Наконец эмоции взяли верх над его разумом, всё ещё пытавшимся разобраться в вещах, к которым он был плохо приспособлен. Вскочив, Даниэл окликнул её:

— Подожди! Кэйт, т-ты хотела бы пойти со мной?

Она остановилась как вкопанная.

— Н-на танцы, я хочу сказать, — пояснил он.

Она стянула с головы свой синий шарф, и потёрла им своё лицо, прежде чем снова повернуться к нему. Её пышные рыжие волосы развевались на ветру, лишённые удерживавшего их на месте шарфа. Сверкнув зелёными глазами, она ответила:

— Я бы этого очень хотела.

Его сердце заколотилось, а во рту пересохло. Она ещё минуту стояла на месте, прежде чем он наконец нашёл ответ:

— Спасибо, — сказал Даниэл. У него сложилось такое ощущение, будто он упустил какую-то возможность.

Она улыбнулась, и снова пошла вниз по холму:

— Сыграй мне песню, пока я иду, Даниэл Тэнник.

— Буду играть тебе до двери, — крикнул он вслед, и поспешно поднял с травы свою цистру. Он начал бренчать приятную мелодию, пока она шла прочь, и продолжил играть ещё долго после того, как потерял её из виду в густом подлеске и деревцах у реки. Он продолжил, пока она не показалась с противоположной стороны, взбираясь по холму, к своему жилищу. Прекратил он лишь тогда, когда стал абсолютно уверен, что она добралась домой.

Хэлэн Тэнник наблюдала за своим сыном, когда тот вернулся домой тем вечером. Обычно он первым делом начинал докучать ей в кухне, будучи голодным, и любопытствуя насчёт того, что она там готовила. Даниэл и его отец в этом отношении были очень похожи, всегда искали еду. Однако сегодня всё было иначе — Даниэл просто поздоровался с ней, и проплыл мимо, лениво держа в руках цистру. Он казался отвлечённым, но на его лице играла улыбка.

— Иди, отложи её, прежде чем садиться за стол, мальчик, — возразил его отец, когда Даниэл стал садиться.

— Вупс! Прости, Пап, — ответил молодой Тэнник, цепляя инструмент на крюк, где тот обычно и висел на стене.

— Сегодня что-то случилось, Даниэл? — спросила Хэлэн, наливая половником суп в три деревянных тарелки.

Даниэл сверкнул ей сияющей улыбкой, прежде чем энергично усесться:

— Возможно.

— И…? — спросила она.

У его отца также разыгралось любопытство, но он молчал.

— На самом деле, ничего слишком захватывающего, — намекнул Даниэл в очевидном противоречии своему едва подавляемому энтузиазму.

— Да выкладывай уже! — проворчал его отец.

— Я сегодня видел Кат.

Его мать нахмурилась:

— Её зовут Катрин, и очень жаль, что ты не используешь такое красивое имя, — упрекнула она его. Хэлэн всегда нравилась Катрин Сэйер.

— Она предпочитает «Кэйт», — сказал Даниэл.

— А ты вместо этого называешь её «Кат»? — сделала наблюдение Хэлэн.

Даниэл не видел, как с этого места продолжить разговор дальше, поэтому сразу выложил новости:

— Я пригласил её на Танцы Урожая.

Казалось, кустистые брови Алана Тэнника поднялись на несколько дюймов над его глазами, и он бросил взгляд на свою жену, гадая, не ослышался ли он. Хэлэн похлопала его по руке, чтобы уверить его в обратном.

— Это чудесные новости, Даниэл! — сказала она сыну.

— Я и не думал, что у тебя хотелка отросла, парень! — захохотал его отец. — Что ж, наверное, я ошибался!

Даниэл покраснел, а его мать накинулась на Алана:

— Серьёзно? Ты не мог хоть пять минут подождать, прежде чем сказать что-нибудь грубое?

Отец Даниэла широко улыбнулся:

— Если он ухаживает за девушкой, значит уже достаточно взрослый, чтобы слушать грубые шутки.

Хэлэн покачала головой, но Даниэл чувствовал скрытое веселье матери. Они ещё немного поговорили, а после ужина она удивила его, снова сняв цистру, и протянув инструмент его отцу.

— А это зачем? — спросил Алан.

— Нашему сыну нужно научиться танцевать, если он не хочет опозориться, — объяснила она. — Я не могу одновременно танцевать и играть.

— Ты же знаешь, что я не могу играть и вполовину так же хорошо, как ты, — возразил её муж.

— Ты бы предпочёл учить его танцевать? — спросила она, подняв бровь.

Отец Даниэла взял инструмент без дальнейших жалоб.

— Только простую мелодию, что-нибудь вроде «Гордости Скитальца», наверное. Нам просто нужен умеренный темп, — сказала она ему.

— С этим я справлюсь, — ответил её муж.

— Иди сюда, Даниэл, — приказала его мать.

Он нехотя послушался, смутившись ещё до того, как они начали. Хэлэн притянула его ближе, и показала, как располагать руки: одну — высоко, взяв её за руку, а вторую — низко, положив ей на талию. Он краснел ещё больше каждый раз, когда отец давал ему дополнительные советы.

— Левая рука — твоя главная рука, сын, — окликнул Тэнник-старший. — Если уверен в танце, то этой рукой води её по комнате. Чем увереннее ты себя чувствуешь, тем больше будешь им нравиться. Когда почувствуешь себя совсем уверенным, перемести руку ниже на пояснице.

— А это что ещё должно означать… дорогой, — с некоторым ударением сказала его жена.

— Я тебе с радостью покажу, — сказал отец Даниэла. Отложив инструмент, он занял место своего сына, поместив руки в те позиции, которые она ему показывала.

Они начали танцевать, плавно двигаясь под воображаемую песню, и Алан держал свою левую руку благопристойно, где она изначально и была. Однако постепенно он начал напевать себе под нос, чтобы передать ощущение темпа, и по мере этого потянулся рукой дальше, поместив ладонь прямо посередине её спины. Слегка потянув, он притянул её чуть-чуть ближе, и начал более целеустремлённо двигаться по комнате. Щёки Хэлэн слегка зарумянились, когда он посмотрел ей в глаза.

— Возможно, твой отец в чём-то прав, — сказала она сыну, отвечая своему мужу дерзким взглядом.

— Конечно же прав, — ответил он, осклабившись. Он покосился на Даниэла: — Как ещё я, по-твоему, поймал твою мать?

Даниэл наблюдал за родителями с неприкрытым восхищением, гадая, сможет ли он в самом деле воспроизвести их грациозную лёгкость в танцевальном кругу.

— Когда на самом деле осмелеешь, — добавил его отец, — можешь опустить левую ладонь ещё ниже, — сказал он, после чего демонстративно и весьма фамильярно потискал Хэлэн.

— Это чему ты собрался его научить? — воскликнула она, отстранившись, и одарив его полным деланного возмущения взглядом.

— Ты же хочешь, чтобы у тебя когда-нибудь появились внуки, верно? — с совершенно серьёзным лицом ответил её муж.

Его ответ вызвал у них обоих взрыв смеха, а Даниэл зарылся лицом в свои ладони. После этого им обоим пришлось долго его уговаривать, чтобы он снова принялся за уроки танцев.

— От стыда нельзя помереть, Даниэл, — посоветовала его мать, — но если ты не будешь практиковаться, то можешь оттоптать ей ноги, и тогда я гарантирую, что больше потанцевать с ней тебе не удастся.

Даниэл не был так уж уверен насчёт стыда, но насчёт практики он ей поверил.

Несколько дней спустя отец дал ему отдохнуть от выпаса овец, и послал с поручением забрать сушёных бобов в доме у Сэта. Судя по всему, им повезло заключить отличную сделку, торгуя последнюю неделю или две, и отец Сэта, Оуэн, выторговал гораздо больше, чем им могло понадобиться. Он согласился обменять Алану Тэннику значительную часть бобов на лишние руки во время следующей стрижки овец.

Даниэл был не против. Всё лучше, чем ещё один монотонный день в холмах. Он запряг в принадлежавшую семье повозку их единственного быка, и через несколько часов добрался до дома Сэта. Пешком было бы в два раза быстрее, но повозка пригодится, когда понадобится перевозить несколько пятидесятифунтовых мешков с бобами.

После прибытия Даниэл и Сэт не стали терять попусту время, и загрузили повозку… чтобы в оставшееся время они могли поболтать.

— Ты слышал о всаднике? — спросил Сэт, как только они закончили.

— Всадник?

— Ну, знаешь, один из лесных богов, — пояснил Сэт.