— Я пришел, чтобы извиниться, — заговорил его светлость. — И я еще раз прошу вас не слушать вздора, который несла моя жена.

Подняв на него взор, я задумалась. Ришему невыгодно, чтобы между нами с королем был скандал. Он рассчитывает на меня, а значит, хочет спасти положение.

— Это правда? — спросила я и сама поразилась, как хрипло прозвучал мой голос. — Она говорила правду?

— Нет, — ответил он, глядя мне в глаза. — Всё это вздор злобной су… женщины. Проклятье, — выругался герцог, — вы все-таки приняли ее слова близко к сердцу, вы задумались. Не надо…

— Это правда?

— Я уверяю вас…

— Скажите мне… Нибо.

— Боги, — сглотнул он и отступил. — Простите, ваше сиятельство. Мы сегодня уедем, моя супруга совершенно не умеет себя вести, а после ее выходки, думаю, нам лучше поскорей убраться отсюда…

Говоря это, он уже начал спуск по лестнице, кажется, пытаясь сбежать.

— Стойте! — выкрикнула я. — Вы сейчас лжете!

Ришем развернулся и, коротко вздохнув, взбежал обратно ко мне. Подойдя так близко, что могло бы считаться недопустимым, герцог нагнулся ко мне и произнес:

— Он ваш, Шанриз. Он любит вас и только вас. Это истинная правда. Я видел, как он смотрит на вас, когда вы не видите. Это любование в чистом виде, и гордость. А еще он никому не позволит отнять вас у него, я это тоже увидел и понял. Вы должны это помнить, а то, что сказала Селия, не имеет никакого значения.

— Это оперная певичка?

— Проклятье, Шанриз, зачем вы себя терзаете? Разве вы не слышали, что я вам сказал?

— Откуда вы это знаете? Я живу рядом и не знаю, а вы едва приехали, но уже собрали все сплетни…

— Вот именно! Подлые гнусные сплетни, которым нельзя верить. Да услышьте же вы меня…

— Я вас услышала, ваша светлость, — кивнула я. — Благодарю за откровенность. Это только поспособствует укреплению доверия между нами.

Теперь отвернулась я и направилась обратно к покоям. Но успела сделать лишь три шага.

— Ваше сиятельство! — я вернулась к герцогу. Он некоторое время смотрел на меня, наконец, покривился и произнес мягко, даже ласково: — Вы ведь были счастливы, зачем вы сами отравляете себя подозрениями?

— Так друзья или нет? — сухо спросила я. — Это правда?

Нибо снова выругался, но выдохнул и спросил в ответ:

— Какого ответа вы от меня ждете, Шанриз? Как я могу что-то утверждать, не будучи свидетелем ни измены, ни верности? Вы требуете подтвердить слухи, которые могут распространять те, кто не любят вас и завидуют вашему успеху. Я не стану этого делать.

— И что же говорят сплетники? — спросила я, вдруг ощутив себя натянутой, будто струна.

Ришем протяжно вздохнул и отвел взгляд:

— Вы понимаете, что я не хочу встревать между вами и королем? Понимаете, что этим я усложню себе жизнь и потому хочу избежать хрупкого льда, на который вы меня толкаете? — я не ответила, но продолжала сверлить его взглядом, и герцог сдался. — Ну, хорошо. Если вам это так необходимо… Слухи о неверности государя ходят среди придворных, и вы верно угадали предмет интереса. Но я прошу вас успокоиться. Вы еще молоды и не имеете опыта…

— Зато имею гордость, — невесело усмехнулась я. — Не волнуйтесь, я вас не выдам.

— Нас слышали, — герцог указал на гвардейцев. — Они все скажут. Но, как бы там ни было, я исполню всё, о чем мы говорили… ради вас.

Нибо еще на миг задержал на мне взгляд, после поклонился и зашагал по лестнице. А я добрела до перил, оперлась на них и закрыла глаза. Нет-нет, это всё слова, и у каждого говорящего своя цель. Да это же Ришем! Как можно быть уверенной в том, что он не выдумал эти сплетни с какой-то выгодой для себя? И тут же сама усмехнулась и покачала головой.

— Сама стребовала, — прошептала я, после откинула голову и издевательски расхохоталась. Но уже через мгновение оборвала смех и провела ладонью по сухим глазам.

Хендис знает, куда он поехал, секретарь знает точно. И, развернувшись, я направилась к кабинету бывшего начальника. Однако не дошла. Остановившись на половине пути, я медленно выдохнула и вернулась в покои. Надо было прийти с собой в согласие и понять, готова ли я разбираться в этой истории или же довериться своему мужчине, который был неравнодушен ко мне и доказал это множество раз. Надо было просто успокоиться и подумать.

Я стояла под укрытием деревьев и смотрела на очаровательный двухэтажный особнячок, похожий на пряничный домик, созданный умелым кондитером. За моим плечом переминалась с ноги на ногу Тальма, не понимавшая, что мы здесь делаем, и почему я сегодня взяла ее с собой на прогулку. Это был первый случай, когда камеристка сопровождала меня. Чуть дальше застыли гвардейцы. Один привалился спиной к дереву и обводил сквер ленивым взглядом. Второй смотрел в обратную сторону, оберегая меня от нападения со спины. Да кому я была нужна!

— Госпожа…

— Тихо, дорогая, всему свое время, — ответила я, не отрывая взгляда от особняка, и служанка замолчала.

Я была удивительно спокойна и собрана, даже знала, что буду делать дальше. Оставалось лишь дождаться знака, который мне даст сама Судьба. Ветер шуршал кронами, и мне казалось, что он волнуется и негодует больше, чем я.

— Как бы дождь не пошел, — опять не выдержала Тальма. — Промокнете, ваше сиятельство.

— Не переживай, — ответила я.

Этот адрес мне дал Фьер Гард. Мы не виделись лично, потому что мне не хотелось навлекать на его милость монарший гнев, но обменялись парой писем. Тальма стала моим почтальоном. Так что можно сказать, что я впервые вела тайную переписку. Но я должна была разобраться в том, что меня тревожило.

В тот день, когда Селия поселила в моей душе сомнения, а герцог почти подтвердил под нажимом, мне было тяжело и больно. И чтобы не предаться страданиям, и не устроить допрос любовнику, пока не была уверена в его вероломстве в точности, я сделала то единственное, что могло мне помочь прочистить голову. Я переоделась и отправилась в конюшню, откуда вскоре выехала на моем любимце, разумеется, в сопровождении гвардейцев. Но на последних я внимания не обращала.

Мы покинули дворец, после сам город и выехали в предместье. И вот тут я дала волю себе и Аметисту. Бешеная скачка продолжалась, пока ярость не перешла в удовольствие и азарт, а после и удовлетворение. Вот тогда я натянула поводья и спешилась. Мои телохранители последовали моему примеру. Ведя коней в поводу, мы прошлись по берегу речушки, где мы так часто когда-то устраивали пикник с родителями и Амберли.

Утки, как и прежде обитавшие в реке, заметив людей, подплыли ближе, но мне нечего было им дать. Присев на пень, я подперла щеку кулаком и поглядывала на птиц, которых успела разочаровать. Мысли, успокоенные скачкой, неспешно текли в моем сознании. Теперь я точно знала, что не подам вида о своих подозрениях, порожденных Селией Ришем. Эта женщина ненавидела меня, а потому делала больно, несмотря на то, правду она говорила или врала. Герцогиня умела быть хитрой, но хитрость ее всегда была примитивной, а потому ее выкрики – это лишь ревность и обида.

А вот с ее мужем всё было сложней. Я была склонна верить в то, что он был искренен со мной, когда говорил о союзе, результатом которого должно было стать утерянное благоволение государя. Он не искал личной выгоды, Нибо просил за свое герцогство. И потому его нежелание нашей ссоры с королем понятно. Но! Это ведь был герцог Ришемский! Его ум и склонность к интригам говорили за себя. Конечный результат его скрытой интриги, если таковая была, просчитать было практически невозможно. От банального – заполучить женщину, перед которой, как говорил сам Нибо, он преклоняется. До изменения завещания короля и собственному воцарению на престоле Камерата. Последнее, конечно, больше безумное предположение, потому что почти неосуществимо, однако смысл имелся. И потому в выкриках Селии, а после его уговорах не верить мог быть скрыт его замысел, итогом которого могло оказаться усиление моего расположения к нему. А вот чего я не собиралась делать, так это плясать под чью-то дудку. И я решила сама во всем разобраться.