Симона задрожала, по щекам ее потекли слезы.

— Он изувечил меня. Изувечил мое тело. — Она схватила нижний край футболки и задрала ее. Эрика охнула, увидев ядреный закручивавшийся шрам во весь живот и грудную клетку Симоны. То место, где некогда был пупок, стягивала лоснящаяся кожа.

— Я так вам сочувствую, Симона, — произнесла Эрика. — Я вас так понимаю. Смотрите… Смотрите: вы такая храбрая, мужественная женщина.

— Да, я храбрая… — всхлипывала Симона.

— Да, вы храбрая. И вы с гордостью показываете свои шрамы, — сказала Эрика.

Симона выше задрала футболку, и в ту же секунду, как ткань поднялась к ее лицу, Эрика отклонилась назад и ногой ударила Симону в обезображенный живот. Симона согнулась, вскрикнув от боли. Эрика метнулась к выходу, но Симона быстро оправилась и вцепилась в нее. Они врезались в дверь с непрозрачным стеклом. Эрика брыкалась, отбивалась. Ей удалось оторваться от Симоны и добежать до середины коридора, где та снова ее нагнала.

— Ах ты дрянь! — заорала Симона, бросаясь на Эрику. Они упали на бетонный пол в дверях ванной. Эрика перевернулась на спину, и Симона, нависнув над ней, ударила ее кулаком в лицо. Потом еще раз. Из глаз Эрики посыпались искры, она начала терять сознание.

— Лживая тварь, — прошипела Симона. Эрика почувствовала, как ее поволокли по холодному полу ванной и потом подтянули вверх, усадив спиной к холодному фаянсу унитаза. Она увидела над собой маленькое личико Симоны с заостренными чертами лица, а в следующее мгновение глаза затмила пелена: у нее на голове оказался полиэтиленовый пакет. Тот самый пакет, с помощью которого Симона убила Кита.

Эрика услышала, как полиэтилен затрещал от ее дыхания, в ушах у нее зашумела кровь, и затем почувствовала, как на шее у нее затягивается шнурок. Симона сидела на крышке унитаза и, обеими ногами зажимая Эрику, так что та не могла пошевелить руками и подняться с пола, продолжала затягивать шнурок. Эрика давилась, разевала рот, а пакет вокруг ее головы раздувался.

— Ты сдохнешь здесь, а я уйду. И ты останешься тут гнить одна-одинешенька, — шипела Симона, крепко держа Эрику.

Эрика беспомощно била руками по полу. Ладонью она задела стену за унитазом. А потом коснулась полоски толстой ткани, колыхавшейся над плинтусом. Та крепилась к длинному откидывающемуся поручню. Эрика скреблась пальцами о ткань и наконец сумела ее ухватить. В глазах быстро темнело. Почувствовав прилив адреналина, она рванулась вперед, стащив Симону с унитаза, и одновременно дернула вниз за полоску ткани. Огромный поручень резко опустился, ударив Симону по голове.

Выпустив Эрику, Симона рухнула на пол. Эрика схватилась за шнурок на шее, растянула его и, исступленно царапая по полиэтилену, наконец сумела стянуть пакет с головы. Глотая столь желанный свежий воздух, она дернула за красный шнур у унитаза, и раздался сигнал тревоги.

Симона, лежавшая ничком на полу ванной, зашевелилась и застонала. Эрика еще раз дернула за красный шнур, и он оторвался. Она села на ноги Симоны, прижала ее руки за спиной и стала связывать их красным шнуром.

— Симона, вы арестованы, — с трудом произнесла Эрика, тяжело дыша, — за убийство Грегори Манро, Джека Харта, Стивена Линли и Кита Харди… А также за попытку убийства полицейского. Вы имеете право хранить молчание, но вы можете повредить доводам защиты в вашу пользу, если во время допроса утаите факты, которые впоследствии могут быть использованы вами в суде. Все ваши показания могут быть представлены в суде в качестве доказательств.

Эрика откинулась назад, по-прежнему сидя на ногах Симоны и крепко держа ее связанные руки. Лицо ее все еще горело от ударов Симоны. Дыхание постепенно выравнивалось. Вдали послышался вой сирен полицейских машин.

Ранним утром моросил дождь, небо было серое. Мосс, Питерсон и Эрика стояли у стеклянных дверей, выходивших во внутренний дворик, и пили кофе с круассанами.

Вокруг на полу валялись газеты.

— Вот вам настоящее британское лето: торчим в помещении, смотрим на дождь и делаем вид, что нам весело, — сказала Мосс. Впервые с момента ареста Симоны, задержанной четыре дня назад, они с Питерсоном встретились с Эрикой. — Насчет «весело» я пошутила, — добавила она.

— Спасибо за угощение, — поблагодарила Эрика, поднимая стакан с кофе.

— Слава богу, вы целы и невредимы. — Питерсон чокнулся с ней.

— Разве что побили немного. Но бывало и хуже, — сказала Эрика.

— Да, фингал у вас славный, — заметила Мосс, взглянув на большой лиловый синяк, украшавший глаз и щеку Эрики.

— Никогда еще я не испытывала столь двойственных, противоречивых чувств в отношении убийцы, — призналась Эрика. — Когда ее понесли на носилках, она стала звать меня… Ее глаза полнились страхом. Она умоляла, чтобы я села с ней в «скорую» и держала ее за руку. И я чуть не согласилась. Безумие…

Они потягивали кофе.

— И хорошо, что не сели, босс, — сказала Мосс. — Помните, что случилось в конце «Молчания ягнят»? С теми, кто сел в «скорую» вместе с Ганнибалом Лектером?

Питерсон многозначительно посмотрел на нее.

— Что? Я просто пытаюсь поднять нам всем настроение, — объяснила Мосс.

Эрика улыбнулась.

— Теперь все словно на спор придумывают прозвища для Симоны Мэтьюз, — сказал Питерсон, хватая с полу одну из газет. — «Ангел Смерти»… «Ночной Охотник»… «Сова».

— Да какой же она ангел, — фыркнула Мосс, глотнув кофе.

— The Sun поместила ее фото в халате медсестры. — Питерсон показал фотографию, на которой Симона позировала с группой медсестер в кухне для персонала. Медсестры в первом ряду держали огромный чек на триста фунтов — деньги, собранные по призыву телепрограммы «Дети в нужде»[60]. Симона с широкой улыбкой на лице стояла слева, держась за чек. — Руководители национальной системы здравоохранения в панике, подозревают, что она и пациентов убивала. Опасаются судебных исков.

— Пациентов — это вряд ли, — возразила Эрика. — Она преследовала тех, кто, по ее мнению, заслуживал смерти. — Эрика взяла Daily Express и пробежала глазами публикацию, которая ее особенно взволновала. В ней приводилась статья Джека Харта о матери Симоны и излагались подробности преступлений, совершенных самой Симоной.

Симона выросла в Кэтфорде, жила с матерью в обшарпанной квартире на верхнем этаже. Ее мать, тоже Симона, была проституткой и наркоманкой. Обеспокоенные соседи несколько раз звонили в полицию. Те наконец приехали, вскрыли квартиру и увидели, что мать Симоны привязала дочь к радиатору в ванной. Вместе с сотрудниками полиции на место происшествия прибыл Джек Харт. На снимке, который потряс Эрику, была запечатлена маленькая, осунувшаяся, босая девочка, одетая в нечто, напоминавшее грязную наволочку. Одна ее тонкая ручонка была привязана к засаленной пожелтевшей батарее. Огромные глазищи растерянно смотрят в объектив.

— У нее не было шансов, да? А она просто хотела быть любимой… И любить.

— Ой, босс, не надо, а то расплачусь. — Мосс взяла Эрику за руку. Питерсон полез в карман, достал из него пачку салфеток, протянул Эрике.

— У вас всегда с собой салфетки, — заметила Эрика, вытирая глаза.

— Он специально их носит, чтобы был повод подкатить к слезливым женщинам, — рассудила Мосс.

Питерсон широко улыбнулся, закатив глаза.

— Но вообще-то, — произнесла Эрика, вновь обретая хладнокровие, — не так уж все и плохо. Вы взяли Гэри Уилмслоу…

— Я его не брал. В это время я находился в аппаратной, — возразил Питерсон. — Вооруженная полиция ворвалась в их логово в Бектоне и арестовала Уилмслоу вместе с шестью его сообщниками, которые готовили к отправке жесткие диски с фото и видео, а также двенадцать тысяч DVD-дисков детского порно четвертого уровня.

— Думаешь, удастся их посадить? — спросила Мосс.

— Надеюсь, — отвечал Питерсон.

— А как поживает Пенни Манро? — спросила Эрика.