— Макс, прекрати!

— Нина. Это — червяк, жалкий ничтожный червяк. Да ты и сама видишь. Ты сидела, слушала мои рассуждения про реальный мир, соглашалась со мной. Согласилась, что жить нужно, не придерживаясь правил, не пресмыкаясь, не перебиваясь с воды на хлеб. Так докажи, что ты готова жить по моим законам. Избавь этого беднягу от страданий. Считай, что для тебя это экзамен.

Макс снова протянул ей камень и сильнее надавил каблуком на лодыжку мужчины. Тот издал булькающий вопль.

— Нет, Макс, нет… Прошу тебя. Пойми, мир не так плох. Я согласна с тем, что ты говорил, но в мире есть свет и тьма. Без этого никак. Я люблю тебя, ты же знаешь.

— Любишь? Мы действительно с тобой вместе или ты мне просто голову морочишь? Так ведь я найду кого-то другого, другую девушку, которая захочет быть со мной…

— Макс, прошу тебя, — захныкала она, но он впился в нее взглядом своих горящих карамельно-оранжевых глаз и сунул ей в руки камень.

— Это секундное дело, Нина, и ты поможешь ему. Светом рассеешь тьму. Если б я сбил оленя, ты ведь, наверно, не раздумывая избавила бы его от мучений. Ты станешь его спасительницей. Он хотел умереть, Нина. Он хотел свести счеты с жизнью. И чем дольше ты тянешь, тем дольше ты заставляешь его мучиться и отчаиваться.

Нина взяла камень. Тяжелый и гладкий. Холодный и плоский. Она посмотрела на мужчину, отползавшего к обочине. Морщась, он обратил к ней измазанное кровью лицо. Его глаза полнились страхом.

— Макс, я…

— Бей по лицу, в переносицу. Подними повыше и быстро опусти, — настойчивым тоном инструктировал ее Макс. Он подошел к ней, убрал с ее лица волосы. — Нельзя отделываться одними разговорами. Нельзя быть просто зрителем, Нина. Я убил Дина, чтобы защитить тебя, и ты это приняла. Ты признала, что мы выше всяких правил и законов. Я рисковал ради тебя. Жизнью рисковал. Ты в это веришь?

— Конечно, верю.

— Прекрасно. Тогда взгляни на это с другой стороны. Я выпил перед тем, как сесть за руль. Если мы вызовем «скорую», приедет и полиция. Меня проверят на алкоголь. Они увидят, что в крови у меня высокое содержание алкоголя. Проверят, с какой скоростью я ехал, а я мчался все же очень быстро. Вдруг неизвестно откуда появился этот человек и использовал нас, чтобы свести счеты с жизнью. Во всяком случае, попытался. Нина, в твоей власти спасти его и спасти меня. — Нина теперь плакала, а мужчина отчаянно пытался вытащить ногу из-под каблука Макса. — Давай, Нина. Не тяни. Из сострадания, из гуманности. Из любви. Сделай шаг вперед. Будь со мной отныне и навсегда. — Макс заставил Нину опуститься на колени рядом со скулящим мужчиной, таращившим от ужаса глаза, и перевернул камень в ее руках. — Подними камень повыше и резко опусти. Перед тобой червяк, который знает, что он ничтожество, и пытается положить этому конец. Нина, не лишай его такой радости. Будь умницей, не разочаруй меня. Будь выше презренных законов. Прикончи его. ПРИКОНЧИ!

Внезапно крякнув от натуги, Нина высоко подняла камень и опустила его на лицо мужчины. Раздался хруст. Она снова вскинула камень и, издав вопль, еще раз с глухим шлепком опустила камень ему на голову. Мужчина затих. Макс убрал с него ногу и отступил в сторону.

— Взгляни на него, Нина. Видишь, ты его спасла.

Нина посмотрела на изуродованное лицо мужчины. В эту самую секунду из-за облаков выплыла луна, окрасив кровь в черный цвет. Макс забрал камень из ее трясущихся рук.

— Иди в машину, — тихо велел он.

Пошатываясь, Нина побрела по дороге. Один раз остановилась у обочины, и ее стошнило. Она вытерла рукавом рот и залезла в машину. Включила печку и несколько минут сидела в оцепенении, сотрясаясь всем телом. Смотрела на свое отражение в стекле, которое высвечивала горящая в салоне лампочка. Ее лицо казалось вытянутым и гротескным, словно она бродила между кривыми зеркалами в комнате смеха. Спустя несколько минут дверца отворилась, и в машину заглянул Макс. Его футболка, лицо и руки были забрызганы кровью.

— Где ты был? — прохрипела она.

— Позаботился о том, чтобы его никто не нашел. В канаве есть старая водосточная труба. Я запихнул его в эту трубу.

Макс помог ей выйти из машины, подвел к багажнику, в котором стояла огромная бутыль с водой. Он вытащил ее, снял футболку. Что-то заставило Нину высоко поднять бутыль и окатить водой Макса, смывая с него кровь. Он встряхнул своими мокрыми длинными волосами и широко улыбнулся. Потом взял бутыль и бережно умыл Нину. Она снял свою окровавленную футболку, и он тоже окатил водой ее тело.

— Я тебя покрестил, — с улыбкой произнес Макс.

В сумке они нашли полотенце и смену одежды. Когда они снова сели в машину, у Нины возникло странное тревожное чувство. Прилив радости, эйфория. Она оправдала доверие Макса. Доказала ему, чего она стоит. Доказала ему свою преданность. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— Теперь я люблю тебя еще больше, — сказал Макс. Он завел мотор, и они тронулись в путь.

^{Суббота, 7 октября 2017 года}

Эрика понимала, что ей снится сон. Впервые она сознавала, что спит и видит себя во сне…

Она была в своем родном городе в Словакии. День клонился к вечеру. Жара немного спала, заходящее солнце светило ей прямо в глаза. Она козырьком приставила ладонь ко лбу, отгораживаясь от золотистых лучей, и чуть впереди перед собой увидела девочку, бежавшую по большой бетонированной площадке. Девочка остановилась и обернулась, улыбаясь. Она была не старше одиннадцати-двенадцати лет. Босая, в голубом летнем платье из тонкой материи, заляпанном грязью и пятнами от травы. Длинные светлые волосы заплетены в косу; черты лица красивые, выразительные. Сначала Эрика решила, что это ее сестра Ленка или племянница Каролина, но это была другая девочка, девочка, которую в последние годы она часто рисовала в своем воображении. Эрика ощущала боль во всем теле и отечность в лице, но когда она потрогала себя, оказалось, что кожа у нее молодая и гладкая, а белокурые волосы длинные и стянуты на затылке в хвостик.

Все так же улыбаясь, девочка поманила за собой Эрику, затем отвернулась и побежала. Солнце опустилось за большое здание, которое высилось напротив, и теперь Эрика разглядела, что они находятся на большой плоской крыше городского театра. Девочка подошла к краю крыши и села, спустив ноги. Внизу лежала городская площадь, вымощенная серо-белыми плитами, которые образовывали мозаичный узор. В центре у фонтана резвились дети. Площадь окружали красивые здания. Покрашенные в пастельные тона голубых, зеленых и розовых оттенков, они выглядели почти съедобными, как сахарные украшения на роскошном торте. Эрика и Ленка часто играли на крыше этого театра, который строился почти все годы их детства. Она дошла до края крыши и коснулась волос девочки, которые искрились на солнце.

— Мама, смотри, как я сейчас прыгну, — сказала девочка.

— Нет! — вскричала Эрика, но девочка, ухватившись за края свеса, уже оттолкнулась и устремилась вниз, к площади. Ее руки и ноги трепыхались в воздухе, волосы струились за плечами.

Эрика шагнула на самый край и глянула вниз. До земли восемьдесят футов[122] — головокружительная высота. Однако она не увидела на мозаичных плитах площади тела разбившейся девочки. Слышались только смех играющих детей и журчание воды в фонтане. Эрика обыскала взглядом площадь и нашла девочку. Та, целая и невредимая, плескалась в фонтане и махала ей рукой.

— Мама… она назвала меня мамой, — произнесла Эрика. Она сознавала, что это сон, но, словно наяву, ощущала, как слова сорвались с ее языка, чувствовала запах лета. А эта девочка, ее улыбка… в ее лице сочетались черты Марка и самой Эрики.

Это был тот самый ребенок — та самая девочка, которую Эрика решила не сохранять. И хотя она знала, что скоро проснется, ей хотелось насмотреться на нее, столько всего ей сказать. Золотистый свет затуманился, глаза ее наполнились слезами, и из груди вырвался судорожный всхлип. Эрика поспешила к люку, что вел с крыши. Ей хотелось попросить у девочки прощения, обнять ее. Она торопливо спускалась по бетонной лестнице. Недостроенный театр оставался таким, каким она помнила его с детства, когда играла на стройке.