Эрика вернулась домой во второй половине дня и рухнула на диван в надежде поспать хотя бы несколько часов, но сон ее был неспокоен: ей снились побитые лица Джанель, Лейси и Эллы, а потом она оказалась на парковке, огороженной высоким забором. Дело было ночью, парковка была совершенно пустая, только в дальнем углу стоял черный мусорный бак. Над ним склонился мужчина невысокого роста в бейсболке. Она побежала к нему, поскальзываясь на снегу, схватила его за плечо, развернула к себе и сбросила кепку. Вместо лица у него было расплывчатое пятно. Она отпрянула и заглянула в бак. В нем лежала она сама — избитая, в крови, на мешках с мусором, в окружении яичной скорлупы и гниющей пищевой массы.

Эрику снова разбудил звонок. В темноте она нащупала телефон. Это был Айзек.

— Вскрытие завершено.

— Выезжаю.

Когда она подъехала к моргу в районе Пендж, шел мелкий дождь, и Эрика поскорее вбежала внутрь. На улице потеплело, мокрый снег перемежался с дождем. Айзек встретил ее у двери, и вместе они сразу пошли к телу Эллы. Его бригада — инспектор, криминалист, фотограф и хранитель личных вещей жертвы — уже собиралась уходить. Они кивнули Эрике, проходя мимо. Тело Эллы лежало на стальном столе под чистой белой простыней. Голова была открыта.

Эрика не находила в себе сил снова пройти через эту процедуру. Она уже знала, что ее ждет, знала, что эту девушку замучили самым жестоким образом.

— Постараюсь как можно быстрее, — тихо сказал Айзек, читая ее мысли. Он подошел к телу и снял простыню.

— Как и у Лейси Грин и Джанель Робинсон, у нее множество порезов, некоторые из них на момент смерти начали заживать. Рядом с левым соском рана, похожая на укус.

— Укус? Ведь предыдущих жертв он не кусал?

— Нет. К сожалению, след недостаточно четкий для более детального исследования. Левая скула, череп и правое запястье сломаны. Также сломано три левых ребра. На правом бедре перерезана артерия. Это и стало причиной смерти, как и в предыдущие разы.

Эрика закрыла глаза и положила руку себе на лоб. Когда она снова нашла в себе силы посмотреть на косой разрез на груди Эллы, аккуратно, но жестоко зашитый крупными стежками, у нее закружилась голова, и ей пришлось схватиться за край стола. Колени подкосились, и Айзек еле успел подхватить ее.

— Все хорошо, — ободряюще сказал он, крепко ее держа. Два ассистента недоуменно посмотрели на Эрику.

— Я в порядке, — сказала она. Но как только он ее отпустил, колени снова затряслись.

— Так, пойдем ко мне в кабинет, выпьешь стакан воды.

По сравнению с холодным моргом в кабинете Айзека было тепло и уютно. Эрика села в удобное кресло. Он подошел к маленькому холодильнику и достал бутылку воды. Она щедро отпила и откинулась на спинку.

— Ты бледная.

— Я всегда бледная, — пошутила Эрика.

Он взял ее запястье и стал считать удары.

— Какой у тебя пульс в состоянии покоя?

— Я не знаю.

— Спортом занимаешься?

— Я всегда куда-то бегу.

— Когда в последний раз здоровье проверяла?

— Где-то пару лет назад. Помнишь, когда меня ребенок укусил на Луишем-роу? Мне пришлось делать рентген, сдавать кровь и все остальное.

— И?

— Все нормально.

Айзек сел в кресло напротив.

— Ты нормально спишь?

— Иногда, но с этим расследованием не могу себе позволить такую роскошь.

— Так жить нельзя.

— А вот я так живу, — отрезала она и сделала еще несколько глотков воды. — Прости.

Тут, к своему ужасу, Эрика заплакала.

Айзек взял ее руку в свою, и она не стала ее отдергивать.

— Еще раз говорю, так жить нельзя, Эрика.

— Я больше не знаю, как надо жить. Когда я познакомилась с Марком, я отталкивала его. Не потому, что я не хотела быть с ним. Я быстро почувствовала, что мы стали одним целым. И у меня всегда было к кому вернуться домой. С кем куда-то пойти, с кем поделиться… Мне нужно это все, но даже тогда мне казалось это слабостью. Не знаю, понятно ли я говорю.

— Тебе казалось, что влюбиться — это слабость? — удивленно спросил Айзек, поведя бровью.

Эрика кивнула.

— Разве не проще, в итоге, быть одной? Ты неуязвима, никто не может у тебя ничего отнять.

— Это очень депрессивный взгляд на жизнь, Эрика.

— Ты же знаешь, каково это — терять близких. Стивен умер в прошлом году. Разве после этого ты можешь чувствовать себя в безопасности?

Айзек немного выпрямился, как будто его застали врасплох, и уже не выглядел так уверенно.

— Я любил Стивена, но мы были вместе всего пару лет, и, как ты помнишь, все было… бурно.

— Неважно, сколько времени ты его любил. От этого же ты не меньше скучаешь по нему.

Он кивнул. Эрика вытерла слезу.

— В том числе поэтому я и не хотела детей с Марком. То и дело откладывала… А он хотел детей.

Айзек сидел и молча слушал.

— А когда Марк умер, я пыталась просто жить. Мне казалось, если я проживу день, неделю, месяц, год, станет легче. Но легче не становится. И приходится смиряться не только с потерей — а она подтачивает меня каждый день, — но еще и как-то проживать всю эту жизнь, которая осталась впереди. Одной. И об этом никто ведь не хочет говорить?

Айзек кивнул.

— Люди как-то способны посочувствовать и понять, что ты пытаешься справиться с потерей. Но когда ты пытаешься заполнить пустоту, которую оставила потеря, — это просто невозможно. Знаешь, я где-то с Рождества встречаюсь с Питерсоном… то есть с Джеймсом.

— Он тебе нравится?

Эрика кивнула и потянулась за упаковкой бумажных платочков на столе.

— Он просто хочет быть со мной, а я его все время отталкиваю. Он такой хороший человек… как Марк — его все любили. Не понимаю, почему Марк должен был умереть, а я все еще здесь. Он был таким прекрасным человеком, а я просто сука.

Айзек засмеялся.

— Так и есть, ничего смешного.

— Ты не сука, но иногда тебе приходится ею казаться. Чтобы делать работу.

— Айзек, это дело… оно останется нераскрытым. Я это знаю. У меня нет ничего. И мне нужно везти сюда родителей Эллы Уилкинсон на опознание. А завтра надо ехать на похороны Спаркса. У него двое маленьких детей.

— Эрика, тебе нужно держаться. Хочешь у меня пожить несколько дней? Можешь уходить и приходить, когда захочешь. Иногда же нужно, чтобы кто-то был дома, когда ты возвращаешься. Я обещаю — руки распускать не буду.

Эрика засмеялась.

— Нет, спасибо, я просто хочу побыть одна.

— Нет, не хочешь. Я вскрываю людей каждый день, и многие из них очень молоды, им еще жить бы и жить. Я думаю, что, умирая, они жалели о многом, думали, что надо было быть добрее, больше любить, не так сильно нервничать. Езжай к Джеймсу. Кто знает — может, завтра ты уже будешь мертвая на том столе лежать.

— Жестко, но это правда, — сказала Эрика. — Тебе стоит чаще давать советы.

— Я так и делаю, но по большей части люди уже не могут воспользоваться моими советами. Они мертвы.

Эрика подошла к нему и от всего сердца обняла.

Питерсон сидел дома и смотрел телевизор. Около восьми вечера в дверь позвонили. Он выключил звук и пошел к двери. Увидев вымокшую насквозь Эрику с прилипшими к лицу волосами, он очень удивился. Несколько мгновений они стояли и молча смотрели друг на друга, только дождь барабанил по окнам.

— Дождь на улице? — спросил он.

— Немножко накрапывает, — ответила Эрика, и они оба рассмеялись.

— Заходи, женщина, а то замерзнешь насмерть, — отошел он в сторону, пропуская ее.

— Прости за то, что я сказала тогда.

Как только он закрыл дверь, она взяла его лицо в свои руки и поцеловала. От неожиданности Питерсон не сразу ответил ей. Стягивая друг с друга одежду, они добрались до спальни и упали на кровать.

— У тебя столько еды в шкафах, — удивилась Эрика, когда через пару часов они, проголодавшись, выползли из постели и взяли по холодному пиву.