— Ты имел на то полное право, Эдвард. Видеть себя не могу… — Непроизвольное сокращение диафрагмы, и вот она уже всхлипывает, икает, захлебывается словами, пытаясь объяснить человеку, которого она любила как родного отца, что она горько сожалеет о том, что ей не удалось защитить его сына.

— Эрика, девочка, ты не виновата… Я читал протокол слушания, — сказал он.

— Где ты его взял?

— Запросил. Есть «Закон о свободе информации»… Тебя протащили по всем кругам ада.

— Я это заслужила. Я должна была копать глубже, мне следовало трижды перепроверить… — начала она.

— «Должна была», «следовало»… Эрика, нельзя жить прошлым.

— Никогда себе не прощу. Если бы можно было повернуть время вспять, если бы… Я никогда бы… — лепетала она, подушечкой ладони вытирая жгучие слезы.

— Ну все, хватит об этом. Больше не хочу слышать ни слова. А то накажу! — пошутил Эдвард. Чувствовалось, что через силу.

Они оба на какое-то время умолкли.

— Как ты? — наконец спросила Эрика, а сама подумала: «Глупый вопрос».

— О! Стараюсь не сидеть без дела… В лоун-боулз[12] теперь играю. Кто бы мог подумать? Но… нужно занимать себя. Для старого хрыча боулер я, конечно, никакой… — Он опять умолк. — Эрика, девочка. Там теперь есть надгробие. Я поставил на могиле Марка плиту. Благородно так смотрится.

— Правда? — Эрика закрыла глаза, представляя под землей Марка. Ей до боли хотелось знать, как он выглядит. Скелет в элегантном костюме.

— Приезжай, сама увидишь. В любое время, родная. Как ты думаешь, когда сможешь приехать домой?

Домой. Он назвал это домом. Эрика теперь уже и не знала, где ее дом.

— Я вернулась на работу. Сейчас я в Лондоне, — сообщила она.

— А-а, понятно.

— Я обязательно приеду. Но не сейчас. Пока у меня дела.

— Это хорошо, родная. Что за работа? — спросил Эдвард. Эрика не могла ему сказать, что она ищет жестокого убийцу. Интересно, видел ли он в новостях пресс-конференцию?

— Я в столичной полиции, у меня новая команда.

— Замечательно, девочка. Работай… Как только сумеешь вырваться в отпуск, я буду рад тебя видеть.

— Обязательно.

— Я часто прохожу мимо вашего дома. Его теперь снимает молодая пара. На вид приятные ребята, хотя я к ним не заходил и вообще… Не знаю, как бы я объяснил, кто я такой.

— Эдвард, все вещи в кладовке. Я ничего не выбросила. Нам нужно разобрать коробки. Наверняка что-нибудь…

— Давай не все сразу, — перебил ее Эдвард.

— Откуда у тебя мой телефон? — спросила Эрика, сообразив, что он звонит ей на новый номер.

— Сестре твоей позвонил. Она сказала, что ты жила у нее. Дала твой номер. Надеюсь, ты не сердишься?

— Нет, конечно. Прости. Это во мне ищейка говорит, всегда хочет знать, что, зачем и почему…

— Эрика, главное, помни — ты не одинока. С тобой, я знаю, здесь круто обошлись, и многих за это нельзя осуждать, но ты тоже его потеряла… — Голос Эдварда сорвался. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто ты одна, — продолжал он. — У тебя есть я, родная. Какой-никакой…

— Спасибо, — тихо проронила Эрика.

— Ой, этот звонок в Лондон обойдется мне в целое состояние, так что пока… Рад был услышать твой голос, Эрика. Не пропадай.

— Ты тоже… то есть, нет, не буду.

В трубке послышался щелчок, потом гудок — связь прервалась. С глубоким вздохом Эрика прижала руку к груди. На душе потеплело. Она сморгнула слезы.

Телефон в ее руке снова зазвонил. Это была Мосс.

— Босс. Вы где? — спросила она.

— Дома.

— Вы не поверите. Обнаружен еще один труп. На этот раз в бассейне парка Брокуэлл.

— Документы есть? — спросила Эрика.

— Да. Это Айви Норрис.

Парк Брокуэлл и бассейн на его территории находились менее чем в трех милях от музея имени Хорнимана, в районе которого был обнаружен труп Андреа. Эрика пронеслась мимо освещенной башни с часами, которые показывали четверть одиннадцатого. На лобовое стекло плюхались крупные капли дождя, который вскоре полил как из ведра. Эрика включила дворники и всем телом подалась вперед за рулем, всматриваясь в пелену дождя за окном. В поле ее видимости вплыли двое полицейских в форме, стоявших у входа в бассейн. Эрика резко затормозила и вышла под дождь, барабанивший по припаркованным вокруг машинам.

— Старший инспектор Фостер, — представилась она, перекрикивая шум дождя, и показала удостоверение. Полицейские приподняли оградительную ленту, пропуская ее к месту происшествия.

Летом парк и бассейн пользовались популярностью у горожан, которые любили здесь купаться и устраивать пикники, но в темноте дождливого январского вечера зона отдыха производила унылое, гнетущее впечатление. Мосс и Питерсон пропустили за ленту полицейского ограждения сразу же вслед за Эрикой. У них был с собой мощный фонарь, которым они освещали путь, идя по дорожкам с бетонным покрытием, мимо заколоченного досками ларька, где летом продавали мороженое, и беседки с облезающей краской. Скоро они вышли на лужайку. Различить чтолибо вокруг было невозможно. Вдалеке гремел гром, молнии озаряли огромный плавательный бассейн под открытым небом. Впереди вырисовывались очертания большой белой палатки экспертов-криминалистов. По краю воды была проложена дорожка из полиэтилена. Трое помощников криминалистов в белых комбинезонах, стоя на коленях в грязи, сноровисто снимали отпечатки чьих-то ног. У палатки их встретил один из сотрудников группы экспертов, и они быстро натянули на себя спецодежду под шум дождя, громко стучавшего по парусине.

Яркая галогеновая лампа светила прямо на труп Айви Норрис. Она лежала на спине в грязи, во вспененной бурой жиже, в которой были измазаны ее одежда и тело.

— Пожалуйста, стойте на ящиках, — попросил один из криминалистов, показав на настил, который выложили вокруг трупа, чтобы не затоптать место происшествия.

Перешагивая с ящика на ящик, они приблизились к телу Айви. Ее сальные волосы были стянуты назад. На желтушном лице с вытаращенными глазами, как и у Андреа, застыл страх. Расплющенный нос покрывали сгустки запекшейся крови. На Айви были куртка и свитер, те самые, в которых Эрика видела ее несколько дней назад, но вся нижняя часть тела от самого пояса была оголена. Ноги худые, в шрамах, синяках и отметинах от уколов — смотреть больно. Седые волосы на лобке всклокочены.

Фотограф из группы криминалистов защелкал фотоаппаратом, и в палатке засверкали вспышки, сопровождаемые пронзительным визгом. Айзек, стоявший на одном из ящиков, молча кивнул им.

— Кто ее обнаружил? — спросила Эрика.

— Какие-то ребята. Они решили на спор перелезть через забор.

— Где они сейчас?

— С вашими сотрудниками в районном доме культуры, это здесь, через дорогу. ДНК на анализ мы уже взяли.

— Они что-нибудь видели? — спросила Эрика.

— Нет. Темно было. Один из мальчишек споткнулся об нее и упал.

— Должно быть, перепугался до смерти, — предположила Мосс, глядя на Айви.

— У нее сломан нос. Думаю, и скула тоже. На шее обширные странгуляционные борозды, — сообщил Айзек. Опустившись на корточки, он осторожно оттянул ворот свитера Айви. — Думаю, также сломаны четыре ребра. Более полное представление о внутренних повреждениях даст вскрытие. При ней нашли сто фунтов наличными. Свернутые купюры лежали в бюстгальтере.

— То есть случайное нападение или ограбление можно исключить? — спросила Мосс.

— До вскрытия я не хотел бы делать никаких выводов. Но в принципе, если деньги не тронуты, значит, нападавший думал не об ограблении. Он думал о сексе. Наружный осмотр показал, что во влагалище присутствует семенная жидкость.

— Айви занималась проституцией, — объяснила Мосс.

— Может, убийца заманил ее сюда деньгами? — добавил Питерсон.

— На данном основании мы не вправе делать вывод, что половой акт был осуществлен по взаимному согласию, — твердо сказал Айзек. — Область таза сильно травмирована.