— О, милочка, то-то мне показалось, что я слышала, как вы приехали, — произнесла она с мягким валлийским акцентом.

— Я только что вернулась… — начала Эрика, вставляя ключ в замочную скважину.

— Из Словении?

— Из Словакии.

— А, ну да. А это не одно и то же?

— Нет. Словения — другая страна…

Эрика открыла дверь, но Элисон продолжала:

— Мне всегда хотелось попутешествовать, но Дейзи стареет, и я не вижу смысла тратить время на оформление ветеринарного паспорта. — Датский дог посмотрел на Эрику грустными глазами и со вздохом улегся на коврик.

— Понятно. Что ж, приятного веч… — стала прощаться Эрика, собираясь войти в дверь.

— Эрика, что-то давненько я не видела вашего парня. Того, что похож на Идриса Эльбу. Ах, какой красавчик!

Эрика пыталась придумать объяснение, которое не выдало бы лишней информации. К тому же она не знала, как теперь дела у Питерсона: они не общались несколько недель.

— Он… м-м-м… болен. Сейчас на больничном.

— Ой, какой ужас. А что с ним? Мой покойный муж страдал мочекаменной болезнью. Говорю вам, камни в почках кого хочешь с ног свалят. Уж как он мучился, когда ходил по маленькому. Прямо писал камнями. Бедняга. Один такой большой вылез, что даже унитаз треснул.

— Нет, у него не мочекаменная болезнь…

— Это хорошо. А сама вы как? Я вижу, кисть повредили. Как это случилось? В теннис играете?

— Нет. Гипс скоро снимут. — В их разговоре вышла крошечная заминка, и Эрика попыталась зайти в квартиру, но Элисон снова ее задержала:

— Пока вы были в отъезде, у нас тут возникла одна проблема. Фионе, домовладелице, нужно было попасть к вам в квартиру, чтобы прочистить трубы. А ключа у нас не было. Вы знакомы с Фионой?

— Нет.

— Мордастая корова. А сейчас похудела, вообще в страшилище превратилась. Представляете, ей с помощью гипноза внушили, что у нее бандажирован желудок.

— В самом деле?

— Да. На уровне подсознания она получила установку, что у нее сократился объем желудка, хотя сама она прекрасно знает, что никакого бандажа у нее нет. И она потеряла шесть стоунов[134]. Я и сама подумываю о том, чтобы сделать себе гипнотический бандаж желудка. Две недели сижу на «Райвите»[135] и хоть бы фунт сбросила.

— Элисон, мне нужно идти, — осадила ее Эрика.

— Ой, конечно, конечно. — Элисон растерянно заморгала, удивленная резким тоном Эрики. — Мне и самой пора, а то опоздаю на свое занятие по танцам на пилоне. — Эрика перевела взгляд с Элисон, стоявшей перед ней в зимнем пальто, на датского дога, лежавшего на полу. — Я посещаю такие занятия, на которые разрешено приходить с домашними питомцами. Для меня это — возможность выйти из дома. А то ведь мне не с кем ее оставить. Я одна в целом свете… — Улыбка, не сходившая с губ Элисон на протяжении всего разговора, на мгновение погасла. — Пока, Эрика. До свидания. — И она пошла прочь. Дейзи вприпрыжку побежала за хозяйкой.

Эрика зашла в квартиру и закрыла за собой дверь. Потирая лицо, она двинулась в гостиную. На журнальном столике по-прежнему стояли две стопки, что она достала утром. Казалось, несколько дней миновало с тех пор, как к ней заходил Марш. Она вспомнила последние минуты их встречи и поморщилась, а потом подумала о том, что Элисон не постеснялась признать. Что она одна в целом свете. От этой мысли Эрике стало неуютно. Она задумалась о себе, радуясь тому, что вернулась на службу. Работа была ее страстью, без которой она не могла жить, но внутренний голосок спрашивал: что она будет делать через десять лет, когда ее отправят на пенсию?

Она сняла пальто, налила себе выпить. Потом села на диван, достала телефон, собираясь позвонить Питерсону. Она долго смотрела на его номер, а затем положила телефон, открыла компьютер и продолжила изучать материалы дела.

На следующее утро будильник Эрики зазвонил в самом начале восьмого. Вскоре она вышла на парковку. Еще не рассвело, лужи в выбоинах покрывала ледяная корочка. Мосс ждала ее у своего автомобиля. Эрика поспешила к ней, села в машину, млея от наслаждения: в салоне было тепло.

— Терпеть не могу раннее утро в это время года, — призналась она. Они выкатили на пустынную темную улицу. — Как будто еще ночь. — Она почесала руку там, где кончалась гипсовая повязка.

— Когда снимут?

— Да сегодня должны были, но я отменила прием. Черт, так чешется!

— Обычно вязальной спицей под гипс подлезают, чтобы почесать.

— Я похожа на женщину, у которой дома есть вязальные спицы? — спросила Эрика.

— Тебе обязательно нужно к доктору.

— Я перезаписалась. Один день погоды не сделает.

Мосс пожала плечами:

— Здоровье — прежде всего.

Эрика взглянула на нее и заговорила о другом:

— Откуда ты знаешь этого патологоанатома? Как ее зовут?

— Пэтти Камински. Мы встречались одно время. Я тогда проходила подготовку для службы в полиции, она училась в медицинском, — объяснила Мосс.

— Расстались по-доброму?

— В принципе, да. По моей инициативе. Но это — дела давно минувших дней. Я договорилась, что мы сначала едем смотреть место преступления.

— Идеальное место для встречи с бывшей возлюбленной, — пошутила Эрика.

Мосс улыбнулась, вращая глазами:

— К слову о бывших: Питерсон не объявлялся?

— Нет. Последний раз мы с ним общались перед самым моим отъездом.

Мосс избегала встречаться с ней взглядом, и Эрика подумала, что она неспроста завела разговор о Питерсоне.

— Ты с ним виделась?

— Да. Ты не против?

— Почему я должна быть против?

— Ну, ты — мой друг, он — мой друг. Я просто хочу, что мы все оставались друзьями. Во всяком случае, мне хотелось бы вас обоих сохранить в своих друзьях.

— И что тебе мешает? Я не из тех, кто ставит ультиматум: или я, или он, — сказала Эрика.

— Отлично, — улыбнулась Мосс. Было видно, что у нее отлегло от сердца.

— Не знаешь, когда он возвращается на службу?

— Да уж скоро, наверно. На этой неделе у него беседа с суперинтендантом. Он заметно прибавил в весе, хорошо выглядит. Я имела в виду, что вид у него здоровый… Может, радио включить?

— Давайте.

Мосс наклонилась вперед, включила радио. В эфире шла передача «Сегодня», и остаток пути они слушали новости.

Через пару часов они подъезжали к Оксфорду. Светало. Они съехали с автострады и завиляли между лежащими вокруг деревнями. Окна многих домов уже украшали гирлянды, возле старинных церквушек стояли вертепы. Эрика всегда поражалась тому, как меняется Англия, стоит только выехать за пределы Кольцевой автомагистрали М25. Это был совершенно иной мир, далекий от шума и суеты Лондона.

— По-моему, подъезжаем, — произнесла Мосс, глянув на навигатор на приборной панели. — Ну да, вон церковь, про которую она упоминала.

Они съехали с дороги на маленькую парковку у древней каменной церкви с круглой башней. Красный «Порше», стоявший в углу, мигнул фарами. И тут же зазвонил телефон Мосс, настроенный на режим громкой связи. Она ответила.

— Рада, что вы вовремя! — раздался из трубки сочный голос. — Не выходите из машины, холод собачий. Следуйте за мной. — И женщина отключилась.

Мотор «Порше» взревел, и автомобиль проехал мимо них. Эрика успела заметить, что за рулем сидит женщина с белым как мел лицом и алой помадой на губах. Она оторвала один палец от руля, подняла его вверх.

— По голосу — аристократка, — прокомментировала Эрика.

— Она происходит из старинного богатого рода, — сообщила Мосс.

— Старинная аристократия, нувориши — ненавижу такое деление. То есть тот, кто разбогател собственным трудом, — плебей, а тот, кто был рожден в праздности, но унаследовал состояние от какой-нибудь тетушки седьмая вода на киселе, считается элитой общества?