— Как часто?

— Каждые три часа. Будильник ставлю.

— Вы знаете, в котором часу исчезла одежда?

— Точно не скажу. Я заметила только утром.

— И вы не слышали ничего необычного по «радионяне»? Ничего, что теперь, после того, что произошло, кажется вам странным? — допытывалась Мосс. Она подошла к малышке и протянула ей палец. Та поймала его в свою крошечную ладошку и засмеялась.

— Нет. Саманта — очень спокойный ребенок. Я не сообразила, что к чему, пока не услышала шум на улице. Это правда, что Джека Харта задушили? Как того доктора недели две назад?

— Мы не даем комментариев по данному делу, — сказала Эрика.

— Это мой дом! Я имею право знать!

— Мы считаем, что он умер при подозрительных обстоятельствах. Это все, что мы можем сказать.

— Он был хороший человек. Джек Харт. Единственный со всей улицы, кто всегда здоровался. Спрашивал про Саманту. Присылал поздравительные открытки. Он был совсем не такой, как по телевизору.

— В последние две недели здесь появлялся кто-нибудь чужой, ходил по домам, может быть, расспрашивал про охранную сигнализацию? — осведомилась Мосс.

— Ни о чем таком не слышала. Могу у мужа спросить, когда он вернется домой.

— А когда он вернется?

— Поздно, сегодня вечером. Он в центре работает.

— Хорошо. Одно из окон в этой комнате было открыто вчера вечером? Следов насильственного проникновения не обнаружено.

Женщина приняла виноватый вид.

— Да, но совсем чуть-чуть. Обычно в нашем районе спокойно, а наш дом зажат между другими домами. Вчера вечером было очень жарко. Я не знала, что делать. Хотела, чтобы ей было тепло, но чтобы она не перегрелась. На этот счет столько разных мнений… — Женщина заплакала, крепче прижимая к себе малышку.

— Саманта у вас первый ребенок? — спросила Мосс. Девочка все еще держала ее палец в своем крошечном кулачке. — Трудно быть матерью, — продолжала Мосс. — Все растят детей, но никто не хочет признать, как это трудно. И я сейчас говорю не как сотрудник полиции.

Кэт немного расслабилась, улыбнулась. Эрика рассматривала недавно отремонтированную детскую, вполуха слушая беседу Мосс и хозяйки дома о детях. Глубоко упрятав свои материнские чувства, она подошла к окну и устремила взгляд на газон.

— Вы уверены, что кофточку не бросили в стирку ваш муж или няня?

— Няни у нас нет. Я обыскала дом, перерыла грязное белье. Только я встаю к дочке по ночам, а она сама слишком мала, чтобы расстегнуть пуговки… — Кэт снова умолкла, крепко прижимая к груди малышку. — Зачем надо было это делать? Это же мерзко, отвратительно. Специально людей пугают. Я запираю все окна. Никогда больше их не открою!

Спустя несколько минут Эрика и Мосс вышли из дома Кэт.

— Всю детскую обследовать на отпечатки пальцев. Все сады тщательно прочесать, — распорядилась Эрика. — Преступник, кто бы он ни был, рано или поздно совершит ошибку. Он повинен в гибели двух человек.

— Значит, все-таки серийный убийца? — спросила Мосс.

— Не знаю. Зачем забирать одежду у ребенка, а самого ребенка не трогать? Что-то тут не вяжется. Кроме того, он предварительно наносил визит жертвам средь бела дня, а у нас ничего нет.

— Есть отпечаток уха, — напомнила Мосс.

Эрика снова подумала про отпечаток уха, представила его черный контур на бумаге. И похолодела.

Домой Эрика вернулась поздно. Когда отперла входную дверь, в лицо ей ударили жар и темнота. Она щелкнула выключателем в прихожей, но свет не зажегся. С минуту Эрика постояла в темноте на пороге, потом погасло и освещение в подъезде, регулировавшееся таймером. Ее окутал кромешный мрак.

В воображении всплыло лицо Джека Харта. Открытый глаз, прижатый пленкой. Беззвучный крик.

Эрика несколько раз глубоко вздохнула, затем вернулась к подъездной двери и включила таймер. Лампочка снова засияла, таймер затикал. Она возвратилась на порог своего жилища, достала мобильный телефон, активировала в нем фонарь, отбросивший в квартиру яркую световую дугу. Осторожно передвигаясь по темному коридору, она дошла до спальни. Нащупала на стене выключатель. Ничего. Эрика провела рукой слева направо, озаряя углы комнаты. Присев на корточки, посветила под кроватью. Открыла шкаф.

Ничего.

Новые образы заполонили сознание: Грегори Манро, Джек Харт. Голые, на кровати. Лежат на спине. Их обнаженные тела выставлены на всеобщее обозрение. Обезображенные лица под прозрачной пленкой надетых на головы полиэтиленовых пакетов.

Входная дверь с щелчком захлопнулась.

— Черт, — выдохнула под нос Эрика, чувствуя, как заходило в груди сердце. Она все еще ощущала липкий запах прудовой воды на своем потном теле. Эрика выскочила из спальни и, не сводя глаз с входной двери, прошла к ванной. Дернула за шнурок выключателя. Свет не загорелся. Она шагнула в ванную, посветила фонарем. Никого. Только белый унитаз, белая ванная, белая раковина. Эрика рывком отодвинула белую занавеску душевой. Никого. Свет фонаря, отразившись от зеркала, на мгновение ослепил ее. Жмурясь, чтобы избавиться от рези в глазах, она поспешила из ванной в гостиную-кухню мимо входной двери.

Попыталась включить свет. Снова никакой реакции. В гостиной все было так, как она оставила: беспорядок. Над грязными чашками из-под кофе, стоявшими на кухонном столе, кружили две мухи. Эрика вздохнула свободнее. Чужих в квартире не было. Она вернулась к входной двери, закрыла ее на цепочку и возвратилась в гостиную. Потянула за шнурок жалюзи на большом окне, выходившем на террасу. Они со свистом поднялись вверх.

В окне высился силуэт рослого мужчины. Эрика вскрикнула, попятилась, споткнувшись о журнальный столик, на котором задребезжали чашки.

Она выронила телефон, и ее вновь поглотила темнота.

Эрика лежала на полу. Несколько мгновений высокий силуэт стоял неподвижно, потом чуть качнулся, и она через стекло услышала его голос:

— Босс? Вы дома? Это я, Питерсон. — Он чашкой приставил ладони к стеклу, вглядываясь в комнату. — Босс?

— Какого черта вы здесь делаете? — спросила Эрика, поднимаясь с пола и открывая дверь на террасу. Свечение ночного неба, в котором рассеивались огни города, омывал Питерсона оранжевым сиянием.

— Простите, не смог найти входную дверь. Не знал, что она сбоку.

— Вот это опер! — сыронизировала Эрика. — Подождите секунду.

В темноте она нашла телефон под журнальным столиком, снова включила фонарик, подставила к стене стул и полезла к щитку, висевшему высоко над телевизором. Открыла щиток, включила автомат. Во всех комнатах, кроме прихожей, зажегся свет.

Теперь она ясно видела Питерсона в открытых дверях, выходивших на террасу. На нем были синие джинсы и старая футболка «Адидас», на лице — двухдневная щетина. Он потер красные глаза.

— Лампочка перегорела, — сказала Эрика, скорее, успокаивая себя, чем давая объяснения. Она сошла со стула, пригладила волосы, сознавая, что, должно быть, вид у нее несколько диковатый. — Почему вас сегодня не было? — спросила она, смерив Питерсона взглядом. От него разило спиртным.

— Можно войти? Поговорить?

— Поздно уже.

— Прошу вас, босс.

— Ладно, входите.

Питерсон шагнул в гостиную. С улицы в комнату ворвался легкий ветерок.

— У вас… уютно, — произнес Питерсон.

— Вовсе нет, — возразила Эрика, направляясь в зону кухни. — Налить вам чего-нибудь?

— Что у вас есть?

— Спиртного не получите. Судя по запаху, вам уже хватит.

Эрика пробежала глазами почти что голые полки буфета. У нее имелась бутылка хорошего виски Glenmorangie, непочатая. В холодильнике стояла давняя бутылка белого вина, которого оставалось на донышке. Банка кофе была почти пуста.

— Либо вода из-под крана, либо… «Ам Бонго», — сухо предложила Эрика, найдя две маленькие упаковки сока из тропических фруктов под заплесневелым латуком в ящике для овощей.