– Почему только ты додумался отправить к шаману Акмаль как ученика? Как бы я ни относилась к вам и вашей вере, но признаю: это и вправду было для вас хорошее решение.

– Я не был первым, – ответил Алтаах. – Отправляли и до меня. Не только в Зеленые земли. К разным шаманам ходили, но они даже не подпускали к своим землям наших посланцев. Чувствовали, кто идет.

– Тогда как бы Акмаль попросилась в обучение к моей матери, если она видящая?

– Она была иной, – сказал махир. – Не такой, как другие. Ты мало спрашивала о наших обычаях…

Мне захотелось возразить, потому что, кажется, успела сунуть нос во многое. Но так и промолчала, потому что и вправду не спрашивала об обычаях отступников. Они были попросту неинтересны. Те, что касались их частной жизни. А о чем узнала, так об этом рассказывал Рахон. Меня больше интересовало иное: хатыр, письменность, перепись, вооружение, численность армии. А выходит, что-то упустила именно в тех мелочах, какие оставила без внимания. И я продолжила слушать, тем более это немного отвлекало.

– По-настоящему сильных подручных всего десять, – продолжал махир, в очередной раз вызвав мое удивление своей откровенностью. Впрочем, он был уверен, что у них всё получится, потому что-то скрывать уже не было смысла, его слушал, по сути, мертвец. А если и не мертвец, то тот, кто уже не сможет использовать полученную информацию во вред илгизитам. – Остальные, хоть и обучаются наравне, не могут развить навыки. Не дано…

Да, конечно. Есть шаманы сильные, и это те, кого выбрал сам Создатель. А есть шаманы слабые, кто не может принять всего того, что передает Белый Дух. И с даром Илгиза то же самое. Кто-то больше «созвучен» своему покровителю, кто-то меньше. Алтаах, похоже, его полная копия, такой же беспринципный и циничный.

– Самые слабые подручные работают в хатыре, от них толку мало. Пятый, шестой и седьмой десятки ходят по землям таганов, а второй, третий и четвертый – по Дэрбинэ.

– Проповедуют? То есть несут слово Илгиза?

– Не слово, – ответил махир. – Благословение. Всем младенцам и тем, кто пришел из таганов или племен. Частичка силы нашего Покровителя. Если будет предательство, отступник умрет в мучениях.

Я едва не рассмеялась. Какой добрый покровитель! Значит, от рождения любой дэрбинэиц привязан к Илгизу «благословением», как несъемными путами. Попробуй признать, что начало всему Создатель, и покровитель уничтожит отступника за сомнения. То-то илгизиты с таким остервенением бьются на допросах, когда понимают, что деться им уже некуда. Даже самоотверженность Хазмы-Хенар уже не кажется такой самоотверженной. Должно быть, илгизитам внушают, что кара будет ужасающей. Но вот хватило бы на нее сил у Илгиза, когда он в горах, а его последователь в таганах?..

Кто-то вспомнит и скажет, что и Создатель связал огнем айдыгерцев. Но не во имя себя, не из страха, что стадо уйдет с другим пастухом. Но ради спасения и становления мира. Впрочем, айдыгерцы всё более привыкали к жизни в дайнате с его новым укладом и порядками. И всё более проникались ими. Когда Танияр встретил нас с Архамом после побега из Дааса, мы проезжали по новым землям, и люди везде были дружелюбны. Охотно шли посмотреть на правящую пару и пожелать нам счастья.

– А у Акмаль благословения нет, я не дал ей его, – продолжал тем временем махир, и я устремила на него взор. – Она была чиста. Прежде шаманы гнали тех, кого посылали махиры, что мужчин, что женщин. Потом посылать учеников перестали. Много времени прошло с тех пор. Я решил попробовать снова, только мой посланец не должен был выдать себя. Я понял, что он должен быть одним из тагайни, такой же, как они. Сначала хотел, чтобы мне принесли младенца из какого-нибудь тагана, потом передумал. И выкрасть ребенка из поселения непросто, и нагнать могут. А слухи быстро расходятся, и другим бы помешало. Потому взял ребенка йарга. Я знаю, что Рахон тебе рассказал, видел его мысли. – Алтаах скосил на меня ироничный взгляд, но я и не думала выгораживать пятого подручного. Говорить бы первой не стала, уж так воспитана, но и округлять глаза в фальшивом изумлении не собиралась. – Мне было всё равно, кто родится, главным оставалось то, для чего он родится. А когда Акмаль подросла, время пришло…

Я слушала его, поглядывая на приближавшийся вход в пещеру, заведомо опасаясь мгновения, когда мой обман вскроется. И в какой-то момент почти упустила нить разговора, но последняя фраза заставила меня вскинуть взгляд на собеседника.

– Время пришло… – машинально повторила я и осознала: – То есть, когда ты говорил подручным, что время близится, ты имел в виду не мое появление, а Акмаль?

– Да, – кивнул махир.

– Но почему именно Зеленые земли? – спросила я, спеша еще ненадолго отвлечь Алтааха.

– Потому что здесь был самый сильный шаман, и потому, что сюда Акмаль могла приехать как своя. Мы хорошо готовились и многое узнали о людях, – ответил он уже более рассеянно. – Если бы врат здесь не оказалось, махари пошла бы к следующему шаману. Но она решила стать кааншей. Это здесь? – неожиданно спросил Алтаах, указав на вход в пещеру.

Я кивнула и взмолилась всем духам и богам, чтобы моя каверза не вышла боком моему сыну. О себе я уже не думала.

Я смотрела на вход в пещеру, и мне чудилось, что передо мной огромный каменный зверь, который распахнул хищную пасть в ожидании, когда глупая любопытная жертва сама сунет голову в его прожорливое брюхо. Признаться, именно этого я и желала. Это ведь было логово охо. Что он собой представляет, я не знала. Лишь однажды мне довелось слышать его рев, и было это в день моего появления в Белом мире.

Сейчас я никуда не бежала. И даже если бы захотела, то мне не позволили это сделать. По правую руку от меня стоял махир, по левую – Архам, а за спиной застыли десять подручных Алтааха. И только бальчи входили в распахнутый каменный зев. Хвала богам, меня вперед не отправили, и это пока было лучшей новостью.

Ожидать, что произойдет дальше, сил не было, до того велико оказалось мое затаенное волнение. Я знала лишь один способ отвлечься от тревожных мыслей – это мысли по делу. Но беда была в том, что сейчас и тревога, и дело объединились. И я выбрала иной путь – беседу.

– Алтаах, – позвала я.

Махир развернулся в мою сторону. Он задержал на мне взгляд, после опустил его на Тамина и неожиданно протянул руку. Я отпрянула, но Алтаах все-таки дотронулся до моего сына и сразу же отдернул руку, будто обжегшись.

– На нем метка Урунжана, – констатировал илгизит.

– Благословение, – поправила я и замолчала, продолжив следить за махиром.

Он растирал кончики пальцев, будто они занемели, потом тряхнул рукой и опять поглядел на вход в пещеру, явно не спеша узнать, чего я от него хотела. А я и сама сейчас уже не могла вспомнить, о чем собиралась спросить. Зато мысль моя получила новое направление и осознание – кажется, мой сын защищен от воздействий илгизитов. И это было прекрасной новостью. Хуже было иное: причинить ему вред без всяких чудес оставалось возможным. Может быть, для илгизитов Тамин был недостижим, но оставался Архам, а он подчинялся махиру.

Можно было бы понадеяться на то, что и он не сможет прикоснуться к моему сыну, если бы не Архам вынес его из Иртэгена, а после сжал пальцами маленькую шейку.

– Проклятие, – пробормотала я себе под нос, вновь вспомнив то, что едва не сделал деверь.

И вроде не виноват, потому что не принадлежит себе, но… Мотнув головой, я попыталась отогнать жуткое воспоминание и перенаправить размышления на что-нибудь иное, хотя бы на откровения махира. Однако мысль, едва мелькнув в сознании, была всё навязчивее, крепла и наливалась силой. И чем четче она становилась, тем меньше терзало меня страшное видение из недавнего прошлого, и на Архама я смотрела уже без содрогания и неприязни.

А ведь он и вправду сейчас единственный, кто не является илгизитом… Кроме нас с Тамином, разумеется. И единственный, кто может как причинить вред, так и принести пользу. Если и искать в ком-то защиту, то только в нем. Правда, сознание его спит, да и врагов слишком много, даже больше, чем было на лестнице. И урхов рядом уже нет. Но зато есть подручные и махир, и бальчи не ведомы ни страх, ни жалость. Они слепые клинки в руках Алтааха и сдохнут послушными псами, едва он щелкнет пальцами.