«Нужно быть хитрой». Она потратила несколько минут, пытаясь именно это и сделать, но никаких мыслей в голову не приходило. «В книгах это всегда казалось так просто». Она сменила тактику: «Что бы сделала Леди Роуз?».

Это тоже никак не помогло. Она не могла вообразить мать Грэма заточённой в темнице. Такой образ просто отказывался формироваться у неё в голове. Вообразить её собственную мать в тюремной камере почему-то было проще, но, с другой стороны, решения её матери для такой ситуации ей тоже были бесполезны. «Я не могу просто порвать прутья решётки голыми руками».

— Да и вообще, маму бы не схватили, — пробормотала она себе под нос. — Она бы с боем вырвалась на свободу.

В её разуме мелькнуло видение её меча, рубившего человека в зале для аудиенций — и на неё накатила тошнота. Что хуже, за этим образом последовало воспоминание о людях закрывших своими телами Короля. Несмотря на множество чудного опыта в детстве, она никого никогда прежде не убивала.

Её глаза наполнились слезами, и она заплакала. Нервность и тревога последних нескольких дней измотали её, хотя она и трудилась над тем, чтобы поддерживать свой самый лучший фасад. Её отец всегда был сильным, а её мать была ещё сильнее, однако она знала, что была лишь ребёнком. Как бы она ни старалась, это всё было видимостью, и теперь она оказалась в ситуации, с которой не могла справиться. Она долго и тяжело рыдала, ненавидя себя за это, но не в силах остановиться.

Через некоторое время слёзы прекратились, а её голова стала ощущаться яснее. «Прекрати себя жалеть, и подумай о том, что у тебя есть». Это было легко — у неё мало что было, но теперь, успокоившись, она осознала, что у неё ещё были козыри в рукаве. «Драконы будут искать меня, и Грэм с Чадом в точности будут знать, куда я уехала». Либо Грэма, либо любой из дракониц будет достаточно, чтобы положить конец Королю Дарогэну и любому числу его солдат. Чада тоже не следовало сбрасывать со счетов — лесничий смертоносно управлялся с луком.

«Мне нужно просто выжить до тех пор, пока они меня не спасут». Эта мысль её подбодрила, но не была удовлетворительной. Мойра была волшебницей, и дочерью человека, который почти что одной левой переписал ход истории Лосайона. Она не могла сидеть без дела. «У меня есть не только союзники». Она всё ещё обладала магическим взором, и, очевидно, некоторые её способности продолжали работать. Тут она вспомнила о своём брате, и задумалась, что бы на её месте сделал он.

Мысли о Мэттью её раздражали. Он бы поворчал про то, что она вообще позволила себе попасть в такую ситуацию, хотя и сам бы справился не лучше. «Он, наверное, попытался бы измыслить какие-то чересчур усложнённые чары, чтобы выбраться отсюда». Одновременно она обнаружила, что волнуется за него. Она оставила его одного, в Лосайоне. «Что если он попал в беду?». Совсем недавно ей пришлось приращивать обратно одну из его рук, когда один его эксперимент пошёл не так.

Однако мысли о брате всё же навели её на одну хорошую идею. Подняв оковы перед собой, она стала изучать тонкие руны, высеченные на молочно-белым камне, из которого они были сделаны. Она, может, и не была такой же хорошей чародейкой, как её отец и брат, но она всё же многое знала о зачаровании.

Несколько минут тщательного изучения многое ей рассказали. Метод, с помощь которого оковы воздействовали на её эйсар, был слишком усложнённым и неэффективным. Если бы создатель этого предмета сделал всё как надо, оковы бы полностью отрезали её от её способностей. Вместо этого они лишь высасывали большую часть эйсара, который она пыталась проецировать за пределы своего тела. Для более слабого мага этого могло бы хватить, чтобы полностью остановить любое использование магии, но для мага посильнее это было не совсем достаточно.

«Их, наверное, сделал давным-давно кто-то, кто в чародействе не очень разбирался». Несмотря на изъяны в браслетах, она не видела никакого способа разрушить чары, пока те были у неё на запястьях. Она подумала было о том, чтобы попытаться разбить их ударами о каменный пол, но не могла быть уверенной в том, сколько в них содержалось эйсара. Реакция, вызванная их разрушением, вполне могла положить конец её жизни.

Тут она заметила, что один из стражников пялился на неё. Магический взор сказал ей, что он снова контролировал свой разум, хотя случившееся ранее его несколько сбивало с толку. Если он и помнил о потере контроля над своим телом, то никаких следов этого не осталось, иначе он страшился бы гораздо больше. Вместо этого, как она предположила, в его памяти остался пустой промежуток.

В тот момент он думал определённо нецеломудренные мысли, наблюдая за ней. Она попыталась не содрогнуться. «Он минимум лет на десять старше меня, как он вообще может думать о подобных вещах?». Конечно, за последнюю неделю она отлично усвоила, что у многих мужчин не испытывали никакого волнения, когда дело доходило до фантазий о девушках гораздо моложе их самих.

Мойра обратила своё внимание на Джеролда. Магическим взором она видела, что он ещё дышал, лёжа в камере по соседству, но он медленно истекал кровью. Тщательно сосредоточив своё восприятие, она смогла определить, что ему вообще повезло выжить. Копьё пробило ему живот, не задев желудок или кишки, но печень его оказалась порвана — большая часть крови была из пронизывавших печень вен. Если бы у него была перерезана артерия, то он бы уже умер.

«Он может и выжить, если я смогу залатать рану и остановить кровотечение». Однако сейчас она никак не могла этого сделать. Даже если бы они были в одной и той же камере, она не могла наскрести достаточно эйсара, чтобы сделать что-нибудь физическое.

Тут её разум замер, когда к ней в голову пришла ещё одна мысль. «На физическом уровне я мало что могу, а что насчёт ментального?». Её взгляд снова метнулся к стражнику. Тот продолжал наблюдать за ней, и у его эйсара был определённо похотливый оттенок. «Будь он поближе…»

Она знала, что он с радостью оказался бы поближе, если бы это не было против правил. Мойра подавила чувство отвращения. «Поверить не могу, что я вообще рассматриваю этот вариант».

Но Джеролд умирал, и она была его единственной надеждой.

Мойра встала, и подошла к решётке, с открытым вызовом глядя стражнику в глаза.

Тот молча смотрел в ответ, не зная, как воспринимать внезапную перемену в её поведении.

«Не говори, ты всё испортишь», — сказала она себе. Вместо этого он облизала губы.

Это привлекло его внимание. Стражник выпрямился, и подошёл ближе:

— Чего ты хочешь?

Её взгляд метнулся к его соратнику, стоявшему на другой стороне коридора, и не проявлявшему почти никакого интереса ни к кому из них, прежде чем вернуться обратно к стражнику перед ней.

— Я хочу пить, — сказала она.

— Вода тебе не положена, — твёрдо сказал стражник, позволяя своему взгляду опуститься. Их теперь разделяли лишь три фута.

Мойра послала вовне тонкую линию эйсара, касаясь его разума. Это было бы легко, если бы не оковы, но теперь на это потребовалось всё, что у неё было. Короткий импульс превратил его лёгкую похоть в бушующее пламя. Зрачки стражника расширились, а губы слегка разошлись, когда его дыхание стало неглубоким и хриплым.

— Возможно, будь мы одни, ты смог бы утолить мою жажду, — сказала она ему. «Поверить не могу, что я это только что сказала».

Мужчина подался вперёд, его лицо было почти прижато к решётке, и Мойра почувствовала запах его кислого дыхания:

— Ты бы этого хотела, а?

Она хотела блевать, но вместо этого опустила взгляд, в сторону якобы объекта её желания. Снова посмотрев ему в глаза, она ответила:

— Думаю, мы оба хотели бы.

Не в силах больше контролировать свою похоть, стражник протянул руку, и резко притянул Мойру к прутьям решётки, грубо лапая её грудь другой рукой. Мойра ахнула от боли, когда он её ущипнул. Конечно, стражник был слишком опьянён страстью, чтобы понять, что её вскрик был вызван болью — вместо этого он посчитал это очередным подтверждением её желания.