— Как я уже говорила тебе, архимаг не обладает силой, он «становится» ею. Сила, которую ты используешь — не твоя собственная, ты лишь заимствуешь её, и если ты используешь её слишком много, то она будет владеть тобою. Помни об этом.

Я заскрипел зубами, но не сказал ничего. Я очень хорошо знал, что она имела ввиду, но был убеждён, что тут было что-то ещё. На каждом повороте мне говорили, что у всякой силы есть цена, что используемая мною сила будет стоить мне самой жизни, если я попытаюсь использовать то её количество, которое мне нужно было, чтобы остановить существ вроде Мал'гороса или сияющих богов. Но я видел, что в этой игре было много неизвестных — даже Мойра не понимала всех ограничений или возможностей, которые имела способность архимага. В противном случае она бы уже поняла, что со мной только что произошло, и она уже призналась в некоторой неуверенности относительно этого. «И я — не просто архимаг», — подумал я про себя. Я обладаю и своей собственной силой, как волшебник, хотя она может бледнеть в сравнении с некоторыми врагами, выстроившимися против меня.

Помимо этого я знал, что сила разума может дать ответы, которые не обретёшь никакой грубой силой. Мойра недооценивала важность интеллекта, в этом я был уверен — потому что всё её обучение научило её, что величайшие применения силы архимага стирают его (или её) разум или способность к мышлению. Естественное следствие такого хода мысли — что вся сила, после определённого порога, делает бессмысленной силу мысли или личную волю отдельного индивида.

Я отказывался принимать это мнение. Из проведённого в кузнице времени я знал, что иногда малые приложения силы могут иметь большой эффект. «Искусное применение силы увеличивает то, что возможно». Я повернулся к Мойре спиной, и пошёл обратно к Ланкастеру.

— Пока можешь идти, Мойра, — грубо бросил я. В кои то веки, моё терпение и учтивость исчезли, и мне на самом деле было плевать.

Где-то глубоко, в одном из тёмных мест мира, что-то пробудилось. Оно беспокойно заворочалось, вытягивая тело, которое было неподвижным почти тысячелетие. Сам мир вздрогнул, будто готовый сбросить оковы сна, и затопить весь свет огнём. Сейчас всё успокоилось, но оно чувствовало повисшее ожидание, будто мир лишь притих, замолчав в ожидании какого-то более крупного события.

Оно медленно стряхнуло пыль со своего древнего тела, и начало пробираться к дневному свету и свежему воздуху. Оно было голодно, поскольку не ело уже почти тысячу лет.

Я вернулся в замок Герцога вместе с Уильямом. Я не был уверен, что он видел или чувствовал, и, если уж на то пошло, я не был уверен, что видел или чувствовал я. Мой разум был иным в той, другой форме, и мои воспоминания были для меня странными. Уильям ничего не сказал, когда я нашёл его, и не поделился со мной никакой информацией. Однако я заметил, что он держался от меня подальше, и сжимал свой лук с определённой тревогой, которой раньше я в нём не замечал.

Проходя через главные ворота, я заметил, что стражники выглядели встряхнутыми. У меня было такое неловкое чувство, что я, возможно, был тому причиной, но я ничего не сказал, просто пошёл дальше. Когда я достиг главной двери в донжон, меня встретил Джеймс.

— Ты почувствовал, как тряслась земля? — спросил он.

Я мог лишь предположить, что он имел ввиду моё выступление час назад:

— Да.

— У нас тут никогда прежде не было землетрясений — есть какие-то мысли насчёт того, из-за чего оно случилось? — вытянулся он лицом из-за волнения и забот.

— Вообще-то, нет, — солгал я. У меня было такое чувство, что он довольно скоро узнает правду, если уже не начал подозревать, но мне было в общем-то всё равно. У меня теперь была лишь одна цель, и мне трудно было видеть что-то помимо неё.

Что-то в моей манере, наверное, выдало меня.

— Почему такой странный взгляд? Ты вроде не особо заботишься тем, что случилось.

Я пожал плечами:

— Не особенно, — сказал я, обошёл его, и снова двинулся вперёд.

— Ты куда?

— Поговорить с волшебником, которого вы поймали, — спокойно сказал я.

Несмотря на возраст, опыт и гладкое лицо Джеймса, я ощутил мелькнувшую тревогу, когда он снова заговорил. По ауре, которую являл вокруг него мой магический взор, это было совершенно ясно.

— Он ещё не проснулся.

Я остановился, но не обернулся к нему:

— Не лги мне, Джеймс. Я понимаю, что ты пытаешься сделать, но, пожалуйста, не пытайся мне лгать, — сказал я и, чуть помедлив, пошёл дальше, не дожидаясь его ответа.

Он не пошёл за мной, но прежде, чем я покинул зал, он крикнул вслед:

— Что ты собираешься делать?

Я не ответил, по крайней мере не настолько громко, чтобы он мог услышать. Вместо этого я пробормотал свой ответ тихо, себе под нос:

— Я просто задам кое-какие вопросы, — были мои слова. «И узнаю, кто стоит за убийством моей жены и нерождённого ребёнка», — мысленно добавил я. Моё сердце поглотила холодная пустота, оставив лишь ледяной гнев, смешанный с упрямством. — А потом я начну сжигать его, по частям… но не слишком быстро. Я же не хочу спешить, в самом деле, — улыбнулся я.

Пока я шёл через коридоры, направляясь к лестнице, которая приведёт меня вниз, в темницу, меня отыскали моя мать и Дженевив. Они были последними людьми, которых я хотел видеть, поэтому я проигнорировал их, и, произнеся слово, перекрыл коридор щитом невидимой силы. Моё здравомыслие было на исходе, но я всё же не хотел, чтобы они видели то, что произойдёт внизу. «Лучше им остаться здесь, наверху», — подумал я про себя.

Я почти дошёл до лестницы, и на ходу тихая часть меня отрешённо наблюдала. Если бы Марк или Роуз были здесь, то они, возможно, смогли бы меня успокоить, но они были слишком далеко, чтобы помочь. «Пенни была бы ещё лучше», — и от этой мысли у меня сжалось в животе. Внутри я чувствовал лишь ледяной свёрток боли, но в моём разуме не было ничего кроме образов пламени.

Я завернул за угол, и обнаружил Ариадну, стоявшую перед дверью, которая вела на лестницу в темницу.

— Мордэкай, мне нужно с тобой поговорить.

— Пожалуйста, отойди, — без всякого выражения сказал я.

— Я должна с тобой поговорить, — сказала она с выражением упорства — исчезла испугавшаяся своего отца девушка, которую я видел ранее. Я лениво задумался, когда она успела стать женщиной — казалось, что лишь день назад она была докучливой младшей сестрой Марка. Но та часть меня, которая гадала, не была главной — у меня не было места для потакания своей ностальгии… больше не было.

Я уже знал, что на ней было надето одно из сделанных мною ожерелий, поэтому я не потрудился пытаться погрузить её в сон. Я не хотел делать ей больно, но терпение у меня было в дефиците. «Борок Ингак», — сказал я, разрывая находившуюся у неё за спиной дверь на части с точностью, которой у меня не было год назад. Внезапная потеря опоры сзади заставила её податься назад, и она бы упала вниз по лестнице, но я уже шагнул вперёд, поймав её за руку.

— Осторожно, Марк никогда мне не простит, если я случайно тебе наврежу, — мягко сказал я, вытягивая её из дверного проёма.

Испуганное выражение её взгляда сказало мне всё, что мне нужно было знать. Что-то в моём тоне уже выдало мою тайну. Я одичал — даже хуже, я был поглощён желанием совершить убийство.

— Морт, ты должен меня выслушать! — крикнула она, когда я оттолкнул её назад, и запечатал щитом оставшийся между нами дверной проём.

Я повернулся к ней спиной, и начал спускаться по лестнице. Тихая часть меня сделала наблюдение, что тёмный лестничный колодец вполне мог быть метафорой для моего собственного душевного спуска во тьму.

— Ты не хочешь этого видеть, Ариадна, — на ходу сказа я. Я не особо беспокоился о том, слышала она меня или нет.

— Пенни оставила тебе записку! Ты её видел?! — крикнула она мне вслед. Её слова были слегка приглушены преграждавшим ей путь силовым экраном, но я всё равно их услышал. Мои ноги остановились сами по себе.