— Да. — Голос Эрики, тихий.

— Жуткий уродец. А прежде внешность у него была вполне обычная. По крайней мере, теперь он к детям просто так не подойдет, они от одного его вида шарахаются.

Джерри увидел, что на столе рядом с ноутбуком засветился дисплей его мобильного телефона. Убедившись, что запись идет, он снял наушники и ответил на звонок.

— Все работает. Звуковой сигнал из дома Аманды Бейкер доходит отлично. У нее сейчас Эрика Фостер, — доложил он.

— Что она там делает? Что происходит? — встревожился голос на другом конце линии.

— Остынь. Она в полной растерянности. Ничего не раскопала. Пришла к Аманде просто так — видимо, чтобы поговорить, почувствовать себя уверенней.

— Что с телефонами? — спросил голос.

— В Амандин я внедрился без проблем. У нее простейшая модель на базе Android, и доступ я получил, послав ей эсэмэс с «трояном». В ее аппарате полно игр, и она участвует во многих телефонных телеконкурсах. Она не обратила внимания на пустое сообщение, а я его удалил. То же самое я только что проделал с телефоном Крофорда.

— А телефон Фостер? Ее тоже нужно слушать.

— Рискованно. Она бдительна и умна. Если засечет попытку взлома…

— Мне нужно знать, что происходит.

— Говорю тебе, черт побери: у нее ничего нет.

— Полегче. Не забывай, с кем говоришь, — ледяным тоном предупредил голос.

Джерри откинулся на спинку стула и забросил ноги на стол.

— Я — твои глаза и уши.

Пауза.

— Внедрись в телефон Фостер. Если тебя отследят, я устрою так, что ты будешь ни при чем. Обещаю.

— Ладно, — сказал Джерри. — Попробую.

От Аманды Бейкер Эрика вышла поздно вечером. Ей казалось, она стала несколько лучше понимать эту женщину, но она по-прежнему осуждала Аманду за то, что группа «активистов» по ее указке бросила зажигательную бомбу в дом Тревора Марксмэна. Дойдя до своей машины, которая стояла чуть поодаль на темной улице, Эрика села за руль, заперлась изнутри и включила свет.

Вскрыв толстый конверт, она достала бумаги, бегло просмотрела их. Тревор Марксмэн был очень богатым человеком. В 1993 году суд вынес решение о возмещении ему ущерба в размере почти трехсот тысяч фунтов. Эти деньги он инвестировал с умом и теперь был миллионером. Эрика глянула на распечатку с его лондонским адресом. Марксмэн жил в элитном многоквартирном доме в Боро, близ Лондонского моста.

Она вытащила телефон и позвонила Маршу. Он ответил почти сразу.

— Прошу прощения за поздний звонок.

— Еще только девять. Я не ложился, — сказал он.

— Что-то случилось? Голос у тебя какой-то подавленный?

Марш вздохнул.

— Сплю плохо… Марси хочет, чтобы были официально установлены часы, в которые я могу видеться с дочками. Ей не нравится, что я являюсь, когда захочу. Являюсь. Вообще-то это мой дом, черт возьми!

— Мне очень жаль, Пол…

— Да сам виноват. Слишком много работаю. Ладно, я ответил на твой звонок. Ты же звонишь не для того, чтобы расспросить меня про мой брак?

— М-м, нет…

— В чем дело?

— Тревор Марксмэн. Что происходило после того, как суд рассмотрел его иск?

— Ему присудили компенсацию. Столичной полиции пришлось раскошелиться на огромную сумму по меркам начала девяностых. И принести извинения. По этому поводу в прессе разгорелась полемика: этично ли извиняться перед насильником?

— Я хочу поговорить с ним.

— Исключено, Эрика. Арестовав его, ты откроешь адскую банку с тараканами.

— Я не собираюсь допрашивать его в качестве подозреваемого. Хочу побеседовать с ним как со свидетелем.

— Со свидетелем?

— Да. Никто ведь ничего не видел: ни соседи, ни местные жители, никто. Единственным человеком, кто, по нашим сведениям, наблюдал за ней в последние дни перед ее исчезновением, был Тревор Марксмэн. Он извращенец, не спорю, но если на минутку забыть об этом, вполне вероятно, что он видел и слышал что-нибудь.

— Ничего такого он не говорил.

— А его спрашивали?

Марш медлил с ответом.

— Ладно, — наконец произнес он. — Но ты должна прежде спросить, согласен ли он побеседовать с тобой. Прояви дипломатичность. Конечно, раз он живет во Вьетнаме, нужно подумать, как с ним общаться… ну, не знаю, по скайпу, что ли…

— Он не во Вьетнаме. Он вернулся. Живет в Лондоне.

— Что за черт? Почему мы об этом не знали?

— Он не обязан отчитываться перед нами. Он был осужден и отсидел за изнасилование девочки до того, как в девяносто седьмом году был принят закон о сексуальных преступлениях. Как тебе известно, этот закон не имеет обратной силы и не касается осужденных до девяносто седьмого года.

— Значит, ты хочешь просто побеседовать с ним?

— Да.

— И ставишь меня в известность?

— Я теперь другая. Все делаю по правилам, докладываю начальству о каждом своем шаге.

— Рассказывай эти сказки кому другому. Ну и насмешила.

— Хоть настроение тебе подняла…

— Эрика…

— Что?

На другом конце провода молчали. Наверно, собирается что-то спросить, решила Эрика.

— Ничего. Держи меня в курсе. И смотри не напортачь. — Марш повесил трубку.

Эрика встретилась с Питерсоном в электричке, отходившей в 9.30 утра в направлении вокзала Лондон-бридж. Он сел в Сиднэме, на предыдущей остановке, и занял ей место. Эрика вошла в вагон на станции Форест-Хилл. Питерсон, с угрюмым видом, сидел у окна и, казалось, не был расположен к общению. Эрику это вполне устраивало, ведь она и сама не выспалась. Она подумывала о том, чтобы взять с собой к Марксмэну Мосс, но та, на взгляд Эрики, была незаменима в оперативном отделе, работу которого она координировала с поразительной эффективностью. Эрика также подумала о Джоне, но его болтовня с утра пораньше свела бы ее с ума, а Питерсон, как ни крути, все же слыл более опытным сотрудником.

— Зима будет чертовски долгой, — произнес он. После станции Нью-Кросс-Гейт поезд замедлил ход, проезжая мимо гигантского мусоросжигательного завода. Небо висело низко, и многоквартирные дома, казалось, смыкались вокруг железнодорожных путей.

На вокзале Лондон-бридж они сошли с поезда и направились к выходу на Боро-Хай-стрит. На улице непрерывным потоком катили машины, туристы заполоняли рынок Боро. Вдоль тротуаров уже выстроились торговые палатки с рождественскими украшениями; в морозном воздухе витал аромат глинтвейна, доносившийся до них через дорогу. Они прошли под железнодорожным мостом, пересекли проезжую часть и несколько минут пробирались сквозь плотные толпы людей, пока не остановились перед высокими черными железными воротами.

— Как же получилось, что Тревор Марксмэн живет теперь в таком доме? — промолвила Эрика. Сквозь щель в воротах она увидела мощеный двор. Питерсон нашел номер квартиры и нажал кнопку звонка.

— Вот-вот, порой начинаешь сомневаться, а есть ли на свете Бог, — мрачно отозвался он.

Эрика осознала, что сама она редко задавалась этим вопросом.

— Мы встречаемся с ним как со свидетелем, — напомнила коллеге Эрика, заметив гнев в его лице. — Возможно, он располагает ценной информацией.

Питерсон хотел ответить, но в домофоне раздался треск, и чей-то голос попросил их показать в камеру удостоверения. Они вытащили документы и по очереди приставили их к крошечному объективу. В следующее мгновение огромные ворота бесшумно распахнулись вовнутрь.

Они шагнули в большой двор, окруженный ухоженными газонами. Ворота за ними закрылись, и они сразу оказались отрезанными от шума оживленной улицы.

— Это не он там нас ждет? — спросила Эрика. Они направились к высокому зданию из красного кирпича с большим стеклянным входом, возле которого их ждал рослый лысеющий мужчина.

— Нет, не он. Его помощник, — определил Питерсон.

Они поравнялись с мужчиной, тот сдержанно им кивнул. Кожа его имела восковой оттенок, на голове сияла лысина. Лоб рассекал розовый шрам, исчезавший за левым ухом.