— Это в дополнение к данным с камер. Стандартная процедура. Чтобы у нас было больше данных для суда.

— Ничего, что я убрала забор? Мне просто стало страшно здесь жить. А теперь никому нигде не спрятаться.

— Нет проблем, — сказала Эрика.

Улица теперь просматривалась с начала до конца, и они увидели, как из своего дома выходит Дон Уолпол. В руках у него был пакет с мусором. Он заметил их, кивнул и вернулся в дом. Мэнди зажгла еще одну сигарету.

— Джанет вернулась домой из больницы. Ей вшили в желудок имплант, чтобы она больше не пила. Как только внутрь попадет хоть капля алкоголя, ее тут же вывернет наизнанку. Надеюсь, он подготовился и закупил оптовую партию средств для чистки ковров.

— Вы еще не перебирали вещи Мариссы? — спросила Эрика.

— Нет, не могу заставить себя. Разберу после похорон. Джоан хорошо умеет разбирать вещи. Она сказала, что придет и поможет мне. Мы решим, что оставить, а что отдать на благотворительность. Часть костюмов можно будет продать на «eBay».

— Не торопитесь. Дождитесь, когда будете готовы.

— Я рада, что вы поймали этого ублюдка, кто ее убил. Я видела про него в новостях. Шатался по улицам по ночам. Здесь у нас неблагополучный район, но чтобы вот так, практически на крыльце… не ожидала.

— Можно мы в последний раз зайдем в комнату Мариссы? Нам нужно убедиться, что мы ничего не упустили для суда.

— Да, поднимайтесь. Вы уже знаете, куда идти, — сказала Мэнди.

Солнце вышло из-за туч, и она прислонила голову к стене, закрыв глаза и запрокинув морщинистое лицо.

Они вошли в дом и поднялись в комнату Мариссы. Все выглядело точно так же, как когда Эрика была здесь с Макгорри. На стене висели те же плакаты, а танцевальные одежда и аксессуары находились на прежних местах. Эрика подошла к окну и посмотрела на улицу. Соседи стояли и глазели на работу криминалистов. В школе прозвенел звонок, означающий конец перемены, и дети побежали выстраиваться в линейку. Мэнди успела перейти дорогу — в тапках, ночной сорочке и пуховике — и разговаривала с Джоан, которая тоже вышла на крыльцо покурить.

— Мне не дают покоя серьги, — сказала Эрика. — Ощущение, что в них и кроется разгадка. Почему Марисса пошла с ними в лавку, в которой работал Чарльз Фрятт? Знал ли он о ее приходе? Я читала протоколы, он говорит, что узнал об этом, только когда пришел Макгорри с Эллой. И он даже отрицает, что эти серьги принадлежали миссис Фрятт.

— У Чарльза есть алиби — его жена. Кстати, он тоже очень высокий, — сказала Мосс, взяв в руку факирский факел и посмотрела на его кончик.

— По словам костюмера из «Матрикса», подтвержденным еще одной танцовщицей, Марисса говорила, что украла серьги у миссис Фрятт. Но кто из них говорит правду? Мы не знаем ни чьи это серьги, ни где они сейчас.

— Могла Мэнди снять их с трупа Мариссы? — спросила Мосс, подходя к окну.

Джоан и Мэнди готовились выкурить еще по одной сигарете.

— Все еще непонятно, где спала Мэнди в ночь убийства. Она говорила, что спала наверху в маленькой комнате, но все указывает на то, что на диване внизу.

— На диване лежало одеяло, — сказала Эрика. — Но это не доказательство. Может, она там отдыхала днем.

— Эрика, нам осталось выяснить рост убийцы. При чем тут бриллианты? Или бриллиантовые серьги?

— Что ты сказала?

— Что нам надо выяснить рост убийцы. Как выяснилось, это не Таро.

— Да, не он.

— Дело не в сережках. По крайней мере, я так не думаю.

Эрика шагала по комнате взад-вперед.

— Когда мы с Питерсоном ездили в «Матрикс», костюмер сказал, что Марисса говорила про какой-то бриллиант. В единственном числе, а не во множественном. Что разбогатеть ей поможет бриллиант. Он сказал что-то вроде: «Я знаю, что Марисса была глупа, но она понимала разницу между единственным и множественным числом». Если она говорила не про серьги, то тогда про что?

— Теперь я ничего не понимаю, — сказала Мосс. — На костюмах у нее вышит бриллиант.

Она подошла к трем манекенам у стены с костюмами Мариссы. На них был вышит логотип с бриллиантом.

— Она планировала уехать в Нью-Йорк, выступать под именем Желтый Бриллиант. Может, она надеялась разбогатеть там?

Эрика покачала головой и посмотрела в окно. Мэнди и Джоан по-прежнему стояли рядом. Джоан что-то сказала, скривив рот, и Мэнди расхохоталась, выдохнув клуб дыма. Дети заходили в школу на урок.

— Пожалуйста, отойдите, — кричал криминалист толпе зевак, маша на них рукой в перчатке.

Две пожилые женщины и молодой человек попятились, как овцы, отгоняемые пастухом.

Эрика снова оглядела комнату и обратила внимание на большую фотографию в рамке на стене, рядом с анонсами выступлений Мариссы. На ней было кольцо с огромным сверкающим бриллиантом. Она подошла и осторожно сняла его с крючка. Оборот был обклеен бумагой.

— У тебя есть перчатки? — спросила она Мосс. Пошарив в кармане, та передала их Эрике.

Эрика положила фото на кровать лицом вниз, и они присмотрелись к оборотной стороне рамки.

— Рамка старая и грошовая, — сказала Эрика. — Фотография бриллианта выцвела под солнцем, но эта подложка — совсем новая.

Эрика взяла со стола маникюрные ножницы и при помощи Мосс, которая держала рамку, аккуратно срезала тонкую подложку. Внутри не было ничего, кроме фотографии. Эрика осторожно вынула ее из рамки. Бумага была достаточно толстая, и она попыталась посмотреть сквозь нее на солнце.

— С лицевой стороны бумага выцвела, с оборота — белая, — заметила Мосс. — Но это и естественно, ведь со светом контактирует только одна сторона.

Эрика разглядывала боковые срезы.

— Вот здесь немного не совпадают края, посмотри.

— Это два листа бумаги, склеенные вместе, — заключила Мосс.

Не снимая перчаток, Эрика осторожно ощупывала фотографию. Достигнув центра, ее пальцы замерли.

— Тут небольшой перепад, как будто внутри что-то есть, что-то продолговатое: может быть, сложенный кусок бумаги или вклеенный внутри конверт.

Эрика и Мосс сложили фотографию в пакет для улик и отвезли в участок, где продолжили свои исследования в стерильном медицинском кабинете. Надев маску и перчатки, Эрика скальпелем аккуратно разъединяла два слоя бумаги.

— Осторожно, — предостерегала Мосс, во все глаза следя за тем, как Эрика медленно проталкивает нож между листами. Наконец слои разошлись. Внутри находился маленький коричневый конверт.

— Надо отнести это криминалистам, — сказала Мосс.

— Да, — согласилась Эрика. — Я не буду трогать склейку, там могут быть остатки слюны. Вдруг они понадобятся.

Она аккуратно взрезала верх конверта скальпелем и достала два сложенных листа бумаги. На первом были сканированные фотографии немецких удостоверений личности от октября 1942 года. Принадлежали они молодой женщине по имени Эльза Нойбуков. У нее были короткие светлые волосы, большой лоб и красивое лицо с едва заметным высокомерием во взгляде. Она родилась в январе 1920 года, и на светло-коричневом фото ей было 22. Помимо этого были отпечатки трех пальцев, большого и двух указательных — правого и левого. Увидев печать нацистской Германии — орла с расправленными крыльями над свастикой — Эрика содрогнулась.

— Эта Эльза родилась в 1920 году, значит, сейчас ей девяносто семь, почти девяносто восемь, — подсчитала Мосс.

Они развернули второй лист бумаги. Снова скан — на этот раз австрийского паспорта. Он был выдан шестью годами позже, то есть через три года после окончания Второй мировой войны. На фотографии была та же самая женщина с прежней датой рождения и отпечатками пальцев. Под ней значилось имя: Эльза Бекер.

Мосс и Эрика переглянулись.

— Когда родилась Эльза Фрятт и какая у нее девичья фамилия?

— Сейчас узнаем, — Эрика взяла телефон и пробила ее адрес по национальной налоговой базе. — Дата рождения совпадает, а девичью фамилию нужно узнать.

— Что, Эльза Фрятт живет под чужим именем?