— Да, и еще, босс… Только что пришел ее муж с детьми. Он в дежурке, требует начальника.

Эрика с Питерсоном поспешили вниз. В дежурной части было тихо. Дежурный работал за своим столом. Пластиковые стулья, выставленные в длинный ряд, занимали только муж Лоры Тодд и двое их маленьких сыновей. Вокруг них громоздилось несколько пакетов с покупками из универмага «TK Maxx». Мальчики, сидя на корточках, играли с детскими машинками.

Увидев Эрику с Питерсоном, Тодд встал.

— Что все это значит? — спросил он с негодованием в голосе, в котором явственно прослеживался гнусавый американский акцент. — Мне позвонили соседи с Эйвондейл-роуд, сказали, что была погоня на машинах. С участием Лоры? Я в это время ходил по магазинам. Попытался дозвониться ей на мобильный, а трубку снял ваш дежурный и сообщил, что вы задержали мою жену!

— Совершенно верно.

— А как же ее право на телефонный звонок? И не смейте допрашивать ее, пока у нее не будет приличного адвоката…

Мальчики отвлеклись от игры и подняли глаза на отца.

— Маму арестовали? — спросил один. Тодд не ответил.

— У Лоры никто не отнимал право на телефонный звонок и на адвоката. Все это ей было предложено, но она отклонила и то, и другое, — объяснил Питерсон.

— Вы что — издеваетесь? — сердито спросил Тодд, взлохматив свои волосы. — За что ее арестовали?

— Сегодня, некоторое время назад, мы приехали на Эйвондейл-роуд, чтобы побеседовать с Лорой, но она от нас умчалась. Нам ничего не оставалось, как задержать ее за попытку скрыться от сотрудников полиции, — ответила Эрика.

— О чем вы хотели с ней побеседовать? Вы уверены, что она знала о вашем намерении?

— Мы преследовали ее несколько миль, с мигалками и сиренами, — сказал Питерсон.

Тодд, покрывшись восковой бледностью, покачал головой.

— Но она никогда не привлекалась к суду. Ей даже ни разу не выписывали штраф за неправильную парковку.

— Папа, мне страшно, — пролепетал один из мальчиков. Тодд нагнулся, поднял обоих сынишек с пола, одного посадив на одну руку, второго — на другую. На Эрику с Питерсоном теперь смотрели три пары растерянных карих глаз.

— Тодд, что Лора рассказывала вам про Джессику? — осведомилась Эрика.

— Что ее сестра пропала без вести. Мне известна вся эта печальная история, и мы не раз обсуждали…

Эрика с Питерсоном переглянулись. Он ничего не знает.

— Я попрошу вас подождать здесь, сэр, — сказала Эрика и вместе с Питерсоном покинула дежурную часть.

— Эй! Вы не можете держать ее под стражей безо всяких на то оснований. Вы обязаны предъявить обвинение! — крикнул им вслед Тодд, по-прежнему держа мальчиков на руках.

— Каковы наши дальнейшие действия? — спросил Питерсон, когда они, проведя пропусками по считывающему устройству на двери, прошли в закрытую для посторонних часть отделения.

— Посмотрим, может, она готова дать показания, — ответила Эрика.

Они направились к камерам, размещавшимся в подвальном этаже, получили доступ за толстую стальную дверь. Внезапно взвыла сирена. Они посмотрели друг на друга и кинулись к камерам.

В длинном коридоре горели лампы дневного света. По стенам располагались обшарпанные исцарапанные железные двери, некогда выкрашенные в зеленый цвет. Все камеры были закрыты, кроме одной — в самом конце. Когда Эрика с Питерсоном подбежали туда, они увидели лежащую на полу Лору и рядом с ней сидящих на корточках двоих полицейских. Один из них отчаянно пытался развязать тонкий черный шнурок, затянутый у нее на шее. Одним концом шнурок был закреплен петлей на маленькой ручке небольшого окошка в двери.

Лора внезапно вздохнула и закашлялась, брызгая слюной; к ее лицу снова прилила кровь. Эрика подскочила к ней, опустилась рядом на колени и взяла ее за руку.

— Лора, все хорошо. С вами все будет хорошо, — произнесла она. Лора с жадностью заглотнула воздух, снова закашлялась и затем хрипло прошептала:

— Ладно, я расскажу. Расскажу, как все было…

Чуть позже Эрика, Мосс и Питерсон снова были в мониторной, наблюдая за Лорой, к которой вызвали дежурного адвоката.

— Думаете, даст показания? — спросила Мосс.

— Когда я сообщила ей, что муж и сыновья ищут ее и им еще ничего не известно, она вроде как передумала. Наверно, хочет сама им рассказать.

— Что именно? — спросил Питерсон.

— Надеюсь, сейчас узнаем, — ответила Эрика.

Эрика и Мосс вернулись в допросную, где рядом с Лорой теперь сидела молодая женщина — дежурный адвокат. Перед обеими стояли чашки с горячим чаем. Пальто Лора сняла, но шея ее была обмотана шарфом. Эрика назвала дату и время, которые зафиксировали аудио— и видеозаписывающие устройства, а потом протянула руку через стол и заключила ладонь Лоры в свою.

— Не волнуйтесь, мы с вами, все будет хорошо, — произнесла она.

Мосс, скрывая свой скептицизм, кивнула с улыбкой.

— Не будет! — воскликнула Лора. По ее щекам потекли слезы. — Хорошо — не будет.

— Начните с самого начала, — предложила Эрика.

Мосс подала Лоре салфетку. Та взяла ее, вытерла лицо и судорожно вздохнула, после чего как будто успокоилась и начала свой рассказ:

— Я любила Ирландию. У нас был небольшой домик в Голуэе, близ моря. Жили мы очень скромно. Папа работал на разных стройках, мама сидела дома со мной, но мы были счастливы. Джерри О’Райли я встретила, когда мне было тринадцать.

— Где вы познакомились? — спросила Эрика.

— В местном католическом молодежном клубе. Он размещался в небольшой хижине на холме, почти у самого берега. Та хижина… она была как маленькая церковь, с изображениями Девы Марии. Мы там играли в разные игры; иногда нам выкатывали старенький телевизор и показывали мультфильмы. Дети постарше бегали парочками на пляж и прятались там за дюнами. Мне просто не повезло, и я забеременела.

— От Джерри?

Лора кивнула и, глотнув чаю, поморщилась от боли.

— Что было потом?

— Бог мой, так давно это было, — продолжала Лора. — Ирландия в начале восьмидесятых была, наверно, как Англия в шестидесятых. Мама просто обезумела. Мне довольно долго удавалось скрывать от нее свое положение, но однажды вечером, когда я стояла перед телевизором, она увидела мой силуэт, и детство мое закончилось…

— Ваша мама тогда была еще более религиозна, чем теперь? — спросила Мосс.

Лора кивнула.

— В Ирландии католицизм как азартная игра. Каждый старается перещеголять остальных в религиозности, чтобы быть не хуже других. Только выражается это не в престижных марках стиральных машин и площади дома, а в количестве религиозной атрибутики и времени, проведенного в церкви. Меня отправили к тетке… Тетя Мэри. Злая, жестокая старая карга. Бывают такие, знаете, наверно. Для нее весь Второй Ватиканский собор[98] — скверна. Ее уже нет в живых, так что вам не придется перепроверять у нее мои показания, тем более что вы и так знаете: это был мой ребенок. Моя Джессика… — Лора снова утратила самообладание, а они не торопили ее, ждали, когда она успокоится. Адвокат слушала и наблюдала с не меньшим интересом, чем Эрика и Мосс.

— Через несколько месяцев после моего возвращения с так называемых каникул, проведенных у тети Мэри, мы переехали в Англию.

— Что стало с отцом Джессики? С Джерри О’Райли? — спросила Мосс.

— Ничего. Он жил как жил, гулял с девчонками. Он не знал, что я забеременела. О детях он не помышлял. Поэтому я ему ничего не сказала. Мы уехали из Ирландии тайком, все равно что сбежали среди ночи. Никого не предупредили, ни с кем не попрощались. Шел восемьдесят третий год, тогда не было ни электронной почты, ни Facebook, ни мобильных телефонов; мама с папой недавно потеряли своих родителей. Они обрубили все концы. Настроились все забыть. Предполагалось, что мы начнем новую жизнь, и для моих родителей это так и было. В Лондон мы приехали почти без ничего, поселились в молодежном хостеле возле Лондонского моста, где прожили две недели. Мы всем говорили одно и то же: мама родила Джессику несколько месяцев назад. Она — ее дочь, моя сестра. Тот хостел был жуткой дырой. Там никто не молился перед сном, все сплошь богохульствовали, некоторые женщины распутничали… И знаете, что особенно бесило? Родители там были счастливы как никогда! Всем было плевать, что я в тринадцать лет стала матерью-одиночкой! Они ведь могли оставить ее мне. У меня бы тоже началась новая жизнь.