Грэм нахмурился:

— Разве Мэттью или другой волшебник не могут тебя обновить?

Медведица покачала головой:

— Лишь волшебник Сэнтиров способен на это, и лишь тот, кто изначально и создал мой анимус, иначе моя личность исказится.

— Я об этом не знал, — признался молодой человек. — Однако если ты закончишься, разве Мойра не сможет просто тебя вернуть? — Он сделал несколько размашистых жестов руками, изображая мнимое творение магии.

Медведица одарила его пристальным взглядом:

— Если бы ты умрёшь, а Гарэс Гэйлин создаст нового «Грэма», и каким-то образом вдохнёт в него жизнь — будет ли этот «Грэм» тобой?

— Нет, — сразу же сказал Грэм. — Это будет другое тело, но Мойра может вернуть к жизни твоё собственное.

Грэйс укоризненно запыхтела:

— Это — на самом деле не моё тело, Грэм. — Она жестом своих коротких лапок указала на своё пухлое тряпичное тело, и продолжила: — Я просто ношу его, потому что оно нравится Мойре — так же, как ты носишь одежду. Моя истинная форма состоит из чистого эйсара, и если она растворится, то я исчезну навсегда.

Грэм поглядел на неё немного, слегка шокированный. Он на самом деле особо не думал о природе бытия. Вообще говоря, он на самом деле никогда не думал о Грэйс, или о ком-либо ещё из маленькой свиты магических созданий Мойры. Некоторые появлялись и исчезали, будучи временными и едва разумными. Другие держались несколько месяцев, прежде чем Мойра позволяла им истечь — лишь Грэйс всегда оставалась. Она была первым из разумных магических спутников Мойры, и она была единственной, кому Мойра никогда не позволяла растаять.

«Каково это, жить в полной зависимости от прихоти какого-то человека, с опасностью умереть не от злого умысла, а из-за простой забывчивости?». Это делало собственную ситуацию Грэма гораздо лучше, по сравнению с жизнью Грэйс. Его разум на миг совершенно застопорился, обдумывая всё, что из этого вытекало, прежде чем Грэм осознал, что уже какое-то время неудобно пялится на неё.

— Невежливо так долго глазеть на даму, молодой лорд, — кокетливым голосом возмутилась Грэйс, чтобы нарушить повисшую между ними неуклюжую тишину.

Он откашлялся:

— Прости. Я просто задумался… — Он позволил фразе повиснуть в воздухе, не зная, что сказать дальше, так как не был экспертом в лицемерии — ему говорили, что это качество он получил в наследство от отца. Грэм не хотел признаваться ей, что жалел Грэйс за природу её существования.

— Задумался…? — подтолкнула она.

Имея достаточно времени, его мозг в конце концов выдал удовлетворительный ответ:

— О твоей истинной форме — о том, как ты выглядишь под тканью и пуговицами.

Грэйс прикрыла мягкой лапкой строчку пряжи, обозначавшую её рот:

— Мастер Грэм, как это бесстыдно с вашей стороны! Вы что, хотите увидеть меня без одежды?

— Что? — выпалил Грэм, уже красная. — Нет!

Тем вечером Чад Грэйсон был в «Грязной Свинье», сидя в углу главного зала, баюкая в кружке два пальца виски. Он проводил здесь почти каждый вечер, будучи не дурак выпить, но в отличие от большинства вечеров, в этот раз выражение его лица было угрюмым и недружелюбным.

В дневное время многие ошибочно принимали его острый язык и резкие замечания за необщительность. В конце концов, избранная им профессия заставляла его надолго задерживаться в лесах. Однако «многие» были совершенно неправы, ибо как только солнце садилось, а таверна наполнялась людьми, на передний план выходила более яркая сторона личности Чада.

Он пил, возможно, слишком много, хотя это значительно варьировалось в зависимости от его настроения. В этот вечер он пил с видом человека, нашедшего своё призвание, демонстрируя серьёзность и характерную замкнутость. Официантки и другие клиенты его избегали. В прошлом они иногда видели, каким он бывал, когда находился в плохом настроении, и им хватало ума не тревожить его в такой вечер.

Сайхан никогда такой осторожности не проявлял. Войдя в помещение, он приостановился на время, осматривая толпу, прежде чем выбрать его столик. Он сел напротив Чада в тёмном углу, жестом руки указав барменше подать ему пинту тёмного эля.

— Вали отседа, — приказал Чад ещё до того, как массивный воин полностью уселся на своё место.

Сайхан проигнорировал эту ремарку, наблюдая за тем, как одна из официанток несёт ему его пинту. Он принял у неё тяжёлую деревянную кружку, поблагодарив её кивком головы. Особо выразительным он никогда не был.

Чад поднял шатающейся рукой свою собственную кружку, и окликнул официантку:

— Эй! Дорогуша, у меня пусто.

Молодая женщина, Даная, одарила его озабоченным взглядом:

— Может, хватит пока?

— Нет, девочка, пока не хватит, — ответил лесничий. Садясь обратно, он покосился на Сайхана: — Кончай на меня так глазеть. Оставь своё мнение при себе.

Сайхан сделал большой глоток из своей кружки, одарив охотника лишь коротким взглядом поверх её края. При этом не проронил ни слова.

— Э-х-х, я просто пытаюсь возместить зело херовый день, — объяснил Чад.

Даная вернулась, и наполнила его кружку, налив из глиняного кувшина тёмный эль.

— Я совсем не это пил, девонька, и ты это знаешь, — заметил охотник.

— Хватит с тебя виски МакДэниела, — сказала она ему. — Да и пиво тебе не стоило бы пить.

Джо МакДэниел был владельцем «Грязной Свиньи», и первым человеком, познакомившим Камерон и Ланкастер с дистиллированным спиртным. Производимое им виски было «грубым», по его собственной оценке, однако среди местных жителей оно было весьма популярным.

— Пиво меня только отрезвляет, — пожаловался охотник.

В чьих-то ещё устах это утверждение могло бы звучать похвальбой, но Сайхан уже видел этому доказательства. Чтобы перебороть сопротивляемость к алкоголю, которой обладал главный егерь, требовалось вино, или что-то покрепче. Он неоднократно видел, как тот трезвел, час или два заливаясь пивом. Чад и владелец таверны, Джо, были в этом отношении очень похожи. Немногие мужчины были достаточно глупы, чтобы состязаться с кем-то из этой парочки в том, кто сколько выпьет.

— Ну, от меня ты пока ничего другого не получишь, — сказала Даная.

Чад зыркнул на неё, пока она уходила, и выругался себе под нос. Каким бы пьяным и рассерженным Чад ни был, Сайхан заметил, что взгляд охотника не отрывался от мягкого покачивания её бёдер. До тех пор, пока она не свернула за барную стойку, и скрылась из виду.

Сайхан тихо фыркнул.

Охотник взглянул на него:

— Да просто заткнись. Пялиться я прекращу, когда помру. — Чуть погодя он добавил: — И вообще, она не так уж моложе меня.

Рыцарь одарил его твёрдым взглядом, а затем поднял кружку, сделав длинный глоток.

— Да пшёл ты нахуй, — тихо заявил в ответ Чад, поднимая свою собственную кружку. Он по привычке схватился за ручку правой рукой, и невольно вздрогнул, когда его помятые кости отозвались болью, пробившись через вызванный алкоголем туман у его голове. Он взял кружку левой рукой.

Поднятая бровь верзилы-воина в достаточной степени выразила его вопрос.

— Эх… — вздохнул охотник. — Поранился я сегодня. Бодался с молодым Мастером Грэмом. Этот мелкий хер заехал по мне, а я сдуру попытался перехватить его посох.

Сайхан поставил свою кружку на стол, нахмурив брови.

— Не, малец сам начал, — сказал Чад. — Вышел, и натоптал под моей засидкой, где я жирную лань караулил. Сам-то он не скумекал, вестимо, но у мальца нет никакого понятия о манерах!

Воин продолжил ждать, когда охотник приостановил свой рассказ.

— Ну, признаю, я был вельми сердит, и чуток с перепоя, но у мальца жуть какой вспыльчивый норов — совсем не как евонный папка. Дориан в молодые годы был почитай совсем смирным. Никогда даже драк с другими мальчишками не затевал, и уж точно не лупил кого-то без хорошего повода. — Чад оглядел Сайхана, чтобы оценить реакцию собеседника.

— До этого б и не дошло, — спорил Чад, — если бы парень имел хоть толику уважения или чуток терпения. Малец до жути обидчив. — Он немного приостановился, хлебнув ещё эля. — И уж точно не знает, как принимать шутку… или хоть как-то ругаться.