Подросток позволил своим мышцам обмякнуть:

— Ладно, я сдаюсь. Опусти меня, и драка закончится — даю слово.

Лезвие скрылось, и вес исчез с его спины, когда охотник выпустил его, и быстро шагнул назад. Грэм встал, вытирая кровь с шеи.

— Но тебе всё равно следует попросить прощения за неуважение, — объявил он, тщательно поддерживая нейтральный тон голоса.

— Там, откель я родом, мальцов учат уважать старших, — ответил чад. — И не буду я виниться за то, что истину рёк.

— Ты меня оскорбил, — настаивал Грэм.

— Я тебя назвал охламоном из чьего-то помёта. То не оскорбление, малец, а цветастый язык, и главное — правда, — с насмешливой улыбкой проинформировал его Чад.

Грэм заскрипел зубами:

— А если бы я сказал, что ты — пятнистый шлюхин сын?

— Я б сказал, что тебе стоит поучиться брани. А даже и умей ты браниться, я б и ухом не повёл. Мужику следует держать себя в узде. Твой дорогой батя это знал. Он никогда не давал словам подзудить себя на драку — что и тебе стоит усвоить.

Всплеск гнева заставил Грэма шагнуть вперёд. Ему хотелось задушить наглого охотника:

— Не смей впутывать в это моего отца!

Грэйсон отскочил назад, и перекатился, подхватывая лежавший на земле лук. Грэм ощутил щекой движение ветра, и обнаружил, что смотрит прямо на кончик натянутой на луке стрелы:

— Остерегись, малец. Ещё раз пригрозишь мне — и мне придётся искать себе новый дом.

Грэм остановился, и попытался успокоиться:

— Я этого не забуду, злодей. Ты уже дважды угрожал убить меня.

Чад ослабил натяжение лука, и снял стрелу, вернув её в колчан. Он нагнулся, собирая остальную свою экипировку с земли, и пошёл прочь:

— Мне плевать, малец.

Развернувшись, чтобы тоже уйти, Грэм обнаружил стрелу, торчавшую в стволе небольшого деревца, которое было чуть справа от его головы — и его глаза расширились. Он и не заметил первого выстрела, когда охотник только успел поднять лук с земли.

— Оставь себе, малец. Будет тебе урок, — послышался голос лесничего, уже скрывшегося в гуще леса. — Выбей дурь из башки, и мобыть однажды мы поговорим.

Поведя Пеббл обратной дорогой, Грэм пошёл домой. К тому времени, как он добрался до дома, его гнев исчез, сменившись неуютным ощущением смущения и стыда.

«Я не гожусь для того, чтобы носить имя Торнбер. Может, мама права», — думал он про себя.

С вершины одной из статуй, украшавших вход в центральный донжон, донёсся голос:

— Куда ты направляешься? — Подняв взгляд, Грэм заметил маленькую тряпичную мишку, набитую тряпьём и так часто латанную, что было невозможно сказать, из какой ткани изначально была сделана эта игрушка. Она была одной из самых старых и самых умных магических спутников Мойры.

— Не твоё дело, — угрюмо ответил он. Всё, что он скажет медведице, будет передано её создательнице. Он ничего не имел против сестры Мэттью, она вообще была одной из его самых близких подруг, но он не собирался делать этот постыдный случай известным кому-то ещё.

Мойра Иллэниэл была сестрой-близнецом Мэттью Иллэниэла, насколько все знали, но на самом деле её удочерили. Большинство людей считали, что они с Мэттью родились в один день, но на самом деле она была рождена за тысячу лет до брата. Её матерью была одна из последних архимагов Сэнтиров, а её отца, по иронии судьбы, звали Мордэкай Иллэниэл — так же, как и её приёмного отца. С технической точки зрения, Мойра приходилась своему брату много-много-юродной бабкой.

Мэттью не любил, когда ему об этом напоминали.

Будучи ребёнком из рода Сэнтир, она унаследовала те же дарования, какими обладала её мать — а конкретнее, способность создавать разумные магические сознания, или, как их следовало правильно называть, анима. Грэйс была её первым творением, когда Мойра наделила свою игрушечную мишку жизнью в качестве отнюдь не воображаемого друга.

Звук мягкого удара возвестил падение медведицы со статуи и её приземление на устилавшие пол каменные плиты.

— Такая необщительность не в твоём характере, — сказал Грэйс, неторопливо труся чуть позади него.

Грэм сжал челюсти, и пошёл быстрее, двигаясь по коридору в глубины замка. Он действительно не хотел ни с кем разговаривать, и медведице теперь было трудно за ним угнаться. Свернув за угол, он ловко избежал столкновения с двумя слугами, нёсшими большую, полную до краёв супницу.

Он почти мгновенно осознал, какой несчастный случай грозил вот-вот произойти. Развернувшись и нырнув, он поймал медведицу, подняв её, когда она вышла вслед за ним из-за угла, и аккуратно выдернул её у слуг из-под ног.

— У-ух! — встревоженно воскликнула Грэйс, когда он её подхватил.

— Как ты умудряешься производить так много шума, вообще не имея лёгких? — спросил он вслух.

Голова Грэйс повернулась к его лицу, и он каким-то образом определил, что её глаза-пуговки смотрели в его собственные.

— Ты спас меня! — объявила она. — Как же это доблестно.

Смутившись, он попытался заставить её быть потише:

— Не так громко. Я лишь спас тебя от купании в горячем супе. Сомневаюсь, что на тебя это как-то повлияло бы, кроме как придать тебе неприятный запах.

Слуги с любопытством наблюдали за ними, но как только он поймал их взгляды, они уважительно кивнули, и пошли дальше. Как и все остальные в Замке Камерон, они были хорошо знакомы с маленькими спутниками Мойры. Говорящие мишки были им не в новинку.

— Тривиальность последствий ни коим образом не уменьшает благородство совершённого тобой спасения, — ответила медведица. Хотя у неё и не было ресниц, Грэм почти мог чувствовать, как она хлопала ими, произнося эти слова.

Посадив её на сгиб своего локтя, он оставил попытки отделаться от неё, и снова двинулся своим путём:

— А разве тебе не следует присматривать за Айрин, или заниматься ещё чем-то таким? — осведомился он.

— Айрин уже девять, поэтому ей больше не требуется такой пристальный присмотр. К тому же, почему я, по-твоему, так много брожу по замку? Пока я дома, Пенни или Лилли постоянно приставляют меня смотреть за детьми. Я их люблю, но даже медведице нужно время от времени вести взрослые беседы, — пожаловалась она.

— А что Мойра?

— Она всё время очень занята… — заметила Грэйс, оставив слова висеть в воздухе.

Очевидно, она считала, что не получает того внимания, которое заслуживает, но в то же время не хотела критиковать свою создательницу перед лицом кого-то ещё. Грэм решил сменить тему:

— Так ты хочешь сказать, что я с тобой веду «взрослую» беседу?

— Ты гораздо старше меня, — указала медведица.

— Хороший довод, миледи, — признал Грэм. Он на самом деле не задумывался об этом факте. Грэйс была создана лишь несколько лет тому назад, через некоторое время после того, как у Мойры начали развиваться её способности. Об этом было легко забыть, поскольку личность мягкой игрушки казалась очень зрелой. — Боюсь, что немногие считают моё общество заслуживающим внимания.

Она слегка похлопала его по руке:

— Думаю, я могу разделить твои чувства касательно твоей проблемы.

Его тёмное настроение чуть-чуть посветлело, когда его губы изогнулись в лёгком намёке на улыбку. Он спохватился прежде, чем та переросла в смех:

— Я и не думал, насколько у меня много общего с мягкой мишкой, но теперь это кажется разумным, — сделал наблюдение он. — Меня одевают, холят и лелеют, выставляют напоказ, но не позволяют мне принимать собственные решения или делать хоть что-то по-настоящему.

Грэйс кивнула:

— Ты, хотя бы, получаешь какое-то внимание — многие меня почти не замечают… и у меня есть ещё одно ограничение.

— Какое? — спросил он.

— Я могу протянуть лишь день или два, прежде чем она должна обновить мою энергию — подожду чуть дольше, и просто перестану существовать.

— Мне нужно есть, чтобы жить, — парировал Грэм.

— Но ты-то можешь есть самые разные вещи, из самых разных мест. Я же могу получить своё питание лишь из одного источника, — объяснила Грэйс.