— Она еще не расплатилась со мной за дурь.

— Много должна?

— Достаточно. На ее имя оформлен трастовый фонд. Отец ее торгует автомобилями. Этот я взял в качестве гарантии: получит его назад, как только вернет мне мои деньги. Причем с большими процентами.

— Ты не…

— Что? Избил ее? Нет. Это была ее идея. Тупая корова. Богатенькие детки — хуже некуда. Папаша лишил ее карманных денег, но, видимо, ненадолго: он отходчив. В конечном итоге с этой тупой стервы я срублю еще больше бабок.

Я кивнула и попробовала оливку.

— Вкусная, — похвалила я.

— Еще бы. Они не слабо сто́ят. — Макс посмотрел на меня и языком провел по зубам.

— Что?

— Хотел попозже, но черт с ним. — Он открыл дверцу, вылез из машины, прошел к багажнику и вернулся с огромным магазинным пакетом, который он поставил мне на колени. Пакет был бархатистого серого цвета, с бантиком наверху и выпуклым золотистым логотипом «Малберри». — Открывай, — сказал Макс, видя изумление на моем лице.

Он забрал у меня бокал. Я развязала бантик. В пакете находилась коробка. Я сняла с нее крышку, вытащила бумагу. Под ней лежала красная дамская сумка «Малберри». Я взяла ее в руки, пощупала материал, складки мягкой ткани. Поднесла сумку к лицу, вдохнула запах новой кожи; подкладка имела кремовый цвет.

— О, Макс. Настоящая? — спросила я.

— Конечно, — улыбнулся он. Млея от радости, я прижала сумку к груди. — Ты внутрь загляни, в кармашек. — Я посмотрела в сумку, рукой нащупала в подкладке кармашек и вытащила из него серебристый ключ. — От квартиры. Прости. В последнее время я немного свихнулся оттого, что ты вошла в мою жизнь. Мне не свойственно доверять людям, но тебе я доверяю.

Меня захлестнула волна любви и облегчения. Я бросилась ему на шею, стала осыпать его лицо поцелуями. Макс завел мотор. Мы съехали с холма, нашли тихую тупиковую улочку. Он велел мне раздеться и лечь на заднее сиденье. Прикосновение кожаной обивки к моему телу даровало невероятное ощущение. И когда теплое тело Макса слилось с моим, я искренне поверила, что все будет хорошо.

И пыталась как можно дольше сохранять это чувство.

^{Пятница, 15 сентября 2017 года}

«Ягуар» стоял на нашей парковке несколько дней. Мы живем не в самом спокойном районе, но Макса все боялись. Каждое утро, просыпаясь, мы видели на стоянке «Ягуар» — все такой же сияющий и новенький, в безупречном состоянии. Шли дни. Я чувствовала, что настроение у Макса портится, он все больше мрачнел. Мне хотелось спросить, много ли денег задолжали ему Шарлин и Томас, но я не осмеливалась.

А потом однажды рано утром, когда мы завтракали, они сами появились на пороге нашей квартиры. Шарлин, как всегда, модно одетая, очевидно, уже успела принять дозу (зрачки у нее были расширенные), от нее исходил запах немытого тела. С Томаса градом лил пот, на его футболке с символикой клуба «Манчестер Юнайтед» под мышками темнели мокрые пятна.

Они сели за стол на кухне, а я встала и принялась заваривать чай. Макс слушал их, сложив на груди руки. Шарлин плакала. Томас объяснил, что родители Шарлин лишили ее карманных денег.

— Они всегда платили ей месячное содержание. Даже, когда заявляли, что не станут давать денег, это были просто угрозы…

— Ну, значит, «Ягуар» пока побудет у меня. Такой был уговор, — сказал Макс.

— Н-е-е-ет! — вскричала Шарлин. — Папа обратится в полицию.

— То есть от автомобиля, что вы оставили мне в качестве залога, толку никакого? — уточнил Макс.

— Он из автосалона моего отца! — взвизгнула Шарлин, тараща глаза и водя челюстью. — Он очень богат, миллионер! Макс, я могу взять у него деньги!

— Так тебя же лишили содержания… — Шарлин, не зная, что ответить, повернулась к Томасу, но тот смотрел в пол. — Есть шанс, что они дадут шесть тысяч фунтов?

— Шесть тысяч! — охнул Томас. — Мы взяли кокса всего на две тысячи!

Макс склонил набок голову, и они оба съежились. Он встал и полез в ящик со столовыми приборами. Я отодвинулась в сторону, а Макс вытащил большой нож, взял из вазы яблоко и вернулся за стол. Шарлин и Томас, словно зачарованные, смотрели на нож.

— Мне нужны мои деньги, — тихо произнес Макс, принимаясь чистить яблоко. Из-под сверкающего лезвия выползала длинная скрученная лента кожуры. — Не фига сидеть тут и скулить. Ищите выход. И поскорее.

— Макс, мы затем и пришли. — Томас выдавил из себя улыбку. Его лоб покрывала испарина, руки тряслись. Он убрал их под стол. Шарлин порылась в сумке.

— Макс, у меня есть ключ от дома родителей, — сказала она, протягивая ключ. — Сегодня их там не будет. Они поедут к брату. Сидеть с детьми. Они всегда держат дома деньги… Я знаю код сейфа, там драгоценности. — Макс сунул в рот кусочек яблока и стал медленно его пережевывать. Тараща глаза, Шарлин раздвинула губы в идиотской улыбке. — А если я отдам Нине свою сумку «Малберри»? — добавила она, приподнимая сумку, уже поцарапанную и грязную. Я хотела что-то сказать, но Макс вскинул руку.

— Нина не возьмет твою драную сумку в счет оплаты долга. У нее своя есть.

— Да, — подтвердила я. — У меня своя есть такая. Красная. — Шарлин опустила голову. Вид у нее был как у побитой собаки. Она снова заплакала.

— Слезы наркоманов меня не трогают, — сказал Макс. — Но мы поедем и заберем шесть кусков, что вы мне задолжали.

— Поедешь? — оживился Томас, беря Шарлин за руку.

— Да. Прямо сейчас. Но если задумали какую пакость, клянусь богом, я вас убью! — пригрозил Макс. Он взглянул на меня, и я согласно кивнула, внезапно почувствовав себя могущественной.

Главный здесь Макс, ну а я при нем.

До Слау, где отец Шарлин держал автосалон, мы добирались несколько часов. «Ягуар» мы оставили у ворот магазина, а сами сели в микротакси и поехали к дому ее родителей. Я подумала, что мы очень рискуем, но Макс сказал, что в отношении богатых действуют другие правила. Ее родителей дома не будет, а мы откроем дверь ключом, и поскольку ключ только у Шарлин, значит, вся ответственность лежит на ней.

— Какое ж это ограбление, если мы откроем дверь родным ключом? — объяснил он. — Я хочу, чтобы ты была со мной на тот случай, если что-то пойдет не так. Вдвоем мы сойдем за гостей. Парочка…

Он меня не убедил, но теперь мы жили душа в душу: он подарил мне сумку, я до сих пор тепло вспоминала тот пикник на Примроуз-Хилл.

Мы добрались до места. Оказалось, что дом родителей Шарлин — это настоящий особняк. Железные ворота, длинная подъездная аллея, огромный пруд, чудесный сад. Макс, я чувствовала, взбесился при виде такой роскоши.

— Представляешь, где она выросла? Имела столько возможностей! За это я ненавижу ее еще больше, — прошипел он мне в ухо. Мы подошли к входной двери. Шарлин вставила ключ в замочную скважину, но он не поворачивался.

— Наверно, замки сменили, — сказала она, обернувшись к нам.

— Детка, может, в заднюю дверь попробовать? — предложил Томас. Он обливался потом, волосы липли к лысине. — Подождите здесь, — добавил он, обращаясь ко мне и к Максу. Они исчезли за домом. Таксист, уткнувшись в свой телефон, ждал в машине, припаркованной у фонтана. Я подошла к фонтану и стала смотреть в пруд, где плавали огромные рыбины в красно-синих пятнах.

Внезапно включилась сигнализация. Ее пронзительный вой буквально прорезал тишину. Я подняла голову и увидела мигающую коробку на фасаде дома. Макс, придя в возбуждение, заглядывал в окна. Стал звонить по телефону, но ему никто не отвечал.

— Приятель, я поехал, — предупредил таксист, заводя мотор.

— Подожди! — крикнул Макс. Он взял меня за руку, мы обошли фонтан и сели в машину.

— Что, черт возьми, происходит? — спросил водитель, давя на газ. Из-под колес летел гравий.

— Мы думали, у нее есть ключ. Это дом ее родителей, — объяснила я.

Мы мчались прочь от дома по подъездной аллее. Вслед нам несся звон сигнализации. По приближении к воротам таксист замедлил ход.