осталось работать в этой профессии?» — задумался я.

— А ты — из тихих, голубчик. Женатость здесь мало что значит, — сказала она мне, подаваясь ближе, и игриво кладя ладонь мне на грудь. — Почему бы тебе не позволить мне взять тебя домой, и согреть тебя? По-моему, тебе холодно, — говорила она, склоняя голову набок, и глядя на меня полуприкрытыми глазами.

Её действия призваны были меня соблазнить, в этом я не сомневался, но, конечно же, никакого видимого эффекта они не оказали. Я крепко сосредоточил свою волю — убеждаясь, что мой щит не позволит мне невольно вытянуть её жизненную силу, если она вдруг мимолётно коснётся моей кожи.

— Я не одинок, — прямо ответил я. — Тебе не следует меня трогать.

Мои слова заставили её приостановиться на секунду, и посмотреть мне в глаза:

— Я уже видела такие глаза прежде, голубчик, хотя они не были такими печальными, как твои. Все одиноки, голубчик. Почему же не позволить Сладкой Мёртл на время унять твою боль? — сказала она, подняв ладонь к моей щеке. — Такой холодный, — заметила она, — позволь мне согреть тебя. Мужчина вроде тебя же наверняка может позволить себе посидеть у моего огонька?

Я забыл о своей одежде. Какими бы оборванными и грязными мои вещи ни были, они в некотором роде намекали на моё прежнее богатство. Они были сделаны из слишком хорошего материала, и образцово подогнаны, хоть и не являлись парадной одеждой.

— Пожалуйста… — начал я, намереваясь закончить на «оставь меня в покое», но закончить у меня не получилось. Встав на цыпочки, Мёртл прижала свои губы к моим.

Мой щит защитил её на долю секунды, пока её язык не метнулся вперёд, проскользнув между моими губами, после чего случилось нечто поразительное. В меня полился такой эйсар, какого я никогда прежде не испытывал, наполняя меня теплом — мир будто засветился ярче вокруг меня. Тело Мёртл дёрнулось на секунду, когда её жизнь начала течь в меня, и её руки поднялись, чтобы толкнуть меня в грудь, как инстинктивная реакция в попытке спасти себя от зияющей пустоты внутри меня. Однако мои руки уже оплели её, и я удерживал её затылок своей правой ладонью.

По мне потекла восторженная волна эмоций, окрашивая окружающий мир в яркие цвета, смывая прочь существовавшую там прежде пустую серь. Страсть, эмоция, которой я не чувствовал с момента своего пробуждения, поднялась во мне, и, что невероятно, я ощутил, как забилось моё сердце. Мой собственный язык пришёл в движение, когда я продолжил поцелуй, начатый Мёртл. Та стала оседать в моих объятьях, но мне было мало, поэтому я поддержал её, медленно опуская на землю.