Если она что-то и скрыла от меня, узнать это сейчас не представлялось возможным. Да я и не ожидала, что услышу что-то новое, потому и не спешила спрашивать до возвращения моего посланника.

– Значит, не знаешь, кто мог желать тебе зла?

– Некому, каанша! – воскликнула Хенар. – Ни я, ни Мейлик никому дурного не сделала. За что нас?.. – И, накрыв лицо ладонями, она захлюпала носом.

Всхлипнула и Мейлик. Переведя взгляд с одной женщины на другую, я поднялась на ноги.

– Если что-то вспомнишь о том торговце, расскажи, – сказала я Хенар, та кивнула. – И все-таки подумайте, кто мог желать вам дурного. Не таите. Если бы эти тэмгей съела Белек…

– О-ой, – протянула вышивальщица, прижав ладонь к груди.

– Думайте, – велела я и вышла за дверь. Большего узнать я уже не могла.

На улице я привычно посмотрела на своего телохранителя. Юглус и Берик этот взгляд понимали без всяких уточнений.

– Думаю, такое могло быть, – произнес ягир. – Чужаков на курзыме много.

– Надо поговорить с Керчуном, – согласно кивнув, сказала я. – Может, что вспомнит о торговцах сладостями. – Затем поглядела на него и добавила: – И все-таки они лгут. Прошлое или настоящее, но причина для отравления имеется, иначе бы отравления не было.

– Да, – теперь согласился со мной Юглус, и мы отправились навстречу с Эчиль, с которой мы так вовремя решили пройтись по курзыму.

Два войска сошлись на поле брани. В свете яркого солнца, опалявшего противников жаром ярости, сверкнули обнаженные ленгены. Но короткий миг, и ослепительные блики на полированных лезвиях скрыли алые разводы крови. Ягиры бились отчаянно с озверелой злостью, словно забыли, что были людьми. Воздух наполнился криками, звоном стали и шипением саулов. Верные скакуны рвали зубами плоть собратьев и людей, стремясь защитить своих хозяев.

А в центре этого безумия и торжества боли и смерти был каан Зеленых земель. Его голос уже охрип от бесконечно выкрикиваемых приказов. Его доспехи были забрызганы чужой кровью, даже лицо сейчас оказалось обезображено подсыхающими темными потеками. Он был ужасен и прекрасен в своей праведной ярости в равных долях. И Тэйле под стать своему хозяину казался воплощением самой ненависти. Будто истинный хищник, он вырывал куски плоти крепкими зубами из тел врагов своего всадника, падавших ему под ноги.

Каан рвался вперед, туда, где бился другой каан, только его смерть могла остановить битву и принести победу. Танияру было что защищать, и он продолжал прорубать себе путь к вожделенной цели. И вскоре он был уже так близко, что можно было увидеть перекошенное в ответной ярости лицо его врага.

– Елган! – выкрикнул Танияр, подняв ленген, и Тэйле ворвался в гущу сражающихся…

Они были так стремительны, так жаждали победы, но… стрела оказалась быстрее. Пущенная невидимым стрелком, она пробила защитные доспехи и вошла прямо в сердце…

– Танияр! – закричала я и…

Рывком села на постели. Противный липкий пот покрывал тело столь плотно, что стали мокрыми даже волосы. А еще были слезы. Они текли по лицу безудержным потоком, но я не обращала на них внимания, всё еще пребывая в ужасе угасающего кошмара.

– У-у, – донеслось ворчанье со стороны «логова».

Я повернула голову, стерла слезы и увидела Мейтта, глядевшего на меня из «гнезда». Он выбрался на пол и подошел к кровати, а следом за ним выбрались и два других рырха.

– Идите ко мне, – позвала я, нарушив установленное правило.

Детеныши, чуть поколебавшись, запрыгнули на кровать, и я вновь легла. Они прижались ко мне, Мейтт лизнул руку, и я слабо улыбнулась ему.

– Это дурной сон, мой дорогой, всего лишь сон.

Рырх еще с минуту смотрел мне в глаза, а после опустил голову и затих. Прикрыв глаза, я попыталась отрешиться от недавнего кошмара, но забыться не вышло. Сколько бы я ни пыталась думать о делах, запланированных на наступающий день, перед внутренним взором стоял образ моего мужа, из груди которого торчало древко стрелы. И пусть сон был коротким, но до того реалистичным и четким, что уже начал казаться мне видением.

– Отец, нет, – простонала я и вновь села, опять потревожив детенышей.

Три головы тут же поднялись, и внимательные взгляды последовали за мной, как только я покинула ложе. Тут же спрыгнул на пол Мейтт, а за ним и Торн с Бойлом. Я стерла со щек снова набежавшие слезы и обернулась к подопечным:

– Со мной всё хорошо, – заверила я их. – Вы можете спать дальше, а мне хочется воды.

Рырхи не пожелали оставлять меня. Они пришли со мной на кухню, где я налила воды и им. Потом мы зажгли светильник и направились в мой кабинет. Я готова была заняться сейчас чем угодно, лишь бы забыть о жутком сне, продолжавшем удерживать меня в капкане леденящего страха и предчувствия неутолимого горя. Мои верные спутники шли за мной и привычно уселись перед столом. Взглянув на них, я невольно улыбнулась, а после откинулась на спинку кресла, и мой взор остановился на портрете.

– Танияр, – прошептала я и болезненно поморщилась, в который раз пытаясь изгнать из головы образ убитого супруга. Тряхнув головой, я подалась вперед и потерла ладони: – Итак, чем бы нам с вами заняться? Как думаете?

Рырхи ничего не думали и дельных предложений не вносили, а мой преувеличенно бодрый и громкий голос заставил меня саму выругаться. Оглядев свои ларцы с поясняющими надписями о содержимом, я ударила кулаком по столу и отчеканила:

– Ну, хватит. Это невыносимо. Нужно просто посмотреть на него, и тогда успокоюсь.

Прошло всего несколько дней, как Танияр, собрав ягиров, отбыл готовиться к встрече незваных гостей. Он успокоил меня, сказав, что наступления еще нет, но Елган и Налык уже собирают свои войска. Их намерения были точно известны, и что придут они вскоре – тоже. Еще ничего не началось, но с тех пор мой супруг не встретился со мной ночью ни разу. Он говорил об этом, предупреждал. Я знала, что у него может не найтись ни времени, ни возможности для того, чтобы полночи провести на свидании со мной, а после выспаться, как он это делал прежде. А потому не требовала к себе внимания. Танияр должен был оставаться собранным. Хватало и того, что я время от времени подглядывала за ним, а он за мной. Так мы видели, что ничего дурного не произошло, и этого вполне хватало. Но этот сон…

И я пробудила «Дыхание Белого Духа».

– Любимый мой, – прошептала я и улыбнулась, вдруг преисполнившись щемящей нежности.

Он спал. Мой милый, мой драгоценный, мой единственный мужчина – он был так беззащитен и трогателен в этот момент, когда лежал, завернувшись в свой плащ. Одна рука его была закинута за голову, вторая покоилась на груди. Танияр часто так спал. И от столь привычного зрелища исчезла тревога и предчувствие беды, я ощутила умиротворение.

– Танияр, – произнесла я, не столько призывая его, сколько смакуя дорогое мне имя.

И веки каана дрогнули, глаза, еще подернутые поволокой со сна, открылись, и он негромко сказал:

– Ашити… – А в следующее мгновение порывисто сел, потер глаза и взглянул на руку с перстнем. – Я иду.

Я не сумела уследить, как сменилась реальность, но еще миг, и мы замерли друг напротив друга. Я глядела в невероятные синие глаза и захлебывалась ответной нежностью, светившейся в мужском взоре, а после порывисто шагнула навстречу супругу, и он принял меня в объятия.

– Ох, Танияр, – судорожно вздохнула я и зажмурилась, наслаждаясь нашей мистической близостью.

– Что случилось? – с тревогой спросил каан.

Подняв на него взор, я еще короткий миг любовалась его чертами, а после потянулась к губам. Мне не хотелось говорить о кошмаре, приснившемся мне, будто после этого он мог обрести плоть. И я просто сказала за мгновение до того, как наши губы встретились:

– Соскучилась.

– Я тоже скучаю, свет моей души, – ответил Танияр, когда отстранился после поцелуя.

– Тогда почему не позовешь?

– Так лучше, – сказал каан, блуждая взглядом по моему лицу.