– Но я не девицей попала в этот мир, – прошептала я, в сотый раз, наверное, ведя гребнем по волосам. – И все-таки фаворитка?

«Фаворитка не обязательно любовница», – вдруг произнес в моей голове мужской голос, показавшийся мне смутно знакомым. Хм…

– Ашити. – Вздрогнув от неожиданности, я выронила гребешок. Танияр приблизился ко мне. – Тебе чем-нибудь помочь?

– Я уже готова, – рассеянно улыбнулась я. – Никак сон не идет из головы. Даже вроде бы и отвечает на какие-то вопросы, но порождает много новых.

– Что ты вспомнила? – спросил Танияр, но в этот раз тревоги не было, только любопытство. Похоже, дайн победил свою неуверенность… мне бы так.

Отложив наконец гребень, я заплела две тонкие косички из передних прядок и скрепила их на затылке, после надела венец и, огладив платье, улыбнулась:

– Мне приснился мужчина, мой дядюшка. Глава моего рода. Но имени рода так и не вспомнила. Мы шли с ним по дороге, которая вела к большому дворцу, его крыши я видела среди верхушек деревьев, и мы разговаривали. Это приснилось мне под утро. А ночью был другой сон.

– Какой?

– Идем, расскажу в дороге, – ответила я и вдруг поняла, что до зубовного скрежета не хочу, чтобы дайн расспрашивал о моем разговоре с родственником, потому что ответ был бы ужасен.

Мне пришлось бы сознаться, что я обсуждала с дядей возможность связи с королем, с другим мужчиной! Да… да, я помнила, что в Белом мире связи до брака не порицались, но признаться мужу в том, кем могла быть в прошлом, мне казалось чем-то… грязным. К тому же я не знаю, что предшествовало этому разговору, что случилось после. Нет, открываться я не желала, не сейчас. И потому решила избегать откровенности, насколько это будет возможно.

– Да, идем, – дайн не стал спорить и настаивать на немедленном ответе супруги. – Люди ждут свою дайнани.

Он улыбнулся, и на душе сразу стало легче. А вскоре мы покинули поселение. До Иртэгена осталось всего несколько часов пути. Белый Дух, Хэлл и все духи этого мира, кроме Илгиза, конечно, благодарю!

Иртэген был прекрасен. Кажется, ничего более восхитительного я не видела ни разу в жизни. Его простой и безыскусной красоты не мог затмить ни дворец йарга, сиявший в солнечных лучах перламутровыми боками ракушек. Ни Даас в своей грандиозности. Ни Курменай со всеми его чудесами, оставшимися от прошлой жизни. Ни даже савалар Белого Духа, увиденный мной по милости Создателя в изначальном виде.

И пусть в Иртэгене не было ничего из того, что я перечислила, но здесь жила душа. Да, именно так. Чистая, светлая, теплая и по-домашнему уютная. Я смотрела на дорогое сердцу поселение, и мне казалось, что вижу сияние, расходившееся вокруг восстановленных крепостных стен щедрыми волнами. Оно исходило не от ракушек или драгоценных каменьев, не от отполированного золота, а от лиц ягиров, на которых играли приветливые улыбки. И предназначены они были именно мне.

– С возвращением, дайнани.

Боги! Разве бывают слова лучше тех, что звучали из уст суровых воинов? Меня ждали, меня встречали и мне были рады. Мир перед моими глазами вдруг поплыл, и по щекам заскользили слезы. Такие же чистые и искренние, как душа Иртэгена.

– Что же ты плачешь, Ашити? – спросил меня Танияр.

– Я счастлива, – ответила я без всякого кокетства.

Так я въехала в Иртэген. Мои щеки уже болели от улыбки, не желавшей покидать лица, а из глаз продолжали бежать слезы. И когда я слезла с саула, то опустилась на корточки и, приложив ладони к земле, произнесла тихое, но прочувствованное:

– Здравствуй.

О-о, это был чудный сон, от которого не хотелось просыпаться. Знакомые лица, улыбки и вопросы, вопросы, вопросы, сыпавшиеся на меня со всех сторон:

– Ты вернулась, дайнани?

– Где ты была?

– Была ли дорога легкой?

– Не обижали ли тебя, дайнани?

– Не мерзла?

– Не голодала?

– Милости Отца, дайнани, с возвращением!

– И вам Его милости, друзья мои! – отвечала я. – Всё хорошо, духи были со мной!

– Без тебя Иртэген уже не тот!

– Хорошо, что вернулась, без тебя совсем тихо!

– Мы молились за тебя, дайнани!

– Что нового придумала?

– Ты скажи, что делать, мы сделаем!

– Как же я скучала по всему этому! – воскликнула я, раскинув руки, и счастливо рассмеялась.

Мои дорогие, мои нежно любимые тагайни! Разве же возможно представить, что мир может быть иным? Без любопытных носов, без вопросов, без желания помочь, даже если этого совершенно не требуется. И пусть после назойливого вторжения их прогонят с бранью, но тагайни уйдут с чувством удовлетворения, а не с обидой, так как сделали всё, что могли. Непосредственные, как дети, но готовые познавать новое и стремиться вперед, если укажут путь. Разве же они не невероятны? И я была для них своей. Своей!

– Чудесно! – воскликнула я. – Как же всё чудесно!

– Ты – наше чудо, Ашити, – с улыбкой сказал Танияр.

Я не нашлась, что ответить, лишь зарделась от смущения и удовольствия. Эти слова из уст Танияра были понятны и приятны, их говорил любящий и любимый мужчина. Я видела в его глазах гордость и любование, и это было лучшей наградой. Но то, что отзвук чувств и мыслей моего супруга я видела в глазах ягиров и иртэгенцев, стоявших рядом, оказалось откровением, от которого у меня перехватило дыхание. Я стала не только своей, но и была дорога им!

– О, Хэлл, – сдавленно выдохнула я и спряталась на груди мужа, потому что из моих глаз вновь полились слезы.

– Идем-ка в дом, моя дайнани, – негромко, но с легко угадываемой иронией произнес Танияр, – иначе по улицам Иртэгена польются реки.

– Это всего лишь чувства, – подняв на него взгляд, смущенно улыбнулась я. – Я так рада вернуться…

– И тебе все рады, погляди, – ответил дайн и повел рукой.

Я видела и была благодарна иртэгенцам за то, что они подарили это восхитительное чувство. Стерев слезы, я развернулась к людям, обвела их взглядом, а после приложила ладонь к сердцу и склонила голову. А когда распрямилась, увидела, что склонились в ответ и они.

– Как же я по всем вам соскучилась, – произнесла я, взяв за руку бочара Микче и вездесущую заклятую подругу нашей Сурхэм – Тамалык.

– Отец милостив, – ответил Микче, – ты дома, дайнани.

– Дома, – повторила я и снова рассмеялась. Дома!

И мы пошли дальше. Впереди рырхи, рядом с ними топал Ветер, который устроил бунт, но в ашруз не пошел. Остальных саулов забрали ашеры, только Архам сам отвел своего Чаншалы в стойло. Мы дождались его, и теперь он шел среди ягиров, но никто не трогал его, не задавал вопросов и не пытался задеть словом или действием. Даже удивления не было на лицах воинов и иртэгенцев, но тому имелось объяснение.

Танияр взял с собой не только Ветра, и ашеры не могли не понять, кто возвращается вместе со мной. А так как тагайни любят посплетничать… то есть делиться новостями, то известие это должно было облететь Иртэген уже спустя час, как дайн выехал за ворота главного поселения Айдыгера. У людей были вопросы, не могло не быть, и задать их хотелось, но были произнесены слова дайна:

– Собирайтесь на сангар, будем говорить. – И этого хватило, чтобы привычное любопытство сменилось спокойным ожиданием.

И осталась только я. На меня вопросы тагайни лились в изобилии, но я в них купалась, получая искреннее удовольствие. Они сопровождали меня всю дорогу, пока мы шли к своему подворью. Архам решил сначала зайти к нам, привести себя в порядок, а после уже идти к женам и детям. Он оттягивал встречу, это понимали и я, и Танияр, однако возражать не стали. Наступало время, когда бывший каан начинал ковать свою дальнейшую жизнь сам, и выбор делал тоже сам. Советы, какие у нас были, мы уже сказали.

– Где она? Где? – этот крик остановил нас на полдороге.

Сложно представить, но по улице бежала Сурхэм. И пусть бег этот был не быстрее ее спокойного шага, пусть смотрелась она забавно, но засмеяться мне и в голову не пришло.