Он подошел к ним и положил руку с горящей сигаретой на плечо Эрике.

— Видите, напротив машина стоит? — показал он на белый «Альфа ромео» с сильно помятым бампером. Фонари на правой стороне были разбиты, на грязном снегу валялись осколки пластика.

Эрике было некомфортно ощущать его руку на плече. Изо рта у него пахло леденцами от кашля и сигаретами. Она осторожно высвободилась и сделала шаг в сторону.

— Да.

— Это он сделал. Вернулся сегодня рано утром, въехал в эту машину, фары себе разбил. И не стал даже осматривать ничего, не постучал к соседу, чтобы данными страховок обменяться.

Он снова затянулся и сложил руки на груди.

— Во сколько это было? — спросила Мосс.

— В семь утра или около того.

— Почему вы не спали?

— Я уже старый, — усмехнулся он, выдохнув клуб дыма. — И жена не разрешает мне курить в доме.

— И вы уверены, что это был Иван Стовальски?

— Не знаю, какая у него фамилия, но я же не слепой! Это сделал тот поляк.

Эрика и Мосс стояли и обдумывали услышанное.

— Он, скорее всего, услышал, что она умерла — эта девушка, с которой он связался.

— А откуда вы знаете, что у него с ней были отношения? — спросила Эрика.

— И вы еще называетесь следователями? Я знаю, потому что я тут провожу большую часть дня. Я много вижу, а люди не обращают внимания на старика. Она раньше часто приходила к нему домой. После того как его жена уходила на работу.

— Когда это было?

— Летом. С тех пор как похолодало, она нечасто здесь бывала. Последний раз я ее видел накануне Рождества.

Он вдруг направился к своему крыльцу и открыл входную дверь.

— Эй! — окликнула его Эрика, но он просто протянул руку внутрь и вернулся с пепельницей.

— Моя жена выбрасывает пепел и никогда не возвращает пепельницу на место, — он поставил ее на столб калитки, затушил одну сигарету и зажег другую.

— Во сколько вы видели Мариссу?

— За день до Рождества я видел ее дважды. Сначала днем. Еще только начинало темнеть, значит, это было до четырех. Она вышла из дома Ивана чернее тучи. Он выскочил за ней, умолял ее вернуться. Как же жалко он выглядел! В джинсах и футболке, без обуви. Встал на колени, плакал и умолял. А на земле-то — снег! Вот тогда-то мне и стало понятно, что она за штучка. Вы в курсе, что она была стриптизершей? Стриптизерша, у которой вот тут что-то есть, — сказал он, стуча по голове, — это гремучая смесь.

— Вы поняли, почему они ругались? — спросила Мосс.

— Нет. Она кричала на него матом, чтобы он валил и оставил ее в покое. А он за ней шел, как верный пес, но она ему сказала не приближаться к ней, а то она вызовет полицию.

— Так и сказала — «вызову полицию»? — уточнила Эрика.

— Ну, я же не глухой. Говорю вам то, что сам слышал.

— Он потом вернулся в дом?

— Да, чуть позже, поджав хвост.

— Когда вы ее видели второй раз?

— Около десяти, она шла домой и прошла мимо меня.

— Одна?

— Да.

— Вы не знаете, был ли дома Иван в это время?

Он задумался.

— Свет горел, мне кажется.

Эрика и Мосс задумались.

— С вами кто-то беседовал? — спросила Эрика.

— Это кто например?

— Полиция. В Рождество был обход домов, и, думаю, вы бы не стали это все скрывать от моих коллег.

Мужчина погрозил Эрике пальцем.

— Вы попридержите лошадей, Джульет Браво. Меня не было дома в Рождество. Мы были у моей дочки и внуков, а они живут в Брент Кросс. Мы уехали рано утром.

— Во сколько?

— Около семи. Дороги были ужасные.

— Что-нибудь еще видели утром?

Он покачал головой.

— Хорошо. Спасибо. Можно прислать к вам сотрудника, чтобы он взял у вас свидетельские показания?

— Если я буду дома, то конечно.

Он широко улыбнулся, обнажив полный рот желтых зубов, и женщины отправились дальше.

— Значит, они поссорились с Иваном в день убийства, — подытожила Мосс. — И он был дома, когда она вернулась домой в десять.

— Тучи сгущаются, — задумчиво проговорила Эрика.

До дома Дона Уолпола нужно было пройти всего несколько кварталов. А от него до дома Мариссы — еще шесть. Его аккуратный дом ничем не отличался от соседних. Сколько же на юге Лондона вот таких присоединенных один к другому домов, думала Эрика. Они даже не воспринимаются по отдельности, а сливаются в один. В ее родной Словакии таких домов было очень мало. Их место занимали шаблонные многоэтажные дома с тесными квартирками.

Палисадник перед домом Уолполов был открытый, от тротуара его отделял только низкий кирпичный забор. Из-под снега торчали красные шапочки садовых гномов. Номера на доме не было. Изнутри доносился звук телевизора.

Эрика позвонила, и через мгновение дверь открыла грузная женщина с красными глазами в потертой красной толстовке.

— Да? — сказала она, держась за стену.

— Вы Джанет Уолпол?

— А кто спрашивает? — спросила она, пошатываясь.

Было очевидно, что она пьяна.

Эрика и Мосс представились и предъявили удостоверения.

— Ваш муж дома?

Она запрокинула голову и закричала:

— Дон! Полиция хочет поговорить с тобой про твою шлюху!

С лестницы донесся шум, и к двери подошел Дон. Он был в джинсах и джемпере-поло и выглядел намного моложе и свежее своей жены. У него была внешность красивого ботаника.

Джанет испытывала явное удовольствие от его смущенного вида.

— Он сейчас в штаны наложит, смотрите, — презрительно сказала она, осмотрев его с ног до головы. — Да у него яиц не хватило бы, чтобы убить эту маленькую сучку. Да чего говорить, у него вообще нет яиц.

Она протянула руку, чтобы схватить его за ширинку, но Дон успел перехватить ее.

— Хватит, Джанет.

— Ой, он делает мне больно, — заскулила она, и он тут же отпустил ее.

— Я не делал ей больно, — извиняющимся тоном сказал он.

— Мы бы хотели поговорить с вами, мистер Уолпол, — сказала Эрика. — Может, лучше будет встретиться где-то вне дома?

— Все нормально. Проходите в кухню. Я скоро подойду.

Они прошли по безукоризненно чистому коридору, миновали лестницу и оказались в уютной кухне с видавшей виды деревянной встроенной мебелью. На экране телевизора, который висел на стене, шел старый черно-белый фильм. Звук был приглушен. На столе стояла чашка с кофе, перед которой лежала развернутая на спортивной странице газета «Гардиан».

На холодильнике не было привычных семейных фотографий. Поверхность была пуста, за исключением магнитика из Барселоны. В углу на стойке стоял плоский монитор. Эрика подошла и тронула мышку. Появилась заставка — фотография Дона и Джанет в садах какого-то поместья. Он неуклюже обнимал ее за плечи, но она стояла на расстоянии. Улыбок на их лицах не было.

За холодильником возвышались ряды коробок «Пино гриджио». Мосс подошла к окну, выходящему в сад.

— Ого! Глянь-ка, сколько пустых бутылок, — удивленно позвала она Эрику.

Та подошла и увидела сложенные в несколько уровней пустые бутылки, грозившие вывалиться из небольшого контейнера для стекла.

— Думаешь, это недельный объем? — спросила Эрика.

— Чуть больше, чем недельный, — послышалось сзади, и они повернулись. Дон вошел в кухню и аккуратно закрыл за собой дверь. — Получилось ее уложить, — сказал он тоном родителя, которому только что удалось убаюкать ребенка. — У моей жены много лет проблемы с алкоголем. Но, как я понимаю, вы здесь не из-за этого?

— Мы пришли узнать о ваших отношениях с Мариссой Льюис, — сказала Эрика.

Дон кивнул. Высокий и подтянутый, с объемными мускулистыми руками — он выглядел очень импозантно.

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо.

Они сели за стол, и он убрал газету.

— Мы слышали, что у вас с Мариссой были отношения, — начала Эрика.

— Да, об этом многие знали. Примерно шесть лет назад она постучала к нам в дверь узнать, не нужна ли нам уборщица. Тогда она ходила по соседским домам в поисках работы. Ее мать перестала получать какие-то компенсации, и у них не было денег. Я дал ей работу, потому что знал, что ее мать пьет. У Джанет тоже усугублялась проблема с алкоголем. Я тогда подумал, что я-то хотя бы взрослый и у меня есть работа и больше возможностей решать эту проблему. А ей было всего шестнадцать.