— Вы помните, в каком магазине проводили оценку?

— Нет. Но он был рядом с клубом Джим-Бокс в Фаррингдоне. В паре улиц от него.

Эрика посмотрела на Питерсона. Там сотни ювелирных лавок!

— Я оставлю вам свой номер, и если вы вспомните место, позвоните мне, хорошо? Это очень важно, — сказала Эрика, передавая ей визитку. Девушка кивнула и собралась уходить.

— О, Элла, чуть не забыл. Купил тебе специальный дезодорант для шлема. Здесь ведь очень жарко, — сказал Мартин, передавая ей флакон.

Элла торопливо схватила флакон и смущенно посмотрела на Питерсона.

— С тебя 5.99, — закричал Мартин ей вслед. — У вас есть еще вопросы? Мне нужно успеть сшить шесть стрингов и не опоздать на последнюю электричку.

— Нет, спасибо, — поблагодарила его Эрика, и они вышли.

— Ну и дело нам досталось! — воскликнула Эрика, когда они с Питерсоном шли назад к станции. Они выбрали маршрут, пролегающий по тихим улочкам, чтобы обсудить полученную информацию.

— Что это все-таки за бриллиант? — спросил Питерсон.

— Он был ее символом. Возможно, она думала, что она сможет прославиться под именем Желтый Бриллиант и заработать много денег. Дита фон Тиз получает миллионы, а Марисса хотела стать новой Дитой.

— Все новые и новые пласты…

— Загадок? Обмана?

— Дерьма. Болото какое-то. Такое ощущение, что ее все ненавидели.

Эрика согласно кивнула.

— Марисса много болтала, всем обо всем рассказывала, но, похоже, о нападении мужчины в противогазе она рассказала только миссис Фрятт.

— Пусть даже она много чего выдумывала и не вызывала симпатии, у нее все равно были свои страхи и секреты. Многие боятся сообщить о том, что на них напали или изнасиловали. А самоуверенность может быть и напускной, люди часто блефуют.

Эрика кивнула. Они так увлеклись разговором, что не смотрели, куда идут. Когда они вышли на Риджент-стрит, начался мокрый снег.

— Хочешь кофе? — спросил Питерсон, увидев на углу работающий «Старбакс». — Можно хотя бы переждать снег.

— Хорошо.

Пропустив пару красных автобусов, они перешли дорогу и направились к ярко освещенной кофейне. Эрика заняла столик у окна, Питерсон принес два кофе. За окном переливались огнями рождественские витрины, и Риджент-стрит утопала в свете праздничных гирлянд. Они пили кофе и смотрели на шумную улицу.

— Пройдемся по подозреваемым? Итак, Джозеф Питкин выслеживал, фотографировал Мариссу и снимал ее на видео. Возможно, по ее же просьбе, чтобы шантажировать Дона Уолпола? — начала Эрика.

— Еще есть Иван Стовальски, который был одержим ею настолько, что собирался бросить жену в Рождество и уехать с Мариссой в Нью-Йорк. И он пытался покончить с собой, — добавил Питерсон.

— И Дон Уолпол, с которым она переспала в пятнадцать лет и потом шантажировала его тем, что его засудят как педофила. Также она, возможно, украла бриллиантовые серьги у миссис Фрятт, хотя та не сказала об этом ни слова. А забывчивостью она, как нам показалось, не страдает.

— Как думаешь, знал ли об этом ее сын? Ведь он ювелир и работает в Хэттон-Гарден?

— Возможно. Но миссис Фрятт — единственная, кому Марисса рассказала о нападении.

— И этот мужчина в противогазе как-то связан с Джозефом Питкином, ведь он покончил с собой из-за фотографий, которые ты показала ему во время допроса. Я имею в виду, он был сильно напуган.

— Они стали последней каплей, — устало сказала Эрика. — Вот если бы мы восстановили письмо с рисунком противогаза одновременно с фотографиями, то я успела бы вытащить из него больше информации. Или остановить его… Не знаю.

— Ты не могла знать, — сказал Питерсон, тронув ее за руку.

Она вяло улыбнулась.

— И Мэнди ничего не рассказывает о вечере убийства. Должна же она была хоть что-то услышать.

— Она ведь алкоголичка?

— Да. И могла лежать в отключке на диване, когда Мариссу за окном резали ножом. Завтра нам нужно проверить всех этих людей и понять, у кого есть алиби, а у кого нет. Хочу еще раз зайти к миссис Фрятт и спросить про сережки.

Они сделали еще по глотку кофе и замолчали. Питерсон поежился.

— Эрика, мне кое о чем нужно с тобой поговорить.

У нее зазвонил телефон, она достала его из сумки и увидела, что уже почти половина двенадцатого.

— Черт. Я опаздываю на последнюю электричку, а мне еще сегодня отчет писать.

Она допила кофе и снова взяла телефон.

— Вызову «Uber», — решила она, проводя пальцем по экрану. — О, как раз рядом машина, которая сможет приехать через минуту. Круто. Хочешь тоже поехать?

— Нет, поеду на электричке.

— Думаешь, успеешь?

— Да. Хочу прогуляться. Иллюминация красивая.

Эрика посмотрела на него.

— У тебя все в порядке? Что ты хотел мне сказать?

— У тебя нет времени.

На телефон Эрики пришло уведомление, и у кафе остановилась машина.

— Нет. Такси уже здесь.

— Ничего такого. Езжай.

— Хорошо. Спасибо за кофе. Увидимся завтра с утра пораньше.

Она взяла куртку, накинула ее себе на плечи и выбежала на покрытый слякотью тротуар.

Питерсон посмотрел, как она села в машину и уехала. Он сделал еще глоток кофе, и на телефон пришло смс. Он сразу же перезвонил.

— Я знаю, прости. Думал, что уже освобожусь к этому времени… Да, мы увиделись, но все было по делу… Да, у меня круглосуточно работа. Нет, не сказал ей, но скажу. Я обещаю… Я тоже тебя люблю.

Он положил трубку и посмотрел в окно. Его охватило чувство вины и сожаления. Вины, потому что он был счастлив, и сожаления, что Эрика к его счастью отношения не имеет. Допив кофе, он пошел на станцию Черинг-кросс по улице, увешанной праздничными гирляндами. По дороге он размышлял, какие в жизни бывают крутые повороты судьбы. Крутые в хорошем смысле этого слова.

В машине было жарко. Водитель посмотрела на Эрику в зеркало заднего вида.

— Хотите почитать «Ивнинг Стэндард»?

Эрика согласилась, взяла переданную ей газету и уселась поудобнее. Листая страницы, она останавливалась на разных сплетнях. Вдруг, когда они ехали по мосту у Воксхола, она громко выругалась.

— Все в порядке? — спросила водитель.

— Извините. Просто поняла, что забыла кое-что, — соврала Эрика.

В газете целую страницу занимал материал про ее предыдущее дело — убийц Макса Хастингса и Нину Харгривз, похитивших двойняшек Марша. В этом издании уже выходили громкие статьи, в которых Нина и Макс представали современными Бонни и Клайдом или Майрой Хиндли и Иэном Брейди. На этот раз писали про то, что никто не изъявил желания забрать тело Макса Хастингса, хотя с момента его смерти прошло уже несколько недель. «Ивнинг Стэндард» связался с его матерью, и она сказала, что не хочет иметь с ним ничего общего. Газета приводила ее фразу: «Выбросьте его тело на свалку, он мне не сын». И это говорит человек, которого только что выпустили под залог за создание помех расследованию!

В самом низу статьи была размещена фотография Эрики. Она уже привыкла, что в газетах ее выставляли склочной и конфликтной полицейской шишкой. Сейчас ее вывело из себя то, что они использовали фото, на котором она выходит из своего подъезда. В углу хорошо просматривался адрес: «Манор-маунт SE23», а номер ее машины не был замазан.

Она достала телефон и стала звонить своей коллеге Колин Скенлен, которая отвечала за связи со СМИ.

— Алло? — ответила Колин сонным голосом.

— Колин, это Эрика Фостер.

— Эрика. Уже очень поздно.

— Я только что увидела в «Ивнинг Стэндард» статью про дело Макса Хастингса и Нины Харгривз. В ней моя фотография, на которой виден мой адрес и номер машины.

— Я не могу контролировать, что пишут в прессе, — ответила Колин после длинной паузы.

Эрика прикрыла рукой динамик и сделала несколько глубоких вдохов. Она от всей души ненавидела Колин — ленивую формалистку, которая, по ее мнению, делала ровно столько, сколько нужно, чтобы не потерять работу, но никогда не прилагала ни одного лишнего усилия.