— Я не могу найти ничего о Фамке. Разве что вот, адрес электронной почты бухгалтерской фирмы, которая находится в здании, где она раньше жила, — прервала его Кейт, вписывая в блокнот адрес почты.

— Ладно, послушай. Я позвонил, чтобы сказать, что не смогу зайти после работы, — сказал Тристан. — Оба наших смотрителя заболели, и мне придется помочь таскать стулья и парты для завтрашнего экзамена.

Голос у него был расстроенный.

— Да, звучит невесело, — согласилась Кейт. Она открыла следующую ссылку и принялась читать. — А ты знал, что первым голландцем, совершившим кругосветное путешествие, был Оливер ван Нурт, а родом он был из Утрехта?

— И как это связано с Фамке?

— Может, фамилия ван Нурт как-то связана с Утрехтом.

— И окажется, что Утрехт кишмя кишит ван Нуртами, — заметил Тристан.

— В этом-то и проблема интернета. Тут полным-полно информации, и большинство — чушь собачья. Нам очень нужно найти эту Фамке — она может опровергнуть алиби Фреда.

— Если она тогда соврала, то с чего бы ей говорить правду сейчас?

— Не знаю. Мне просто нужно с ней поговорить. Часто люди случайно говорят что-то, что кажется им мелким и незначительным, но в итоге это может привести к настоящей зацепке.

— Ладно, удачи. Еще раз прости, что не смогу помочь, — сказал Тристан.

— И тебе удачи со столами. До завтра.

Отложив телефон в сторону, Кейт набросала для бухгалтерской фирмы коротенькое электронное письмо, в котором рассказала, кто она, чем занимается и почему ей нужно связаться с Фамке. Шансов, что из этого выйдет что-то путное, было мало, но почему бы и не попробовать. Еще у Кейт был электронный адрес Марни, старой школьной подруги Джоанны, так что она написала письмо и ей, попросив о встрече.

Наскоро перекусив, Кейт перешла к поискам Дэвида Ламба и Гейба Кемпа. Первые часа два ей не попадалось абсолютно ничего путного, и она уже начала отчаиваться, но затем ее внимание кое-что привлекло. Ссылка, похороненная на двадцатой по счету странице выдачи Гугла по поисковому запросу «Дэвид Ламб». Это был сайт по сбору пожертвований — женщина из Эксетера пыталась собрать деньги на то, чтобы открыть в городе небольшой парк под названием «Сад памяти на Парк-стрит». Приписка к одному из пожертвований и привлекла взгляд Кейт.

На сад предполагалось собрать 2750 фунтов, но набрать им удалось не больше девятисот. Кейт набрала в поисковике «Парк-стрит» — оказалось, что это улица на окраине Эксетера. Тогда она вбила: «Шелли Морден, Парк-стрит».

— Ладно, уже лучше, — пробормотала она, когда отобразились результаты. Шелли Морден жила в Эксетере на Парк-стрит, дом одиннадцать вместе с Кевином Джеймсом Морденом — вероятно, ее мужем. Кейт выпрямилась, чувствуя, как глаза горят от долгой работы за компьютером.

Кейт помнила, что на одной из полок, где хранился всякий хлам для трейлерной стоянки, должен был лежать старый телефонный справочник. Когда-то давно его купила еще Мира, и сейчас Кейт раскопала его и сдула пыль.

— Попробуем по старинке.

Она множество лет не держала в руках телефонный справочник, но справиться тут было нетрудно. Кейт просто долистала до буквы «М», нашла Кевина Джеймса Мордена, который жил на Парк-стрит, дом одиннадцать, и набрала указанный номер.

Ответом ей был обычный автоответчик, и Кейт почувствовала острый укол разочарования. Делать было нечего: она оставила сообщение, в котором представилась и объяснила, что хочет узнать, что случилось с Дэвидом Ламбом. Закончив, Кейт вышла на маленькую кухоньку и заварила себе чашку кофе. Она уже собиралась пойти подышать свежим воздухом, как ее телефон зазвонил.

Кейт подняла трубку, и первое, что она услышала — детские перекрикивания где-то на фоне.

— Здравствуйте, я Шелли Морден, — произнес измученный женский голос. — Простите, что пропустила ваш звонок.

— Спасибо, что перезвонили.

— Я знала Дэвида. Я единственная сообщила в полицию, что он пропал, но никому и дела не было… Я свободна завтра в два, так что если хотите поговорить, то приходите, — сказала она. — Я расскажу вам все, что знаю.

Запястья Хайдена были пристегнуты к деревянной спинке кровати, лодыжки привязаны тонкой веревкой к столбикам. Его тело звенело от напряжения, пока он слабо барахтался, тщетно пытаясь сопротивляться.

Том стоял над ним на коленях, и его ладони крепко сжимали чужую шею.

— Да. Давай, борись со мной, — прошептал он, склонившись к уху Хайдена. — Не получается, да? Потому что я здесь главный. Я тут главный задира, и тебе меня не победить.

Том сжал хватку сильнее, вдавил большие пальцы прямо под кадык Хайдена. Там, он знал, находится волшебная точка — если надавить на нее, то глаза открываются рефлекторно, и ему нужно было, чтобы глаза Хайдена были открыты. Еще чуть-чуть. Важно не пропустить самый главный момент, то мгновение перед смертью, когда взгляд замирает, а глаза заволакивает мрак.

Тому нравилось душить своих жертв, пока он их насиловал. Первые несколько раз он просто играл в удушение — ничего серьезного, просто небольшое кислородное голодание, достаточное, чтобы внушить ужас. Но затем он сжимал пальцы все сильнее и сильнее — было что-то такое в том, чтобы поставить человека на грань смерти, а затем ослабить хватку, позволив ему вернуться из небытия.

Ночь закончилась слишком быстро, и вскоре за окном забрезжил рассвет. Том осознал, сколько прошло времени, только когда солнечный луч проник сквозь щелку в шторе, осветив опухшее, покрытое синяками лицо Хайдена полоской золотистого света. Белки его глаз были залиты кровью.

Тома всего трясло от напряжения, по спине и подбородку крупными каплями стекал пот.

Тело Хайдена вдруг тоже задрожало в унисон, и Том склонился ниже, наваливаясь всем своим весом. Кровать заскрипела, а Том все сжимал и сжимал пальцы, стискивая чужое горло до боли в руках.

Еще чуть-чуть. Уже почти.

Налитые кровью глаза Хайдена слепо таращились в ответ расширенными зрачками. Он издал дребезжащий стон, тихий и слабый, абсолютно не передающий ни его страха, ни боли. Том склонился еще ниже, их лица разделяли считаные сантиметры, кончики носов соприкоснулись. Блики солнечного цвета танцевали на радужке Хайдена, отражая последнюю вспышку сопротивления, последние капли воли к жизни. А затем к нему пришло осознание: смерть уже здесь. Тело Хайдена расслабилось, внутренний свет угас, глаза его заволокло мраком, и в них больше не отражалось ничего, кроме пустоты.

В доме было тихо. Когда Том принес Хайдена домой, то не стал включать ни музыку, ни телевизор. Теперь, когда он сидел, сгорбившись, и молча смотрел на мертвое тело, тишина стала густой и липкой.

Том сжал и разжал пальцы, пытаясь избавиться от ломоты в суставах. Пытаясь отдышаться, он сделал несколько глубоких вдохов. Зловоние смерти, повисшее в воздухе, заставило его желудок судорожно сжаться, и Том опрометью бросился в ванную комнату. Его вырвало.

Он обессиленно опустился на колени перед унитазом, чувствуя, как холодит кожу кафельная плитка. Его трясло крупной дрожью — Том всегда впадал в состояние шока, когда все заканчивалось. После того, как их глаза заволакивала тьма. Страх, восторг, разрядка, когда все напряжение разом спадало — от этого Тома всегда начинало тошнить. Еще какое-то время он провел, скорчившись, на полу, кашляя в перерывах между позывами рвоты. Когда его желудок наконец опустел, он встал и умылся холодной водой. Избегая смотреть на свое отражение, Том отвернулся от раковины и вернулся в спальню.

Хайден лежал неподвижно. Его нежно-кремовая кожа потеряла всякий цвет, мускулы обмякли, тело наливалось восково-желтым нездоровым оттенком. Том добрался до окна и открыл его настежь, выпуская дух Хайдена прочь из стен этой комнаты.

Оперевшись на подоконник, Том немного постоял у окна, глядя на восходящее солнце, и холодный ветер обдувал его обнаженное тело.