– Слышал, – ответил каанчи. – Люди многое говорят. А еще говорят, что пришлая головы дурит. Вот я и пришел посмотреть на тебя и послушать, как отвечать станешь.

– Кто ты, чтобы сама дайнани перед тобой слово держала? – строго вопросила Эчиль. – Не каанчи из Долгих дорог спрос с Ашити держать. Знаем мы, как вы в вашем тагане людей привечаете. Сами уже зверями стали.

– Точно! – воскликнул Ярдым. – А я всё думаю, чего это мне таган его не нравится? А там нашу Ашити убить за зеленые глаза хотели.

– Верно-верно, – закивали люди, и круг сузился еще больше. – Архам да рырхи спасли.

– Что вы несете?! – воскликнул Шакин. – Мы в глаза вашу Ашити не видели!

– Вы не видели, а ваши люди хорошо рассмотрели, – снова ответила Эчиль. – Закон Отца забыли, гостя убить хотели, да только духи всё видят. Кто руку на гостя поднял, тот сам в Белую долину и отправился. Пусть теперь тварями родятся да падаль жрут за свою злобу. Тьфу.

– Тьфу, – дружно сплюнули люди, даже представители племен.

– Довольно! – я вновь подняла руку. – Расходитесь, люди. Шакин пришел говорить, я готова ему ответить.

– Дайнани, он был непочтителен…

– Он пришел задавать вопросы, значит, верит тому, что услышал, – ответила я и перевела взор на каанчи. – Я ведь права, Шакин. Твой отец не поверил, раз не присоединился к Танияру и каанам. Но ты здесь, и ты не посол. Ты пришел по собственному почину, потому что тебя гложут сомнения. Ты верен отцу и готов его слушать, но понимаешь, что он может ошибаться, и тогда твоя земля под угрозой. Должно быть, ты немало думал, когда услышал, о чем толкует дайн Айдыгера. И потому ты здесь и желаешь убедиться, что мы лжем, иначе придется поверить, что каан Долгих дорог допускает ошибку, что застарелая ненависть к племенам закрывает его взор и за спесью он не видит истины. Потому ты говоришь со мной свысока. Ты не нападаешь, но защищаешься. И лучшее доказательство того, что мы говорим правду, – они, – я обвела рукой пространство вокруг себя. – Ты ходил и слушал, наверное, ожидал услышать в речах людей сомнения и ропот. Это должно было тебя успокоить, и тогда ты вернулся бы на подворье отца с легким сердцем. Однако ропота нет. Айдыгерцы верят своему дайну и его жене…

– Верно, – снова закивали люди.

– И сейчас люди вновь показали, что они едины со своим правителем, – продолжила я. – Из нас двоих чужак ты, хоть у меня и не белые волосы и не голубые глаза. И даже мое имя чуждо этому миру, но он стал мне родным домом. Я приняла Белого Духа всем сердцем, и Он принял меня. Я почитаю каждого из духов этого мира, и я всей душой полюбила моих братьев и сестер перед лицом Создателя. Тагайни, кийрам, пагчи, унгар, хигни – они все мне родные не по крови, но по духу. И я стала им родной. И потому за свой дом и своих родных я буду сражаться до последнего вздоха. Я не солгала ни словом на сангаре, как не лгала ни разу и до него.

– Верно, – в который раз послышалась поддержка со всех сторон.

Я протянула руку к каанчи и произнесла:

– Если ты принимаешь меня, как я тебя, идем со мной, и я дам тебе ответы на все вопросы.

Теперь все взгляды были устремлены только на Шакина. Он некоторое время смотрел на мою руку, поджимал губы, всё еще колеблясь. Я не торопила, просто стояла и ждала. Наконец каанчи тряхнул головой и сжал мою ладонь. Я улыбнулась.

– Милости Отца тебе, мой брат.

– И тебе Его милости… – он вновь поколебался, но все-таки закончил: – Сестра.

И курзым вновь ожил. Люди одобрительно зашумели, кто-то даже хлопнул каанчи по плечу. Я не спешила с выводами. Шакин всё еще колебался. Но он желал услышать ответы на свои вопросы и потому был готов пойти навстречу. Ну и я не собиралась его обманывать.

– Идем, – кивнула я и развернулась в сторону выхода с курзыма.

– Одну с ним не оставлю, – тут же произнес Юглус.

– Разумеется, – усмехнулась я.

– И я с вами, – добавила Эчиль, не утратившая ни подозрительности, ни недовольства. Я на миг прижала голову к ее плечу и улыбнулась, так дав свой ответ.

Однако на подворье моя охрана усилилась еще на одного ягира. Когда мы подходили к воротам, наши стражи осмотрели каанчи с нескрываемым подозрением, и потому, когда Юглус кивнул, указывая на дом, один из них без лишних разговоров вошел следом.

– Как тебя берегут, дайнани, – усмехнулся Шакин, впрочем, без издевки.

– Вот и подумай, почему пришлую почитают, а ее обидчика готовы порвать всем Иртэгеном, – подмигнула я.

– Я не обижать пришел, – ответил каанчи.

– Я знаю, – я едва приметно улыбнулась. – И я всегда рада делиться знаниями. Для того Белый Дух выбрал меня и привел в ваш мир.

И мы направились в кабинет под прицелом прищуренных глаз Сурхэм – еще одной моей защитницы. А их у меня был весь Айдыгер, и не только…

– Девочка моя, ну до чего же вы хороши. Сколько ни смотрю, а налюбоваться никак не могу. Я столько лет ждал, когда же буду иметь честь лицезреть вас вот именно такой. Вы восхитительны.

Я подняла взгляд на магистра, улыбнулась и вновь опустила его на сына, которого держала на руках.

– Умилительное зрелище, – с улыбкой продолжил Элькос. – Как жаль, что ваши родители пока не могут этого видеть. Наша малышка со своим дитя.

– Друг мой, вы опять чересчур усердствуете, – проворчала я. – Вы же знаете, что долгие комплименты заставляют меня нервничать.

– А ваши упреки обижают меня, потому как я говорю, что думаю, а не льщу, – парировал магистр. – Разве же виновен я в том, что мечтал увидеть вас матерью и счастливой женой? А раз я вижу, что моя мечта сбылась, то почему бы и не сказать вам об этом? Вы мне как дочь, и я любуюсь своей дочерью. Не вижу повода держать свое любование при себе.

Я опять посмотрела на хамче и сдержала смешок. Как бы я ни воспринимала старого друга, но ныне слышать от него «как дочь» было как-то нелепо, потому что слова эти произносил молодой человек, почти юноша. Нет, более Элькос не молодел. Похоже, он уже достиг порога своего обновления, но выглядел, как уже поминала, даже моложе меня. И вдруг – как дочь. Однако я знала, как магистр щепетилен в этом отношении, потому и усмехаться не стала. Все-таки это был всё тот же магистр Элькос, который устраивал для меня иллюзию с говорящими рыбками и покрывал мои шалости.

Но поток его умиления хотелось сбить, пока не появилось раздражение. И потому я произнесла:

– А мне безумно хочется видеть вас счастливым мужем и отцом, мой дорогой друг. И тогда наши дети смогли бы стать друзьями, как вы считаете?

Я улыбнулась, а хамче неожиданно смутился. Он поднялся из противоположного кресла и прошелся по гостиной.

– Что такое? – полюбопытствовала я. – У вас отбоя нет от почитательниц. И тому есть причины – вы миловидны. Признаться, никогда прежде даже не задумывалась, каким вы были в юности, а теперь вижу и не могу понять, отчего вы так и не женились.

– Быть может, потому, что меня ждал путь в Белый мир? – он обернулся и ответил таинственной улыбкой. – Представьте, душа моя, если бы у меня была супруга и дети. Как бы я посмел оставить их?

Однако ответ меня не удовлетворил. Произнесенное ради того, чтобы меня оставили в покое, теперь пробудило любопытство.

– И все-таки?

Элькос вернулся в кресло. Он с минуту молчал, рассеянно глядя на Тамина, после пожал плечами и всё же ответил:

– Признаться, я вовсе не думал о женитьбе. Судите сами, Шанни. Поначалу я покорял вершину магического искусства. Я много занимался, увеличивал свой источник и возможности. Мне было не до женитьбы. А потом я оказался в королевском дворце и там уж вовсе перестал думать о семье. Вся моя жизнь была посвящена государям Камерата. Даже удивительно, как сошелся с вашим батюшкой, а после и с матушкой. Двора я обычно не покидал, а тут вдруг вышла отдушина. А там и вы родились, и, наверное, это в чем-то заменило мне собственную семью. Я был очарован вами, душа моя. Амбер мне тоже полюбилась, но обожал я всегда именно вас. За живой нрав, за естественность и пытливый ум. Вы были забавной, милой, трогательной. Я любовался вами и с удовольствием баловал, а потом возвращался на службу во дворец и не ощущал своего одиночества. Женщины… кхм… у меня были женщины. Это жениться я мог только на одаренной, а отношения с обычной дамой мне никто не запрещал. И как вы верно заметили, я довольно привлекателен, потому завести интрижку мне было несложно. Вот так и выходит, что большую часть моего времени занимала служба монарху, чтобы утолить некую тоску, были женщины. А душу мне грели вы. Я не испытывал потребности в женитьбе.