— Я так им сочувствую. Когда я столкнулась с Малкольмом на кладбище, он был похож на собственную тень, на призрак человека, которым был когда-то. У меня сердце кровью облилось, когда он сказал, что хотел бы, чтобы и у Кейтлин была могилка. Представьте себе, дожить до момента, когда скажешь такое о своем собственном ребенке… — Ее солнечные декорации погрузились в тень, она достала бумажную салфетку и промокнула глаза. — Вы думаете, вы сможете отыскать ее тело?

Кейт молчала, Тристан бросил на нее взгляд.

— Зачастую мне кажется, что для нераскрытых дел самое лучшее — это как раз частное расследование, — сказала Кейт. — У полиции, как правило, не хватает времени, и вообще британская полиция неохотно выделяет ресурсы на расследования заглохших дел, разве что появляются очень весомые основания.

— Они не посчитали нашу беседу с Малкольмом достаточным основанием для того, чтобы снова открыть дело?

— Нет.

— Я узнала о том, что случилось с Кейтлин, только через несколько месяцев. Мы уехали из Великобритании в конце августа 1990 года. Мы эмигрировали всей семьей: мама, папа, я и братишка, ему тогда было пять. У нас не было другой родни, а письма от друзей и соседей шли очень долго. Мы три месяца жили в молодежном общежитии. В общем-то, поэтому я и не знала ничего о Кейтлин.

— Вы были лучшей подругой Кейтлин? — спросила Кейт.

— Нет. Ее лучшей подругой была Уэнди Сэмпсон.

— Вы дружили с другими девочками из вашего класса?

— Во всей школе только мы трое учились по стипендиальной программе. Я, Кейтлин и Уэнди. Остальные учились за деньги, и не то чтобы все они были плохими, но большинство — заносчивыми сучками, извините за выражение. Отцы Кейтлин и Уэнди в их глазах заслуживали больше уважения, чем мой папа. Малкольм работал в городском совете, а Шейла следила за домом, домохозяйкой была, как вы говорите. Мой отец работал строителем, и в Британии мы считались рабочим классом. Я была низшей из низов. Вот мы и держались вместе.

— Над вами издевались? — спросил Тристан.

— Нет. Я была девочкой крупной, рослой, Кейтлин очень шустро соображала, а Уэнди была сильной спорт сменкой. Мы были в состоянии отразить их нападки. Но мы ведь учились в девчачьей школе. Когда травля есть, она ведь в основном психологическая, — сказала Меган.

— Значит, насколько вам известно, Кейтлин не общалась с другими девочками вне школы? — спросила Кейт.

— Нет, другие девочки никогда не приглашали нас в гости.

— Она, наверное, жутко расстроилась, когда вы уехали? — спросил Тристан.

Меган немного помолчала.

— Все было как-то странно. Мы были очень близки, но учебный год закончился, в августе я уезжала, и в этот последний месяц я стала видеть ее реже. Она все больше времени проводила с Уэнди. Я поняла это.

— Что вы имеете в виду?

— Ну мы просто перестали встречаться все вместе. По правде сказать, мне было не до этого. Мама таскала нас туда-сюда в Австралийское посольство в Лондоне, чтобы подготовить визы и документы к переезду. Мы не ссорились.

— Вы узнали о том, что случилось от Уэнди?

— Да. Но ее письмо дошло до меня только через несколько месяцев. Это было ужасно, но вы ведь должны помнить, интернета тогда не было. В Австралии эта история новостью не стала. Да и с чего бы? — Меган начала плакать и достала новую салфетку. — Простите.

— Вы помните девочку по имени Вики О’Грейди, которая с вами училась?

— Да.

— Вы дружили?

— Нет. Я терпеть ее не могла. Она стервозная была и постоянно прогуливала. На переменах ее ловили с выпивкой, — сказала Меган.

— Значит, никто из вас с ней не дружил?

— Нет.

Кейт посмотрела на свои записи.

— Но ведь Кейтлин работала вместе с Вики в видеосалоне? — спросила она.

— Да. По-моему, отец Вики владел сетью видеосалонов, и Кейтлин работала там по субботам. Вики тоже должна была там работать, но она в основном раздавала указания Кейтлин и заигрывала с покупателями.

— Завтра у нас назначена встреча с Вики, — сказала Кейт.

— Правда? Чем она сейчас занимается?

— Она работает визажистом на BBC в Бристоле.

— Что ж, отлично, хорошо устроилась. А что она может вам обо всем этом рассказать?

— Мы не знаем. Она говорит, что они с Кейтлин были подружками.

Меган казалась удивленной.

— Правда?

— Похоже на то, — сказала Кейт.

— Ничего не понимаю, но с тех пор ведь много воды утекло. Все это давно было. Удачи ей.

Повисла пауза, и Меган, казалось, впервые за время их разговора почувствовала себя не в своей тарелке.

— Хорошо, давайте поговорим про вечер, когда вы видели Кейтлин у молодежного клуба. Можете вспомнить? — спросила Кейт.

— Да, это было как раз в начале августа. Я запомнила этот день, потому что мама тогда с ума сходила от того, что наши визы еще не прислали, а у нас оставалось всего четыре недели. Было очень жарко, а этот молодежный клуб находился в старом большом зале, знаете, которые с окнами наверху. Мистер Картер, смотритель, не мог открыть окно, потому что потерял эту специальную длинную палку. За зданием бежал ручей, и большинство детей плескались там. Мы с Кейтлин играли в настольный теннис, и она вышла в туалет и не вернулась. Я нашла ее на улице у машины того парня постарше, полицейского. Она сказала, что познакомилась с ним в видеосалоне. Он зашел взять фильм напрокат, они разговорились, и он захотел показать ей свою новую машину. Как раз выпустили новую модель того года.

— Какую? — спросила Кейт.

— Синий «Ровер».

— Вы его видели?

— Да, но он сидел в машине, снаружи было темно, и машина стояла прямо под фонарем. Черные волосы зачесаны назад, выразительные черты лица, широкая улыбка и белоснежные зубы, я помню, как он высунулся из окна, улыбнулся и поцеловал ее.

— И что дальше?

— Кейтлин села в машину, крикнула «пока», и они уехали.

— Это было похоже на Кейтлин?

— Нет. Но ей было шестнадцать, мы все ходили на свидания с парнями. И я, и Уэнди встречались с парнями постарше. А сидя в машине, можно было спокойно целоваться… да и в газетах не писали ни о каких извращенцах, гуляющих по округе и убивающих молодых девушек. Мы просто подумали, что ей очень повезло, и на следующий день она пришла в школу, никаких проблем.

Тристан вытащил распечатку из своего блокнота и передал Кейт. Это была фотография Питера Конуэя с полицейского удостоверения. Кейт показала фото в камеру.

— Я могу по электронке отправить, если надо, но посмотрите, как вы думаете, не тот ли это парень? Это фото было сделано в 1993.

Меган склонила голову на бок и внимательно вгляделась в снимок.

— Я видела эту фотографию раньше, может быть, это и он, но это все было так давно… Его лицо было в тени.

Энид Конуэй жила в маленьком крайнем таунхаусе на захудалой улочке в Восточном Лондоне. Убогое местечко с выстроившимися в ряд грязными палисадниками, заваленными мусором, старыми машинами, холодильниками, собачьим дерьмом и осколками битого стекла.

В этом доме Питер вырос, и этот же дом он выкупил для нее, когда в 1991 году вернулся из Манчестера и начал работать в Лондоне.

В 2000 году Энид выпустила книгу-откровение «Не мой сын». Ей заплатили внушительный аванс и прислали писателя, чтобы взять у нее интервью. Он спросил ее в том числе, не собирается ли она переехать, теперь, когда она может позволить себе что-нибудь получше.

— Я бы и пяти минут не выдержала среди этих выскочек, — сказала она. — Люди на этой улице уважают меня. Здесь кого только не встретишь и днем, и ночью, главное — не лезть в чужие дела и никогда не разговаривать с полицией.

Она прокручивала в голове этот разговор, когда открыла входную дверь перед рыжим Фанатом, как она его называла. Имени его она не знала.

— Тебя кто-нибудь видел?

— Никто из тех, кого следовало бы опасаться, — сказал он.

Энид не боялась никого, но рядом с ним ей было не по себе. На вид ему было лет тридцать — высокий, широкоплечий, накачанный мужчина. Рыжие волосы длиной в пару дюймов и необычные черты лица. Точно в чрево матери кто-то сыпанул пищевой соды. Кожа у него была гладкая, но из-за огромных, похожих на кусок резины губ, набрякших век и носа картошкой его лицо казалось одутловатым. Он был некрасив, но одет хорошо: кожаные ботинки, стильные классические джинсы, рубашка и куртка — и от него всегда пахло так, словно он только что вышел из душа.