— Тот мужик на рынке, — напомнил ему лесничий. — Я вспорол ему брюхо. Он не выкарабкается.

— Некоторые из попаданий стрел могли оказаться не смертельными, — заметил Грэм. Он внутренне вздрогнул, говоря это, когда осознал, что даже если пара человек выживет, это всё равно было бойней.

— Не, сегодня никто из них домой не вернётся. Я ни одного из них не ранил. Я уже давно и на собственном опыте усвоил этот урок. Каждую из тех ёбаных стрел я засадил во что-то жизненно важное. — Слова Чада были полны горечи и, возможно, ненависти к себе, но он ещё не закончил: — Я, может, и убийца-ублюдок, но я не покину этот мир, не забрал с собой столько народу, сколько смогу. Когда я умру, в руках у меня будет не лук — скорее всего это будет нож в темноте, вероятно — от женщины, которую я по пьяни счёл влюблённой в меня.

Грэм не знал, как на это ответить, поэтому удовлетворился фразой:

— А вот теперь ты просто скатываешься в нездоровый трагизм.

— Трагично это только если тебя пырнут раньше, чем ты получишь то, за что заплатил…

— Думаю, мне тут нравилось больше, когда воняло, и когда мы ржали как идиоты.

Чад осклабился:

— Осторожней с желаниями, парень.

Грэм попытался не сблевануть.

Мойре грубо запрокинули голову, в то время как один из гостей короля приготовился вскрыть ей горло банкетным ножом. Обычно таким предметом людей не убивали, но поскольку в присутствии короля нельзя было носить оружие, у этого мужчины ничего другого не нашлось. Мойра в ужасе завращала глазами, когда он повернул нож острой стороной к её шее, чтобы выполнить приказ. Она знала, что ножа будет более чем достаточно.

— Стойте, — сказал ещё один голос, вне её нынешнего поля зрения. — Сэлиору нужно знание, которым она обладает. Её смерть нарушит нашу сделку.

Нож замер, холодя кожу у неё на шее. Король Дарогэн ответил говорившему:

— Объясни его логику — нам сказали, что её предок уже обладает необходимой информацией.

— Волшебник всё ещё сопротивляется вашим попыткам разобрать его мозг, — сказал направляющий.

— Его физическая форма постоянно меняется — в конце концов он устанет. Тогда вы получите вашу информацию, — сказал Дарогэн.

— Вы не можете быть в этом уверены. Даже если он сломается, ваша попытка впитать информацию у него в голове может окончиться неудачей, — парировал направляющий.

— Нет причин полагать, что у его отпрысков есть желаемое Сэлиором знание.

— Значит, вы не понимаете людей, — возразил направляющий. — Даже если она не знает, её можно использовать как рычаг давления, чтобы ослабить его решимость.

— Наше сознание состоит из миллиарда подобных разумов, — сказал Дарогэн, — мы знаем о человечестве гораздо больше, чем существо вроде твоего господина может даже мечтать.

— Тогда спросите у них! Они могут понять, а вы — явно не понимаете.

Последовала короткая пауза, а затем Дарогэн снова заговорил:

— Похоже, что ты прав. Самка, судя по всему, не обладает способностью к преображению, которая есть у её отца, поэтому мы заберём её разум. Если информация там, то её предок нам больше не будет нужен, а если нет, то мы всё ещё сможем использовать её тело против него. — Король вышел вперёд, никак не показывая чувство ужасной боли, которое должно было вызывать у него плечо.

Нож исчез, и двое других мужчин жестоко сжали ей голову, и пальцами заставили её раскрыть рот. Челюсти у Мойры были мощными, но совокупная сила двух человек оказалась сильнее, и они медленно развели ей зубы. Лицо Дарогэна приблизилось, и его губы раскрылись. Когда он прижал свой рот к её собственному, блеснуло что-то металлическое.

«Нет!» — кричал разум Мойры, когда она ощутила, как что-то холодное и твёрдое ползёт по её языку. Царапая ей язык острыми ножками, странное металлическое насекомое ползло вперёд, ища заднюю сторону её горла. Отчаянно вырываясь из рук державших её мужчин, она никак не могла надеяться сбежать. Паника уничтожила её способность соображать, но страх заставил оставшуюся у неё силу резко сфокусироваться. Почти без усилия мысли она создала у себя во рту щит, заключив в него странное чудовище, и раздавила тварь. От появившегося во рту ужасного вкуса её затошнило, когда щит исчез. Державшие её люби расслабились, и она сумела выплюнуть странную металлическую штуковину.

— Она всё ещё сохраняет слишком много силы, — сказал направляющий. — Лунных оков для этого недостаточно.

— Под замок её, — приказал Дарогэн. — Позже мы попытаемся снова. Как только она потеряет сознание, процесс пойдёт проще.

Один из стражников, вошедших после начала конфронтации, заговорил, и дрожь в его голосе указывала на то, что он не был под тем же контролем, что и большинство остальных:

— Д…да, Ваше Величество. А что Барон?

— Вы возьмёте его себе? — спросил направляющий.

— Он ничего не знает, и его тело уже умирает. Пока что его тоже под замок. От тела мы сможем избавиться позже, когда найдём подходящее объяснение его смерти, — объявил Дарогэн. Взгляд мёртвых глаз короля вперился в говорившего только что стражника: — Ты, и остальные, кто пришёл снаружи — ждите меня в соседнем помещении. Я поговорю с вами наедине.

«Оно не контролирует всех», — подумала Мойра. «Оно собирается сделать с ними то же самое, чтобы не дать им рассказать об увиденном. Что это была за штука?». Она сплюнула, пока они тащили её обмякшее тело прочь из зала, пытаясь избавиться от ужасного привкуса во рту.

Бросив взгляд вниз, она лениво заметила, что одолженное ей Бароном платье было загублено. Один из державших её людей был сильно ранен её мечом, прежде чем её сковали. Его кровь оставила на ткани огромные пятна. Её магический взор, который, к счастью, всё ещё работал, показал ей, что шедшие позади люди несли бессознательное тело Джеролда. «Бедняга Джеролд».

Теперь, когда вызванный битвой адреналин кончился, на неё навалилась усталость, оставив её холодной и дрожащей. Но несмотря на это её разум яростно трудился, пытаясь понять, что произошло, и, важнее всего, почему это произошло. Она не смогла прийти ни к какому разумному выводу, но одна мысль выделялась среди всех остальных: «мой отец определённо ещё жив, и он — у них».

Они двинулись вниз, пока её наконец не притащили в то, что наверняка было темницей. Мойра прежде читала о подобных местах, но никогда не видела сама. Её отец не счёл нужным построить себе темницу, и никто никогда не хотел позволять ей видеть темницу в Ланкастере, хотя та была по большей части пустой. Однако местная, хэйлэмская темница явно активно использовалась. Запах плесени и лежалых отходов идеально соответствовал тому, как она себе всегда представляла темницу.

Каждая камера представляла из себя каменную комнату, высеченную в скале под замком Короля Дарогэна. Хотя внутренние стены были каменными, передняя стена состояла исключительно из железных прутьев и двери. Бессознательное тело Джеролда бросили в одну из камер, а Мойру затолкали в камеру по соседству. Щелчок железного замка прозвучал с ужасной окончательностью, когда дверь закрылась.

Мойра задумалась, хватит ли ей сил справиться с замком. Она уже знала, что была чрезвычайно слаба. Оковы лишили её большей части силы. Её магический взор всё ещё работал, и она, очевидно, сохраняла внутри своего тела некоторое количество силы, но кандалы будто вытягивали любой эйсар, которым она пыталась манипулировать вне своего собственного тела.

Её надежды были перечёркнуты, когда двое мужчин остались, встав на страже снаружи её камеры. Она знала, что даже если у неё хватит сил что-то сделать с замком, на бой со стражниками её не хватит. «Блядь».

«Это было не очень подобающим для леди». Она почти могла вообразить Грэйс, отчитывающую её за бранную речь. Прежде чем принять свою новую роль, драконица Грэма была её первым заклинательным зверем, годами живя в виде мягкой мишки, с которой Мойра играла. Грэйс никогда не одобряла, когда Мойра изредка забывалась, прибегая к ругани. «Но её сейчас здесь нет, и мне точно хана, если я не найду способа выбраться из этой передряги».