— Он будоражил меня, Эрика. Он был плохиш, а я пай-мальчик. Рос неспортивным очкариком на тощих ногах, носил скобки. До двадцати трех лет, пока не окончил медицинский, оставался девственником. Я всегда все делал по правилам, усердно трудился, а Стивен был сексуальный, опасный, непредсказуемый. Ему была присуща некая провоцирующая эксцентричность… — Айзек пожал плечами. — Он был потрясающе хорош в постели. Я понимал, что он непорядочный человек, что он не вписывается в мою жизнь… Но я снова принял его, а тебя оттолкнул… Прости, Эрика. Ты ведь нуждалась во мне, да? Я даже забыл про Марка, про годовщину его смерти. Прости.

Эрика перегнулась через стол и взяла его за руку.

— Я не в обиде, Айзек, не кори себя. Я здесь, и ты — мой друг.

Он посмотрел на нее, слабо улыбнулся.

— Послушай, хотела спросить, — сказала Эрика. — Я прочитала две книги Стивена: «Из моих охладевших рук» и «Девушка в подвале»…

— Знаю, — перебил ее Айзек, словно читая ее мысли. — Он писал шокирующие вещи.

— Там столько сцен истязания женщин… и потом этот старший инспектор Бартоломью… Главный герой, а бьет жену?

— Антигерой, — поправил ее Айзек, пожимая плечами. — Издержки его работы, как объяснял Стивен. Так он выплескивал всю свою дурную энергию. Возьмем авторов ужастиков: они не обязательно делают то, о чем пишут. Ну а нас возьми. Вот я, например, чем занимаюсь? Зарабатываю хлеб насущный тем, что режу людей. Вскрываю их тела. Копаюсь в их мозгах. Чем это не насилие?

— Айзек, не сравнивай себя с ними. Ты помогаешь ловить преступников. А Стивен их создавал, пусть и в книгах, — заметила Эрика.

— Для его поклонников созданные им персонажи столь же реальны, как ты и я.

— У Стивена были чокнутые поклонники? Может быть, кто-то из его фанатов присылал ему по почте послания тревожного содержания?

Айзек рукавом отер нос.

— Не знаю. По почте ему никто ничего не присылал. Насколько мне известно, многие поклонники его творчества писали ему на его страничку в Facebook.

— Агент Стивена мог получать письма поклонников, адресованные на его имя?

— Да. Возможно. Офис его агента находится где-то в Западном Лондоне… У меня была нормальная жизнь, Эрика… Думаешь, я смогу вернуться к той жизни? Я ведь знаю, как работает наша система. Мое имя запятнано. Я занимал ответственную должность, а теперь лишился доверия. — Айзек заплакал.

— Айзек, прекрати, здесь нельзя, — сказала Эрика, заметив, что другие заключенные поглядывают на него. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вытащить тебя отсюда, — пообещала она. — Клянусь.

Он поднял на нее глаза.

— Спасибо. Если кто и сможет мне помочь, то только ты.

Таксофон находился на окраине Лондона, на территории парка Барнс. Симона его помнила. Таксофон был частью воспоминаний о давних счастливых временах, когда мама брала ее с собой в Кью-Гарденз. Ей приходилось прятаться под полами пальто матери, пока они шли мимо билетной кассы, но, оказавшись в саду, Симона любовалась цветами и деревьями. Мама спешила в тропический павильон, похожий на гигантскую оранжерею, где было тепло и росли растения со всего мира. Симона хорошо помнила вывеску: «Редкие виды флоры и фауны».

Мама, конечно, приходила в Кью-Гарденз лишь для встречи с очередным клиентом. Они удалялись в заросли, где занимались взрослыми делами. А Симона пару часов наслаждалась свободой, гуляя по парку. И она знала, что, если мама будет довольна, то и ей самой будет хорошо.

Симона возвращалась домой на автобусе. Лицом прижимаясь к окну, она заметила на фоне растительности Барнса красное пятно — телефонную будку. Казалось, за прошедшие годы здесь ничего не изменилось. Разве что зелень из-за засухи пожелтела, да с таксофона облупливалась краска. Зато вокруг не было ни души.

Эрика Фостер ответила после нескольких гудков.

— Вы получили мою открытку, инспектор Фостер?

Секундная пауза.

— Да. Спасибо. Хотя большинство людей обычно бросают письма в почтовый ящик, — указала Эрика.

— Я — не большинство, инспектор Фостер, — заявила Симона. Сжимая в руке трубку, через грязное стекло она смотрела на безлюдный парк.

— Считаете себя особенной? — спросила Эрика. — Думаете, вас прислали сюда с некой высокой миссией?

— Нет, отнюдь. Я — самая обыкновенная. Не красивая и не умная, но меня переполняют гнев и горе… А именно горе придает силы, не так ли?

— Да, — согласилась Эрика.

— Я решила направить эту силу на то, чтобы отомстить… Я читала про вас. О том, как вы старались делать свою работу, пытаясь поймать наркоторговца, и у вас вышла осечка. Мало того что вы потеряли друзей и мужа, на вас ополчились те самые люди, которым вы служили. Во всем обвинили вас.

— А если я скажу: остановитесь, и вам помогут? — перебила ее Эрика.

— А если я скажу: остановитесь, и вам помогут? — парировала Симона.

— Это вы о чем?

— Я видела, как вы живете. Жалкая квартирка. Пожитков кот наплакал. Вы посвятили свою жизнь службе в полиции, и что вам это дало? Не проще ли бы вам жилось, если бы вы перестали пытаться спасти мир?

Помолчав, Эрика отвечала дрожащим голосом:

— Я обязательно вас найду. И посмотрю вам в глаза, вот тогда и поумничаете.

— Поймайте, если сможете. Это еще не конец, — предупредила Симона.

Она услышала в трубке щелчок, затем гудки.

Симона поморщилась, но не от страха. Больно улыбаться, если тебя треснули пепельницей.

Свободной рукой Мосс постучала в дверь. В другой она держала коробку с пиццей. Спустя мгновения дверь отворилась. На пороге стояла Эрика с взъерошенными волосами.

— Я подумала, вы не откажетесь от пиццы, — сказала Мосс, протягивая коробку. — С пепперони?

— Спасибо, входите. — Эрика отступила в сторону, пропуская гостью. Дождь прекратился, облака рассеялись. В окно, что выходило во двор, можно было наблюдать восхитительный закат: солнце медленно опускалось за горизонт, расцвечивая мягкую синеву оранжевыми языками.

— Отвезла Силию с Джейкобом в бассейн в Лейдиуэлле и решила вас проведать, посмотреть, как вы отдыхаете…

— Поставьте коробку куда-нибудь, — попросила Эрика, доставая из буфета тарелки.

Мосс кинула взгляд вокруг и увидела, что на всех доступных поверхностях, в том числе на полу, разложены следственные материалы по делу о Ночном Охотнике.

— Вам разрешили забрать все это с собой?

— Нет, загрузила в свой компьютер.

— То есть отпуск вы проводите на всю катушку? — Мосс сдвинула в сторону пару серых папок на журнальном столике и поставила на край коробку с пиццей.

— Она еще раз позвонила.

— Ночной Охотник?

— Да.

— Что сказала?

— Позвонила, чтобы нервы мне пощекотать. Заявила, что это еще не конец.

— Звонок отследили?

— Да. Мне позвонил Крейн. По просьбе Спаркса его откомандировали к нему в команду. Они отследили таксофон в Западном Лондоне. И опять никаких видеокамер… Больше он сказать мне не мог… Как ей удается не оступиться? Как? Я распечатала все материалы по делу. С бумажными документами работать удобнее. Я тщательно изучила каждую бумажку.

Эрика дала Мосс тарелку с салфеткой и открыла коробку. От тонкого хрустящего коржа идеально приготовленной пиццы поднимался пар. Они принялись есть. Эрика поведала Мосс о свидании с Айзеком и в подробностях рассказала, как после звонка убийцы она стала заново анализировать следственные материалы.

— Мне просто кажется, что мы по-настоящему никогда и не пробовали разгадать ее, Ночного Охотника. Вот, например, открытка, что она мне прислала. — Эрика вручила Мосс распечатку отсканированной открытки. — Почему она выбрала именно это стихотворение?

— Она — жестокий серийный убийца. С какой стати она должна обладать более богатым воображением, чем другие? — рассудила Мосс. — Стихотворение «Над могилой ты слез не лей» найти нетрудно. Его часто читают на похоронах. Это как с книгами: мы все просматриваем списки бестселлеров, слушаем критиков, советующих нам прочесть то или иное произведение, и покупаем их, чтобы казаться умнее в собственных глазах. Я — одна из миллионов, кто прочел половину «Щегла»[57].