– И смерть их тебя не пугает?

– Мне наших людей жалко, кто по вине двух мерзавцев может погибнуть и пострадать…

– Выходит, не так чужая смерть страшна? – спросил меня с улыбкой ягир.

– Сравнение неуместно, – отмахнулась я. – Одно дело – враг и убийца, а другое – безвинное создание.

– Да как же безвинное? – посмотрел на меня Берик. – Кайбахи нас без урожая могут оставить, а животных – без травы. Разве не враги они нам? Враги. И не только кайбахи.

– И рырхи твои растут и охотиться всё равно будут. У них это в крови, – заговорил Эгчен. – И если не покажем им, куда удаль девать, они сами найдут. Сбережешь зверя – отдашь им человека. Решать тебе, каанша, кого жалко больше.

– И потому я сейчас здесь, а не в кабинете, – с ноткой раздражения ответила я. – Я разумный человек и верные акценты расставлять умею… Делать верный выбор.

И на этом разговор об охоте был окончен. Признаться, меня он несколько успокоил. Примерив на себя роль защитницы жителей Зеленых земель вообще и Иртэгена в частности, я приободрилась. А чтобы вновь не поддаться малодушию, я выбрала новую тему для беседы по дороге к месту встречи с кийрамами.

– Как наши рекруты?

Значение этого слова ягиры уже знали прекрасно, даже преобразовали его в местное название – язгуйчи (новый воин, новобранец), потому Эгчен ответил без всяких уточнений:

– Язгуйчи старательны и полны задора. Они не боятся, и это хорошо.

– Сейчас много горячей крови, – заговорил молчавший до этого ягир, – поглядим, сколько остынут, когда увидят обнаженные ленгены.

– Им не надо этого говорить, – заметила я. – Взращивайте отвагу и веру в победу. Слово может быть сильней клинка, главное – верно направить его.

– Мы учим, как нас учили, – ответил байчи и добавил: – Почти. Учим не бояться смерти и боли.

– О жизни родных говорить не забывайте, – заметила я. – Ягир идет на смерть, чтобы прославить свое имя и попасть в Белую долину, язгуйчи – за родной дом и дорогих ему людей. А вот когда сберегут, что дорого, тогда и имя прославят, и мы провозгласим их героями.

– Да, каанша, – согласились со мной ягиры.

Наша беседа продолжалась почти всю дорогу, и, лишь когда вошли в ту часть леса, где нас ожидал Улбах, уста моих спутников сомкнулись. Поняв, что больше мне отвлечь себя нечем, я прерывисто вздохнула и упрямо сжала кулаки. Я иду на это не только ради детенышей, я иду ради безопасности жителей тагана. Это мой долг, раз уж привела на Зеленые земли хищников. Только так и никак иначе. Бросив взгляд на лохматых учеников, я улыбнулась Мейтту, посмотревшему на меня в ответ, и негромко произнесла:

– Скоро ваша кровь пробудится, и вы шагнете из детства в юность. Вы станете теми, кем были рождены, и пусть Хайнудар не оставит вас своей любовью и милостью.

А затем к нам вышел кийрам, пришедший с Улбахом. Он кивнул ягирам и мне, после посмотрел на рырхов и одобрительно хмыкнул. Звери, незнакомые с ним, застыли в напряженной позе и принюхивались.

– Мейтт, – позвала я, когда маленький вожак ощерился в оскале, – нет. Это друг.

Рырх тихо заворчал, но скалиться перестал. Слово «друг» было ему хорошо знакомо и понятно.

– Где Улбах? – спросила я, просто чтобы нарушить молчание.

– Ждет, – ответил кийрам. – Мы выследили стадо табов, хорошая будет охота.

– Табы? – удивилась я. – Может, для начала кого-то поменьше и помедленней? За Чоктаром видели стаю кайбахов, они более подходят малышам…

– Скучно, – только и ответил охотник.

Он развернулся и исчез за кустами, оставив меня хлопать ресницами в изумлении.

– Скучно? – переспросила я. – Что значит «скучно»?

– Охота на кайбахов скучная, – пояснил Берик. – За табом еще побегать нужно, это веселей.

– Просто обхохочешься, – проворчала я и последовала за Эгченом, уже шагнувшим за кийрамом в густой кустарник.

Тут стоит ненадолго отвлечься и рассказать о тех, на кого нам предстояло охотиться. Таба можно было бы сравнить с оленем, только сложение помощнее, и у него не было красивых ветвистых рогов. Рога табов напоминали двузубую вилку, только зубцы имели почти прямой угол. Они тянулись от висков ко лбу, почти прилегая к голове, а поднимались вверх сантиметрах в тридцати ото лба. Такое украшение имели и самцы, и самки. Разница между полами была, пожалуй, только в росте, и то незначительная. Окрас они имели коричневый, без пятен и подпалин, глаза круглые, черные, вот, пожалуй, и всё. Теперь можно вернуться к нашей охоте.

За порослью мы обнаружили небольшую полянку, на которой восседал, скрестив ноги, сам Улбах. При нашем появлении он встал и широко зевнул, разумеется даже не подозревая о правилах хорошего тона, ну и я вспоминать и ужасаться не стала. Этикет в Белом мире еще не придумали. Хочет зевать, пусть зевает на здоровье, лишь бы рот не порвал… Но я отвлеклась. Впрочем, это от волнения, вновь снедавшего меня.

– Милости Отца, вожак, – сказала я, приветствуя кийрама.

– И тебе, каанша, – ответил Улбах. – Хороший день для охоты.

– Что мне нужно делать? – спросила я о том, что меня сейчас волновало более всего.

Мы обсуждали, как будет проходить охота, но в общем, а хотелось знать частности, и как можно подробнее. Тем более, как только что выяснилось, охота охоте рознь. На кайбахов скучная, на табов суетливая. Так что выяснить весь порядок мне было необходимо.

– Побежишь с нами и поведешь рырхов, – ответил вожак, – а когда придет время, отправишь их к добыче. Мы раним таба, чтобы запах крови раззадорил рырхов и чтобы зверь не смог далеко убежать. Они поймут, что им делать. А ты уже не сдерживай их, пусть нападают, пусть ощутят радость охоты и вкус теплой плоти. Хайнудар не оставит их своей заботой и помощью. Идем.

По мнению Улбаха, разговоров больше не требовалось, я считала иначе. Его слова ясности не придали. Я не понимала, как следует вести себя и когда придет это пресловутое время – отправить рырхов к добыче?!

– Улбах, мне мало того, что ты сказал, я хочу знать больше, – остановила я кийрама. – Я никогда не была на охоте как человек, и тем более как рырха. Расскажи.

– Стая идет за вожаком, делает всё, что он скажет, – подсказал мне Берик. – Просто смотри на Улбаха и слушай его.

– И? – ощущая нарастающее раздражение, вопросила я.

Улбах вернулся ко мне, посмотрел в глаза непроницаемым взглядом, за которым я ощутила ответное раздражение. Мы встретились упрямыми взорами, и, чтобы не накалять обстановку, я произнесла:

– Прошу, расскажи. Я хочу знать.

– Хорошо, – ответил вожак и начал объяснять более подробно.

Спустя некоторое время мы наконец двинулись к месту, с которого должна была начаться охота. Кийрамы, следившие за стадом табов, оставались неприметны для животных. Да и не только для животных. Признаться, и я не сразу разглядела лесных стражей, застывших неподвижными истуканами в густой поросли. А позиция, выбранная с наветренной стороны, помогала охотникам скрыть свое присутствие от добычи, мирно бродившей совсем близко.

И пока я растерянно обводила глазами кустарник, пытаясь отыскать кийрамов, про которых рассказал Улбах, мои рырхи уже подобрались и безошибочно устремили взгляды в нужную сторону. Вожак поднял руку, и с этого момента охота началась. Ягиры, пришедшие как охотники, скинули с плеч луки и наложили на тетиву стрелы. Кийрамы, которые ждали нас вместе со своим предводителем, никакого оружия, кроме длинных загнутых ножей, похожих на клыки, не доставали. Ну а мы с рырхами… мы просто были рядом и ждали указаний.

Мою душу заполнил трепет волнения, и что это было, я сейчас затруднялась ответить. Однако могу сказать со всей уверенностью, что толику азарта я все-таки ощутила. Бросив взгляд на малышей, я увидела, как они жадно принюхиваются и как шерсть на их загривках начинает топорщиться – запах табов, который щедро нес к ним ветер, взволновал юных хищников. Их кровь и вправду начинала просыпаться.

А потом Улбах повел нас. И если мои тагайни по-прежнему выглядели людьми и воинами, то кийрамы преобразились. Произошло это так незаметно и естественно, что даже было сложно поверить, что могло быть как-то иначе. Сейчас любимцы Хайнудара выглядели так, будто собирались станцевать один из своих танцев, которые превращались в целое преставление. Нет, они не пошли на четырех конечностях, но изменение ощущалось в пластичности их движений, в мягкости крадущейся походки, даже в том, как раздувались их ноздри, словно кийрамы чувствовали запахи так же тонко, как и животные. Это могло бы заворожить, если бы я оставалась просто наблюдателем. Но я кралась вместе со всеми, и сердце мое своим стуком заглушало все прочие звуки, потому не могу сказать, насколько мои шаги были тихи.