Вернувшись к своей машине, она несколько минут сидела в темноте, слушая, как по крыше стучит дождь. Мосс и Питерсон проехали мимо, фарами осветив салон ее автомобиля, а потом Эрику снова окутал мрак. Смерть Айви произвела на нее тяжелое впечатление. Она высвободила из рукава куртки запястье и включила свет над зеркалом. Отметины от зубов почти исчезли, ранки быстро заживали. Что предприняла Айви в последние дни? Кто заманил ее к бассейну в парке Брокуэлл? Или она пришла по собственной воле? Что теперь будет с ее внуками?

Эрика завела двигатель и тронула машину с места. А дождь все лил и лил.

Незнакомец сдернул с головы толстую балаклаву и согнулся, извергая содержимое желудка. Рвотные массы плюхались в чернильную воду со звонким шлепком, звучавшим даже громче, чем стук дождя, который ливнем обрушивался на поверхность бассейна. После убийства хочется очиститься — обычное дело. Он повалился на мокрую землю, с наслаждением подставляя лицо под дождь.

Выследить Айви Норрис оказалось проще простого. Старая грымза не изменяла своим привычкам — торчала под уличным фонарем в начале Кэтфорд-Хай-стрит. Выглядела еще омерзительнее, чем обычно: в меховой опушке застряли ошметки чего-то вонючего — вероятно, блевотины; ноздри по краям покрывала короста запекшейся крови.

— Меня зовут Полетт. Тебе отсосать или по полной программе? — спросила Айви. Глаза ее вспыхнули, когда она увидела, что рядом затормозила дорогая машина. И только усевшись на пассажирское кресло, услышав щелчок центрального запора дверей, она разглядела водителя.

— Привет, Айви… Мне кое-что нужно от тебя, — вкрадчиво произнес он.

Айви запаниковала, стала умолять, извиняться, клясться, что этого больше не повторится, лопотала и лопотала, брызгая слюной, которая оседала на приборной панели дорогого автомобиля.

— Пойми, у меня не было выбора. Легавая мне угрожала. Сказала, что отнимет у меня детей… Да ей толком ничего и не известно. Знает только, что та девчонка, Андреа, встречалась с каким-то брюнетом и светловолосой девицей… И от меня она больше слова не услышит!

И тогда водитель протянул Айви две пятидесятифунтовые купюры.

— Что ты за это хочешь? — неуверенно спросила она.

И она взяла деньги — может, была просто побита жизнью или надеялась, что после я все-таки ее отпущу.

Айви не спросила, зачем ее тащат в глухое место, и, когда они остановились, она позволила, чтобы ей связали руки за спиной. Даже не предложила кодового стоп-слова.

— Только не по лицу, — попросила она. — Я, конечно, не красавица, но с непобитым лицом жить проще…

И вот тогда нервы мои сдали, и я заехал ей кулаком в лицо. Она не выразила удивления — просто огорчилась. Когда я снова ударил ее, сильнее, она, казалось, смирилась с судьбой. Еще одно разочарование в довесок ко всем остальным. Я выдрал у нее две пригоршни волос… Сломал ей нос… В ее глазах читалось одно лишь удивление, когда мои руки продолжали сдавливать ее шею дольше минуты. Вот тогда-то она и поняла, что умрет.

Вдалеке, где-то за парком Пекам-Рай, проехал полицейский автомобиль с включенной сиреной. Он лежал в кустах возле водоема, наслаждаясь ощущением чистоты, которое даровал дождь.

Мой автомобиль в нескольких кварталах отсюда, но возвращаться к нему пока нельзя.

Сейчас нельзя.

Когда рассветет.

Когда c меня сойдет вся грязь.

Эрика долго не засыпала. Лежала без сна, слушая шум дождя, неустанно стучавшего в окно. Ей никак не удавалось забыть образ Айви. Остекленевшие глаза, в которых застыл ужас, словно она все еще смотрела в лицо убийце. «Интересно, — думала Эрика, — какое это лицо? Старое или молодое? Смуглое или светлокожее? Какой он — похож на громилу или внешне самый обычный человек, не выделяющийся из толпы?»

Она не заметила, как погрузилась в сон. Когда открыла глаза, в окно спальни через занавески сочился мягкий свет: значит, наступило утро. Впервые за долгое время она спала без сновидений. Эрика отодвинула занавеску: дождь прекратился, но небо было светло-серым. Рассвело. Она нагнулась к прикроватной тумбочке, взяла телефон, чтобы узнать, который час. Телефон стоял на подзарядке, но признаков жизни не подавал.

Выругавшись, она пошла в кухню-гостиную: цифры электронных часов на плите не светились. Эрика открыла маленький стенной шкаф, где размещался электрощиток, вытащила оттуда пятнистую картину Марси и щелкнула туда-сюда центральным автоматом. Безрезультатно. Глядя в эркерное окно на лежащую внизу безлюдную улицу, она понятия не имела, который теперь час. Эрика вышла на лестницу и постучала в дверь соседей. Через несколько секунд она услышала, как повернулся в замке ключ, загремели отодвигаемые запоры и звякнула цепочка. Дверь приотворилась на несколько дюймов. В щель на нее смотрела маленькая пожилая женщина с белыми взбитыми, как меренга, волосами.

— Прошу прощения за беспокойство, — обратилась к ней Эрика. — Вы не подскажете, который час?

— Кто вы такая? Зачем вам нужно знать время? — подозрительным тоном осведомилась старушка.

— Я ваша новая соседка. По-моему, нам отключили электричество, а у меня часы только на телефоне, и он тоже не работает.

Старушка оттянула вверх тонкий рукав своего кардигана и стала всматриваться в циферблат крошечных золотых часов, туго обвивавших ее запястье.

— Двадцать минут одиннадцатого, — сообщила она.

— Десять двадцать утра?

— Да.

— Точно? — ужаснулась Эрика.

— Точно, дорогая. Я же на часы смотрю. Кстати, с электричеством у меня тоже все в порядке, — сказала она, щелкнув выключателем. — Думаю, вам нужно заплатить за свет. У прежних жильцов была большая задолженность. Один раз к ним даже полиция приходила — непонятно, почему полиция-то тратит время на должников. Хотя хозяин квартиры, что вы снимаете, довольно высокопоставленный полицейский, так что на вашем месте я была бы осторожней…

Без четверти одиннадцать Эрика, ни жива ни мертва, прибыла в отделение полиции Луишем-Роу. Дежурил Вулф. Он поднялся из-за стола и подошел к ней.

— Старший инспектор Фостер, у меня распоряжение проводить вас к старшему суперинтенданту Маршу. Это срочно.

— Я знаю, где он сидит, — отрезала Эрика. Она дошла до кабинета Марша и постучалась. Марш открыл дверь.

— Проходите, садитесь, — холодно произнес он. На законном месте Марша сидел помощник комиссара Оукли. Маршу пришлось занять место рядом со своим собственным столом. Было видно, что его кабинет в спешке приводили в порядок. Из-за дверцы одного из шкафов выглядывал уголок рождественской открытки.

— Доброе утро, старший инспектор Фостер. Присаживайтесь, пожалуйста, — обратился к ней Оукли спокойным отрывистым тоном. Выглядел он безукоризненно: отутюженная форма, седая шевелюра разделена аккуратным, идеальным пробором. Загорелая кожа лоснится. Он чем-то походил на холеную лису. Впечатление сексуального мужчины Оукли не производил, зато от его безупречно ухоженного вида веяло коварством. Она где-то читала, вспомнилось Эрике, что у лис, если их кормить отменной пищей, потрясающе роскошный шелковистый мех. Она села и заметила, что Марш натягивает резиновые перчатки.

— Позвольте взглянуть на ваш телефон, — попросил Оукли.

— Зачем?

— Вы — последний человек, которому звонила погибшая Айви Норрис. Оставленное ею сообщение и ваш телефон теперь являются вещественными доказательствами в деле об убийстве. — Это было сказано категоричным тоном, пресекающим дальнейшие вопросы. Эрика достала свой телефон и передала его Маршу.

— Не включается, — сказал Марш, вертя в руках телефон и пытаясь его включить.

— Разрядился, — ответила Эрика.

— Это ваш служебный телефон, выданный вам для служебного пользования, и вы не удосужились его зарядить? — спросил Оукли.