— Во имя всех мёртвых богов! Пожалуйста, прекрати! — попытался крикнуть он, но из его рта донеслась лишь мешанина звуков. Рёбра Грэма свело, когда он попытался говорить, а рот его вяло раскрывался.

Она продолжала трясти и шлёпать его лапами, превратив следующую четверть часа в болезненное переживание. В конце концов он вернул себе достаточно контроля, чтобы сказать ей:

— Флехлаши, фажалусфа. Вольно. Не флохай мена.

— Ох! Прости. — Грэйс остановилась. — Что они с тобой сделали?

— Офлафили, — сумел выдавить он, приподнимая запястье, чтобы указать найденное ею пятнышко. Движение послало огненные волны по его руке. — У-у-у! — ахнул он. «Это было ошибкой», — сказал он себе.

Остаток дня представлял из себя одну лишь пытку, и почти опустилась ночь, прежде чем Грэм сумел принять сидячее положение. Всё болело. Вообще всё.

Дом сгорел, пока от него не остался лишь пепел и несколько дымившихся балок. Ворот в Замок Камерон больше не было, и Грэм знал, что они с Грэйс остались одни минимум в сотне миль от дома. Хотя возвращаться домой он и не собирался.

Ему нужно было заняться кое-чем более важным — спасением и, если возможно, местью. Он описал случившееся Грэйс, пока поправлялся. Медведица была в ярости, мягко говоря.

— Я убью эту сучку, — выругалась она.

Такие слова казались для неё неуместными, но Грэм не мог упрекнуть её.

— Нет, Грэйс. Оставь её мне.

— Да посмотри, что она с тобой уже сделала.

Грэм устало кивнул:

— Я не дам ей второй такой возможности, но я хочу, чтобы ты пообещала не вредить ей. — Он не мог не задуматься о том, как именно медведица собиралась осуществить свою месть.

— Почему? — свирепо сказала Грэйс.

— Потому что я всё ещё люблю её, несмотря ни на что. Я не знаю, почему она это сделала, и я позабочусь о возвращении Айрин, но в конечном итоге она сохранила мне жизнь вместо того, чтобы убить меня. Если кому её и убивать, так это мне. — С течением дня его гнев утих, и теперь тускло тлел. У Грэма было больше вопросов, чем ответов, и он хотел узнать правду, прежде чем решит судьбу Алиссы.

— А что Лилли? — упрекнула Грэйс.

Грэм снова дёрнулся, вспоминая её окровавленное тело.

— За это будет расплата, но я не думаю, что Алисса этого хотела. Вообще, я не думаю, что она была тут главной, но она всё же должна нести какую-то ответственность за случившееся.

— Ты глупец, Грэм. Ничего хорошего не выйдет из проявления милосердия по отношению к этой вероломной путане, — ядовито прошипела Грэйс.

— Путане? — с любопытством спросил Грэм. — Право же, Грэйс, тебе надо перестать читать эти книги.

— Не смей пытаться над этим шутить!

— А как мне воспринимать тебя серьёзно, когда ты используешь слова вроде «путаны»?

— Это хорошее слово, — настаивала она.

— Для моей бабушки — возможно. Эти книги превращают твои мозги в опилки.

— Они и так из опилок, и отлично работают. К тому же, я ничего не могу с собой поделать. Любовные романы меня привлекают.

— Не знай я обратного, я мог бы обвинить тебя в том, что ты читаешь их ради постельных сцен, — сделал наблюдение он.

— Это — Мойра. Я же читаю их ради приключений и эмоционального просвещения.

Грэм тихо засмеялся, хотя это и послало уколы боли по всему его телу:

— Эмоциональное просвещение? Ты — очень своеобразная мишка.

Она засопела:

— Я предпочитаю считать себя «утончённой».

— Как бы то ни было, мы, возможно, получили именно то, чего ты всегда хотела.

— Это не смешно, Грэм. Я этого никогда не хотела.

Он медленно поднялся, и сумел встать, хотя его тело изо всех сил убеждало его в том, что это было очень плохой идеей.

— Подумай об этом со стороны. Отстранись немного от себя и от этой ситуации, и она будет выглядеть очень похожей на что-то со страниц одной из твоих книг. У нас есть любовь, предательство, таинственные злодеи, ищущий искупления грехов глупец, и девица в беде.

— Я не в беде, — запыхтела медведица.

— Я имел ввиду Айрин, — поправил он. «Формально говоря, ты и не девица к тому же», — подумал он, но не осмелился бы это сказать.

— Если я кто и есть, так это глупец, ищущий искупления. Мне следовало быть здесь.

— Это — я, — сказал Грэм. — Это я ей доверился, и выдал местоположение этого дома.

— Не говори глупостей.

— Тогда кем бы ты меня назвала?

Грэйс выпрямилась, прежде чем объявить с великой торжественностью:

— Ты — мой неуклюжий, но верный помощник. Комичный персонаж в нашей грязной истории.

Он уставился на почерневшую и грязную мягкую игрушку. Она провозгласила своё объявление с такой искренностью, что он начал смеяться вопреки себе. А потом потерял и так уже шаткое равновесие, и упал. Боль заставила его смех резко оборваться.

— Ох! Чёрт! Больно-то как.

Она похлопала его по голове:

— Нельзя не любить неуклюжего, но верного спутника.

Он снова засмеялся, хотя от боли у него на глазах наворачивались слёзы.

— Пожалуйста, прекрати, Грэйс. Мне слишком больно смеяться.

— Таков твой удел, несчастный ты человек, — сказала она ему.

— Если ты — героиня нашей истории, то кому в конце достанется девушка?

Грэйс зыркнула на него:

— Даже не намекай на это. Если кто и поцелует эту шмару, так это я.

— Э?

— И это не будет приятным, дорогой. Ты ещё не видел, какие у меня зубы, — заверила она его.

Грэм не мог понять смысл этой ремарки, но решил не развивать эту тему. Снова поднявшись на ноги, он начал идти.

— Ты куда?

— Пока никуда. Нам надо осмотреть то, что осталось, и посмотреть, можно ли чем-то воспользоваться, — объяснил он.

Она следовала за ним, пока он осторожно ходил вокруг обгорелой оболочки, оставшейся от коттеджа Иллэниэлов. С каждым шагом он стонал от боли, наполнявшей каждую его мышцу, но отказывался останавливаться. К тому времени как наступила ночь, он смирился с тем фактом, что они почти ничем не могли воспользоваться. Если в руинах и осталось что-то полезное, оно было слишком горячим, чтобы забрать. Угли от сожжённого дома скорее всего будут горячими ещё не один день.

— Ну, есть и хорошая сторона, — сказал ей Грэм.

— Например?

— Не придётся волноваться о разжигании костра этой ночью.

Грэйс тихо посмеялась, но его утверждение было практичным. Даже весной горный воздух с ходом ночи становился опасно морозным. Они легко могли поддерживать в себе тепло, оставаясь рядом с разрушенным домом.

— Эта теплота может позволить нам протянуть несколько ночей, — подала она мысль.

— Завтра вечером нас тут не будет, — сказал Грэм.

— Думаю, что тебе следует отдохнуть, прежде чем попытаться добраться до дома, — сказала медведица.

— Я не иду домой.

Грэйс ткнула его ногу, хотя это и почти не оказало никакого эффекта. Лишь подчеркнуло её гнев.

— Идиот! Ты же полумёртвый. Тебе повезёт, если ты выживешь по дороге обратно в долину, без еды и надлежащей одежды, а ты собрался погнаться за ними?

Он пожал плечами.

— Они опережают тебя минимум на полдня, а к утру — на целый день. Наверное, у них есть лошади, союзники и припасы… и кто знает, что ещё?! И ты думаешь, что можешь погнаться за ними по горам? Как ты их вообще найдёшь, не говоря уже о том, чтобы догнать их?!

Он кивал, соглашаясь с её доводами.

— Это так, в некоторой степени, но я их найду. Скалистая местность не идеальна, но их минимум трое, если считать Айрин. Как ты сказала, там их наверняка ждут ещё люди, с лошадьми или мулами, чтобы нести их припасы, и это позволит мне проще их выследить.

— О, так ты у нас теперь следопыт?!

— А чем я, по-твоему, занимаюсь по утрам с Мастером Грэйсоном?

— Бухаешь и бездельничаешь в лесах, судя по этому пьянице, — проворчала она.

Грэм вздохнул:

— Нет. Он — лучший следопыт и лучший лучник во всём Уошбруке.

— А как ты выживешь? У тебя нет еды, нет припасов, даже плаща нет!

— У меня есть ты.