— Новенький? — спросила Энид маленького тощего паренька, который стоял рядом с рамкой сканера, похожей на ту, что бывают в аэропортах. У него косил левый глаз, а копна очень тонких черных волос едва держалась на его непропорционально большой голове.

— Ага. Первый день, — нервно сказал он.

Он наблюдал, как Энид снимает пальто, под которым были элегантные слаксы и накрахмаленная белая блузка. Он протянул ей контейнер, Энид, сняла туфли на высоком каблуке и положила их внутрь вместе с золотым браслетом и сережками. Сумочку «Шанель» и пакет, набитый сладостями, она положила в другой контейнер. Она прошла через рамку, и та запищала.

— Да чтоб тебя… Я же все сняла. Надеюсь, мне не придется снимать слуховой аппарат? — сказала она, наклоняя голову, чтобы продемонстрировать левое ухо.

— Нет, все нормально. У вас есть металлическая пластина в черепе или штифты в костях? Простите, мы обязаны спрашивать.

Энид бросила взгляд на свои вещи, которые ползли по ленте в сторону рентгеновского сканера. Сквозь окно в стене ей была видна аппаратная, где за мониторами сидели двое сотрудников.

— Нет. Это, наверное, он на косточку в бюстгальтере сработал, — сказала Энид.

Лента конвейера остановилась, и контейнер, в котором лежала ее сумочка и пакет, пополз обратно в сканер. Оба охранника в аппаратной разглядывали изображение на мониторе, один пальцем показывал на что-то. Энид резко схватила руку паренька и прижала к груди.

— Вот тут! Проверь, пощупай, — сказала она, повысив голос. Парень попытался освободиться. Тогда она потянула его руку вниз и сунула его пальцы себе между ног.

— Мадам! Пожалуйста! — закричал он.

— Чувствуешь? Это я, только и всего, — сказала она, приближая к нему свое лицо.

Она глянула в сторону аппаратной и увидела, что ей удалось привлечь внимание сотрудников. Они оба уставились на нее со смесью изумления и отвращения. Контейнер с сумкой и пакетом прополз через сканер, и она отпустила руку парня. Она еще раз прошла через рамку, и та снова запищала.

— Видишь? Косточка, — сказала Энид.

— Да, хорошо, — дрожащим голосом сказал парень.

Энид взяла пальто и сумку с пакетом и направилась к толстой стеклянной двери, по пути подмигнув охранникам в аппаратной. Через мгновение она проскочила через дверь в маленькую квадратную комнатку с зеркальным стеклом, где висела табличка: ПОСТАВЬТЕ НОГИ НА ШИРИНЕ ПЛЕЧ И ПОСМОТРИТЕ В КАМЕРУ.

На полу был нарисован желтый прямоугольник с потертыми отпечатками ног. Энид встала на прямоугольник и посмотрела в камеру. Раздалось чуть слышное жужжание, когда линза задвигалась, чтобы поймать Энид в фокус. Дверь на противоположной стене, пикнув, приоткрылась. За ней был еще один пропускной пункт, где ее сумку осматривал высокий чернокожий офицер, который ей не нравился. Он заглянул в пакет и достал оттуда упаковки конфет и шоколадки.

— Вы же знаете, я всегда приношу Питеру сладости, — сказала Энид, пока охранник проверял каждый пакетик. Энид опасалась, что он может вскрыть какой-нибудь. — У вас что, рентгеновское зрение? Они же прошли через чертов сканер!

Он посмотрел на нее, кивнул и подождал, пока она сложит все обратно в пакет. Затем он посветил фонариком ей в рот, она подняла язык. Проверил уши и слуховой аппарат. Наконец охранник махнул, разрешая ей пройти.

Питер Конуэй все еще относился к категории самых агрессивных преступников, и с ним обращались как с таковым, но Энид сумела добиться свиданий с сыном в комнате без стеклянной перегородки.

Они встречались дважды в неделю в маленькой комнатке. Их свидания записывались на камеру видеонаблюдения, а сквозь большое смотровое окно за ними постоянно наблюдали санитары. Комната была ярко освещена, а посередине стояли прикрученные к полу стол и два стула. Энид всегда запускали в комнату первой, а затем приводили Питера. Ей необходимо было подписать кучу бумаг, подтверждающих, что она встречается с Питером на свой страх и риск и не обратится в суд, в случае если он нападет на нее.

Она просидела в комнатке минут десять, пока Уинстон и Тэррелл не привели Питера, закованного в наручники и с капюшоном на голове.

— Добрый день, миссис Конуэй, — сказал Уинстон.

Он подвел Питера к стулу напротив Энид, развязал ремни на капюшоне и расстегнул наручники. Питер закатал рукава, не обращая внимания на санитаров, которые отступали в сторону двери: у одного была дубинка, у другого — электрошоковый пистолет. Как только они вышли, раздалось жужжание и звук блокировки двери.

— Все в порядке, милый? — спросила Энид.

Питер потянулся к завязкам и рывком снял с головы капюшон. Он аккуратно сложил его и положил на стол так, будто только что снял свитер.

— Ага.

— Еще один новый охранник, — сказала она, указывая на санитара, наблюдавшего за ними через стекло. — Они прямо в вакансии что ли указывают, что им нужен сраный урод?

Энид знала, что их разговор передается по камерам, и радовалась, что никто и понятия не имеет, что на самом деле происходит во время их встреч. Санитар за стеклом никак не отреагировал и продолжал безучастно наблюдать за ними. Они встали, Питер поцеловал Энид в щеку, и они обнялись. Он погладил мать по спине, спускаясь вниз к изгибу ягодиц. Энид прижалась к нему и испустила вздох наслаждения. Они простояли так несколько секунд, пока санитар не постучал по стеклу. Неохотно они выпустили друг друга из объятий и сели обратно.

— Я принесла тебе конфетки, — сказала Энид, подняв с пола пакет и передавая его через стол.

— Прекрасно. Спасибо, мам.

Питер достал из пакета пачку леденцов, три пакетика мармеладок и три упаковки шоколадных эклеров «Кэдбери».

— О, мои любимые, ириски с шоколадом.

— Самое то к чашечке чая, — сказала она, понимающе улыбаясь. — Удалось получить чайник назад?

— Нет.

— Ублюдки. Я свяжусь с Терренсом Лейном, чтобы он написал еще одно письмо.

— Мам, они мне его не вернут. Это будет просто еще один чек от адвоката на пятьсот фунтов.

— Это естественное право человека иметь возможность заварить себе чашку чая!

— Ну правда, мам, брось.

Энид откинулась на спинку стула и поджала губы. «Ну подождите, — думала она, глядя на охрану за стеклом. — Вы все и глазом моргнуть не успеете». Она подняла розовую сумочку «Шанель» и бережно положила ее на стол между ними. Питер присвистнул.

— Господи, мам. Она настоящая?

— Конечно, блин, настоящая!

— Сколько же ты за нее отдала?

— Не бери в голову. Но она такая же настоящая, как и деньги, которые за нее заплатили, — Энид улыбнулась и закусила губу. Она не должна была ничего больше говорить, и она в тысячный раз пожалела о том, что они не могут говорить открыто.

— Ну правда, мам?

Раздался стук по стеклу, и они увидели, как санитар знаком показывает, что сумку надо поставить обратно на пол.

— Какая, хрен, разница, на столе она лежит или на полу? Меня же уже обыскали!

— Мам, мам, пожалуйста, — сказал Питер.

Энид скорчила гримасу и опустила сумку на пол.

— Не удивлюсь, если они вставят мне камеру в зад, чтобы посмотреть, что я ела на завтрак, — сказала она.

— Со мной они это и делают, — ответил Питер.

Энид потянулась и взяла его за руку. Она хотела было что-то сказать, но осеклась.

— Питер, шоколадные ириски. Как вернешься в камеру, открой их, ладно?

Она похлопала Питера по руке, и они переглянулись.

— Конечно, мам, — кивнул он. — Так и сделаю.

По дороге из Чью Магна после встречи с Малькольмом и Шейлой Кейт и Тристан остановились в придорожном автосервисе. Было рано, обеденный наплыв посетителей еще не начался, и они, заказав рыбу с жареной картошкой, нашли в зале тихий уголок. Несколько минут они ели молча. Тристан заглатывал еду, а Кейт туда-сюда перекатывала свою на тарелке. При виде жирной масляной рыбы ее начало подташнивать.

— Мне так их обоих жаль, — сказал Тристан. — Они кажутся сломленными.