А дальше всё развивалось столь стремительно, что я почти не успевала за событиями. Вот мы шагнули к деревьям, вот преодолели полосу, разделявшую нас и табов. Животные, привлеченные движением, наконец подняли головы и заметили нас. Они сорвались с места, и мы следом.

– Стреляй! – рявкнул Улбах, и мимо меня вжикнула стрела, пущенная кем-то из ягиров.

Таб, которому уже была уготована участь добычи, заревел. Стрела застряла у него в крупе, и следом прилетела вторая, вновь не свалив животное с ног, но сильно замедлив его бег, и, когда стадо уже скрылось между деревьями, бедный таб еще только приближался к ним, но… Его ждали. Там тоже были кийрамы. Они пропустили всех, кроме раненого.

Животное вновь заревело и попыталось сбежать, сменив направление. Но преследователи не отпускали, и таб метался между теми, кто преграждает ему путь, и приближавшейся «стаей».

– Отпускай! – гаркнул Улбах, и я заорала на грани истерики:

– Мейтт, вперед!

Рырх на миг обернулся, взглянул на меня вдруг ставшими черными от расширившихся зрачков глазами, а потом издал горловой звук, напоминавший нечто среднее между воем и рычанием, и его собственная стая, будто острые стрелы, понеслась к раненой перепуганной добыче. И вместе с ними припустили кийрамы, чтобы помочь молодняку, когда таб выставит им навстречу рога.

– Ашити! – негромко воскликнули позади.

Я порывисто обернулась, и моя голова оказалась прижата к груди Берика. Ладонь его легла мне на затылок, не позволив обернуться, и я, вдруг ощутив бессилие и благодарность, крепко обхватила ягира за талию.

– Дальше они справятся сами, – сказал мой телохранитель, и я кивнула, соглашаясь с ним.

Теперь я только слушали вой, рев, рычание и человеческие возгласы. Не видела, но знала, что будет происходить дальше. Таба не собирались добивать сразу, ему была отведена роль учебного пособия для рырхов. Улбах собирался познакомить их и с острыми рогами таба, и с его сильными ногами, чтобы знали, как этот зверь может защищаться. После этого ему должны были подарить шанс на спасение, обманчивый шанс на видимое спасение, потому что преследование продолжится, и рырхи должны были сами гнать его, а кийрамы только присматривать, чтобы они не пострадали. И в решающий момент, когда измученный и обессиленный страхом, потерей крови и метаниями зверь будет остановлен, именно вожак должен был перерезать ему горло, чтобы показать, как быстрее убить добычу.

По звукам я поняла, когда таба погнали дальше. Объятия Берика ослабли, и я обернулась. Охотники исчезли, а со мной остались пятеро ягиров, приставленные для охраны, и Берик. Да еще кийрамы, мешавшие табу уйти за стадом, в продолжении травли зверя они не участвовали. Медленно и шумно выдохнув, я поглядела на подрагивающие руки и обняла себя за плечи, стараясь не представлять, что происходит за пределами нашей видимости. Больше не было азарта, только прежняя убежденность – я ненавижу охоту. Метания бедного таба вызывали слезы сострадания, а не желание продолжить преследование.

Не могу точно сказать, сколько прошло времени, пока мы ожидали возвращения охотников, но один из оставшихся кийрамов вдруг произнес:

– Улбах идет.

Признаться, я внутренне сжалась, ожидая увидеть окровавленные морды малышей, но вожак вышел один. Он поманил меня:

– Идем, Ашити, ты должна похвалить рырхов, они хорошо справились. Первыми нагнали таба и напали на него. Хайнудар подсказал им, что надо делать. Сами свалили добычу с ног. Я только и успел перерезать табу горло, как они чуть не накинулись на меня. Во, – он показал окровавленную руку и широко улыбнулся: – Чуть не отгрыз.

– Кто? – машинально спросила я, глядя на кровь, окрасившую левую ладонь Улбаха.

– Бойл, – ответил тот. – Мейтт зарычал, и Торн с Бойлом пошли на меня. Торн только скалилась, а Бойл цапнул. Но тут я сам виноват, не надо было к нему тянуться. Они ощутили запах и вкус крови. Сейчас охраняют добычу и ждут тебя, остальных пока отгоняют. Сходи похвали, – повторил вожак, и я гулко сглотнула.

Однако кивнула и, вцепившись в ладонь Берика, потянула его за собой. Ягир не спорил, он послушно зашагал рядом. Моя охрана и Улбах направились следом. Впрочем, вскоре вождь обогнал нас и повел к месту, где остались охотники. И пока мы шли, я изумилась тому, что они успели удалиться на немалое расстояние. И только заслышав порыкивание рырхов и негромкие отзвуки мужских голосов, я поняла, что мы почти дошли. На миг сжав сильнее ладонь Берика, я отпустила ее и решительно направилась вперед, заведомо подготавливая себя к тому, что увижу.

– Проклятие, – судорожно выдохнула я, потому что моя фантазия оказалась добрее реальности.

Крови было много. Но не только она вызвала мою оторопь, но и рваные раны на теле животного, оставленные зубами и когтями моих детенышей. На задних ногах, на крупе, даже на брюхе таба. Кажется, они подпрыгивали, впивались в плоть добычи и висели на ней, иначе ужасные раны было не объяснить. Меня замутило, и первой мыслью было развернуться и сбежать, но ко мне поспешил Бойл, радостно взвизгнувший, словно он хвастался делом своих лап. Торн переступила с лапы на лапу, но от туши не отошла, как и Мейтт. Они смотрели на меня и ждали, это было понятно без объяснений, и я заставила себя приблизиться.

– М… молодцы, – сглотнув, произнесла я.

После присела и, стараясь не глядеть на перерезанное горло и помутневшие мертвые глаза таба, погладила рырхов одного за другим. – Я горжусь вами, мои дорогие. Вы настоящие хищники, – закончила я и вдруг испытала оторопь, потому что впервые по-настоящему поняла, кто живет со мной бок о бок.

Мои прелестные шерстяные комочки – это прирожденные охотники и убийцы! Сильные, ловкие, безжалостные и смертоносные. Невольно перед внутренним взором встала стая голодных рырхов, встреченных зимой на священных землях. Их рост, мощь их лап и когтей…

– Ох, – едва слышно выдохнула я.

А потом снова поглядела на своих подопечных и, вымученно улыбнувшись им, опять потрепала:

– Теперь вы можете поесть. Это ваша добыча, насладитесь ею.

Улбах приблизился к нам, но Мейтт опять зарычал, не позволяя подойти.

– А тагайни, значит, можно?! – возмутился вожак.

И только сейчас я заметила, что Берик стоит рядом со мной, и это не вызывает протеста у рырхов.

– Эгчен, – позвала я, – подойди.

Байчи-ягир приблизился, и рырхи вновь промолчали, однако стоило одному из кийрамов сделать шаг в сторону добычи, и хищники начинали щериться.

– Кажется, они произвели разделение на своих и чужих. Кому можно участвовать в охоте, а с кем разделить добычу, – заметила я, отходя от рырхов. – Любопытное чувство справедливости. По-рырховски, я бы сказала.

– Тагайни их стая, – кивнул Улбах, и мне показалось, что я уловила нотку зависти. – Мы те, кого трогать нельзя, но добычу делить не собираются. Друг – это слишком мало, чтобы считать равным себе, потому предупреждают, чтобы держались подальше. Такова воля Хайнудара, – наконец изрек вожак и окончательно отошел в сторону.

Да, рырхи провели границу между своими и чужими. Теперь их стая окончательно определилась.

– Как ты и хотел, жизнь моя, – шепнула я, обращаясь к своему мужу. После отошла и уселась спиной к рырхам и табу, чтобы не видеть, как они будут пировать.

Это была их первая добыча, и лишать хищников возможности отпраздновать великое событие было бы кощунственно. Однако я точно знала, что сама больше не пойду на охоту. Ни за что и никогда!

– Милости Отца, тетя!

– И вам Его милости, девочки.

– Их ничему научить невозможно.

– Не ворчи, Эчиль. Они прелестны.

– И бессовестны.

Мы посмотрели вслед старшим дочерям Архама: я с улыбкой, их мать, удрученно качая головой. Только Тейе и Йейге не было дела до того, что думают взрослые, они уже добрались до вожделенной цели, и эта цель встретила их радостным повизгиванием и игривым ворчаньем. Дети и детеныши объединились, чтобы предаться развлечениям и дурачествам, а всякое там воспитание можно было на время позабыть. Это было их время, и не стоило мешать празднику жизни вершить свой веселый пир. И мы с Эчиль мешать не стали.