— Он — ее бывший муж.

— Да знаю я. Но хотя бы из приличия изобразила горе, как это делают многие.

— А что, и впрямь большие чемоданы так трудно купить? Суперинтендант говорила то же самое.

— Да, трудно.

— Вот что значит редко в отпуск езжу, — усмехнулась Эрика.

Спустя несколько минут в гостиную вернулась Мариэтта. Она принесла поднос с чаем и, ставя его на журнальный столик, заметила, что Мосс разглядывает шляпу мажоретки и жезл, висящие на стене.

— Я пять лет была мажореткой, — объяснила Мариэтта, разливая чай в фарфоровые чашки. — Потом вышла из возраста. В труппе держат до восемнадцати лет. Мне пошли навстречу — оставили до девятнадцати. Но потом я выросла из формы, а у них, как мне сказали, большего размера не было. Сволочи.

Она подала Эрике и Мосс по изящной чашке на блюдце. Они обе отпили по глотку, не зная, как реагировать на ее слова.

— Когда вы последний раз видели Томаса? — осведомилась Мосс.

Мариэтта снова закурила и с чашкой в руке опустилась в кресло, выдыхая дым.

— Три недели назад.

— Сегодня четвертое октября, значит три недели назад — это тринадцатого сентября, в среду?

Мариэтта задумалась.

— Нет, днем раньше, во вторник, потому что в этот день я получила жирочек и купила торт к его приходу. Жирочек мне выдают каждые две недели, во вторник.

— Итак, вы видели его во вторник двенадцатого сентября. Тогда он вам сообщил про наркотики? — спросила Эрика.

— Да. Он долго не мог устроиться на работу. Его заставили посещать один из клубов по профобучению.

— Какую профессию он осваивал? — поинтересовалась Эрика.

Мариэтта издала клокочущий смешок.

— Да никакую. Это правительство придумало такое громкое название — профобучение. На самом деле они платят бешеные деньги какой-нибудь частной компании, а та на три месяца запирает их в комнате якобы для поиска работы и всеми правдами и неправдами заставляет заключать с промышленными предприятиями нулевые договоры[115]… Там он и познакомился… с этим… э… — Она замялась.

— С кем? — допытывалась Эрика.

— С одним типом. Тот спросил у Тома, не хочет ли он быстро и легко заработать десять кусков. Кто ж от такого откажется? Том был в отчаянном положении, ему ужасно хотелось выбраться из дерьма, расплатиться с долгами. Последние годы ему приходилось туго.

— Он сказал, как звали того типа? — не унималась Эрика.

— Нет. Зачем бы он стал выдавать мне имена наркодилеров?

— Значит, тот тип был наркодилером? — уточнила Мосс.

— Очевидно.

— Зачем бы наркодилер стал наниматься на легальную работу?

— Из-за денег, наверное, ну и для прикрытия. Я подробностей не знаю.

— Значит, тот тип предложил Тому заработать десять тысяч фунтов контрабандой наркотиков?

— А я что говорю! — раздраженно воскликнула Мариэтта.

— Томас упоминал, куда он едет, как намерен перевозить наркотики?

Мариэтта выставила вперед ладони, и пепел с сигареты упал ей на ноги.

— Я не хотела об этом слышать! Ясно? Посмотрите, где я живу. Здесь наркуши на каждом шагу. Прямо у меня под дверью. Я не хотела, чтобы он говорил об этом у меня дома.

Эрика почувствовала, что Мариэтта от них закрывается, и изменила тактику.

— Можно показать вам один снимок? — спросила она и, поставив блюдце с чашкой на коленку, полезла в карман. Чашка на блюдце задребезжала. Марианна подскочила с кресла, схватила ее.

— Не разлейте, пожалуйста. Диван очень светлый, каждое пятнышко на нем видно. — Она демонстративно опустила чашку с блюдцем на специальную подставку, что лежала на столике.

— Простите, — извинилась Эрика. Она достала блокнот, вытащила из него фотографию и передала ее Мариэтте.

— Симпатичная, — прокомментировала Мариэтта. — Кто это?

— Ее зовут Шарлин Селби. Ее тоже нашли мертвой. Она была убита, расчленена и уложена в чемодан.

Они пристально наблюдали за Мариэттой, но лицо той оставалось бесстрастным. Она вернула Эрике снимок.

— Какой ужас.

— Вы никогда не видели ее с Томасом? — спросила Эрика.

— Нет.

— И он о ней не рассказывал?

— Нет. Она занималась контрабандой наркотиков?

— Мы не вправе делиться информацией. У Томаса была подружка?

— Нет. Он бы мне сказал. Обязательно похвастался бы.

— Можно узнать, почему вы развелись?

— Одержимый он был. Я с ним задыхалась. Ревновал меня к каждому столбу, мог руку поднять. Я сочла, что достойна лучшей доли, — объяснила Мариэтта.

— Почему Томасу приходилось туго в последние годы?

— Он снова женился. Дебби ее звали. Хорошая девушка. Немного простоватая, бесхарактерная, но с ней он стал поспокойнее. Она работала в одной транспортной фирме в Гилфорде. Однажды вышла во двор, чтобы переговорить с кем-то из водителей, и не заметила, что едет грузовик. Бах-бабах. Умерла мгновенно, и ребенок тоже: она была беременна. Том расклеился. Один он ипотеку потянуть не мог. Потерял работу. Вернулся в Лондон в надежде, что сумеет начать все сначала. Я разрешила ему пожить у меня, но мы постоянно грызлись, и, устроившись на работу, он приобрел квартиру в Доллис-Хилл. Потом работы не стало, и ему снова пришлось обратиться в центр занятости.

— Вас не удивило, что он три недели не давал о себе знать? — спросила Эрика.

— Мы друг перед другом не отчитывались.

— Вы знали его семью?

— Его родители умерли, когда ему было восемнадцать. Братьев и сестер у него не было.

Эрика и Мосс переглянулись.

— Я пытаюсь собрать о нем информацию. Нам ничего не удалось выяснить о родственниках Дебби. Родители ее умерли; она была единственным ребенком в семье, — сказала Эрика.

— Ничего не удалось выяснить, говорите? Вы-то сами обе, наверно, купаетесь в счастии и благополучии: денег куча, уютный дом в спокойном районе, да? Соседи, наверно, останавливаются у забора, чтобы поболтать с вами, когда вы косите газон. А вы полюбуйтесь, как живут другие — те, кто вырос в нищете. — Мариэтта постучала пальцем по подлокотнику кресла. — И хоть бы кто помог. У меня нет друзей, я не хожу на званые ужины, не посещаю литературные кружки. Я воспитывалась в детских приютах, время от времени попадала в приемные семьи.

— Я вам сочувствую… — начала Эрика.

— Ой, да не нужна мне ваша жалость. Я просто объясняю, почему вам не удалось получить представление о полноценной счастливой жизни Тома. Ее не существовало… Ну что, чай будете пить?

Эрика и Мосс осушили чашки и поставили их на блюдца.

— Вы согласитесь прийти в морг и официально опознать Томаса? — спросила Эрика.

— Что? Расчлененного?

— Да. Так положено.

— Ну, раз положено, — протянула Мариэтта.

— Спасибо. И возможно, у нас возникнут еще вопросы.

— В самом деле? Какого ответа вы от меня ждете? Если есть вопросы — задавайте!

Из занавешенного тюлем окна кухни Мариэтта смотрела, как Эрика и Мосс идут по парковке, где по-прежнему топталась компания юнцов. Те, дымя сигаретами, наблюдали, как полицейские садятся в машину. Хоть они и приехали в обычном автомобиле и обе были в штатском, эти ребята сразу их раскусили: полицию они чуяли за версту. Когда автомобиль с полицейскими укатил, Мариэтта прошла в коридор, где стоял домашний телефон.

Она сняла трубку и набрала номер.

— Что ты думаешь о Мариэтте Хоффман? — спросила Эрика, когда они сели в машину и покатили прочь.

— Она была с нами правдива, бескомпромиссно правдива, — отвечала Мосс. — Но нас не должны обезоруживать ее кажущаяся правдивость и разговорчивость.

Эрика кивнула.

— Что любопытно, она оставила фамилию Томаса, хотя они состояли в браке всего год и расстались не самыми лучшими друзьями.

— А что тут такого? Может, испугалась бюрократической волокиты, особенно если давно сидит без работы: пока переоформляла бы документы, то да се, ей могли бы приостановить выплату пособия. А ты почему оставила фамилию мужа? — поинтересовалась Мосс.