Первая звезда уже совсем низко. Она оказалась намного больше, чем думал пастушок, да и выглядела странно. Чем ближе опускался дар богов, тем различимей становилось, что звезда не шар света, как казалось с земли, а вытянутая с короткими штуками по бокам и сзади, напоминавшими то ли крылья, то ли еще что-то. Только эти крылья не махали. А еще были какие-то штуки, которые плевались огнем… а может и не огнем, а просто тем самым ярким светом, который мальчик принял за мерцание. Да и сама звезда не светилась, только местами, где имелись квадратные дыры, похожие на окна, но без перекладин. От звезды шел неприятный гул, от которого ломило зубы и хотелось заткнуть уши.

Вторая звезда была еще высоко, но она быстро догоняла первую, продолжая вспыхивать в ответ на плевки светом первой. Второй дар был похож на огромную птицу, раскинувшую по ветру крылья, широкие, от острого носа до самого хвоста, торчавшего, как стрела. И эта звезда светилась не полностью. Мальчик всегда представлял себе звезды совсем иначе, и сейчас даже не знал, нравится ему то, что он видит, или нет. Такие в карман не спрячешь, такие даже в замке хозяина уже, наверное, увидели. А если это так, то он приедет и совсем заберет себе божественные подарки. И никаких тебе золотых и гордости родителей.

Пастушок остановился, сердито топнул ногой и побежал дальше. Отсветы огня он увидел, еще не добежав до деревни. Потом послышались крики, потянуло дымом и неприятным запахом паленого мяса. Мальчик снова остановился и подкрался к деревьям, росшим ближе всего к околице. Горела его деревня. По улицам метались люди. У кого-то в руках были мечи, у кого-то просто вилы. Женщины выносили из домов детей, ковыляли старики. Бабка, жившая через дом от пастушка и его семьи, проковыляла к околице и страшно закричала. Волосы ее горели, а через мгновение горела и вся старуха.

Мальчик зажал рот ладонью, со страхом глядя на странных существ в темной одежде, облегавшей тело от шеи и до самых ног. Головы их были круглыми, больше, чем у всех, кого знал маленький пастушок. Но самым страшным было то, что головы эти казались черными, не имевшими ни глаз, ни ртов, ничего. Просто гладкие и темные, и к них, как в зеркалах, отражались языки огня. Они держали в руках непонятные штуки. Эти штуки вжикали, и тогда те, кто пытался напасть на безлицых, падал замертво. В телах их появлялись дымящиеся дыры. Это тоже было страшно.

Но гораздо страшней оказалась догадка, что это боги! Они спустились на землю, услышав мольбу маленького нахала, возжелавшего их драгоценные камни – звезды. И вот они пришли, чтобы покарать его и тех, кто ему дорог. Это он виноват в том, что люди из деревни умирают, он!

– Не надо! – закричал мальчик и бросился к богам. – Не надо мне звезд! Не надо!!!

Он упал на колени перед богами, но те равнодушно обошли ребенка, кажется, даже не обратив внимания на его крики. Пастушок закрыл лицо ладонями и все-таки заплакал, как не уговаривал себя быть сильным. Боги не простили его, не убрали огонь. Слезы застилали глаза, и мальчик даже сразу не увидел, как появились другие. Они были похожи и не похожи на тех, кто уничтожил всех, кого знал маленький пастух.

Один из них присел перед плачущим мальчиком, откинул страшную безлицую голову, и под ней оказалась еще одна голова, обычная, как у отца. Новый бог что-то спросил у мальчика, но тот не понял ни слова. Он вырвался из рук чужака и помчался к догорающей деревне. Шипя, если наступал на еще красные угли, вскрикивая, оскальзываясь на земле, смешавшейся с кровью, мальчик бежал туда, где стоял его дом.

– Мама! – выкрикнул он и остановился, глядя на женщину, лежавшую вниз лицом.

Мать пастушок узнал сразу. Он опустился на колени и потянул женщину за плечо. Она перевернулась и уставилась на сына пустыми стеклянными глазами. В груди ее была прожженная дыра, такая же изуродовала тело сестренки, лежавшей под телом матери, словно их прошили вместе, как иглой сложенный пополам лоскут. Мальчик всхлипнул, схватился за живот, и его вырвало от запаха горелого мяса.

Он выпрямился, вытер дрожащей рукой рот, взгляд отрешенно скользнул дальше. У крыльца лежал его старший брат с большим ножом, до сих пор сжатым в ладони. Чуть дальше растянулся отец, а может и не отец, в догорающем мертвеце сложно было кого-то узнать. Мальчик судорожно вздохнул, поднял лицо к бездушным и всё также прекрасным звездам и завыл, отчаянно, горько. Это он виноват, он! ОН!

– Эй!

Кто-то схватил пастушка за плечи и сильно встряхнул. Мальчик открыл глаза и узнал того бога, который уже разговаривал с ним.

– Оживи, – ребенок схватил мужчину на руку. – Оживи их! Ты же бог, ты всё можешь! Ну, оживи же!!! – сквозь слезы кричал он, продолжая трясти руку чужака. – Мне не нужно ваших звезд, мне ничего не нужно! Оживи их! Оживи! Убей меня! Ну, оживи же, оживи!

Мужчина внимательно смотрел на кричащего мальчика, затем что-то сказал второму богу, остановившемуся за его плечом, подхватил на руки извивающегося пастушка и понес прочь из догорающей деревни.

– Оживи, – прошептал мальчик. Бог молчал, и тогда пастушок понял, что боги жестоки и несправедливы. А раз так, то он больше не верит в них. – Отпусти!

Мужчина крепче прижал к себе ребенка, другой бог что-то поднес к нему, шею укололо, и мальчик уронил голову на плечо мужчине, проваливаясь в сон…

Линкор, принадлежавший космическому флоту империи Гея, неспешно бороздил ледяную черноту. На борту царила привычная тишина, каждый отсек был занят своим делом. Первый помощник, занявший сейчас место коммандера Саттора, посмотрел на экран, потянулся и отдал приказание:

– Приготовить шлюз. Коммандер возвращается.

– Есть подготовить шлюз, – последовал негромкий четкий ответ.

Огромный круглый люк открылся, и в ангарный отсек вплыл штурмовик серии «BR», носивший в просторечье прозвище «Беркут». Штурмовик выпустил шасси и опустился на пол ангара, заняв свое место рядом с другими машинами. Люк закрылся, и загудела кислородная шахта, заполняя отсек воздухом, пригодным для дыхания. Давление выровнялось, ангар сменил алое освещение на обычное белое, и «Беркут» выпустил из своего нутра команду из четырех человек. Пятым был маленький мальчик, спавший на руках коммандера Саттора. Мужчина бережно поправил голову ребенка и направился к выходу из ангара. Техники, вышедшие навстречу команде штурмовика, как только отсек стал пригоден для жизни, с удивлением смотрели на неожиданного пассажира их лайнера.

Темноволосый мальчик, в простой серой рубахе, таких же штанах, босоногий, мирно сопел, уткнувшись носом коммандеру в плечо. Саттор прошел мимо, не взглянув на техников. Он отмахнулся от всех, кто попался ему по дороге, скривился, показывая, что все разговоры после, когда навстречу вышел первый помощник, зашел в лифт и поднялся на палубу, где находилась его каюта. Мужчина подумал о медицинском осмотре, но решил, что мальчик может проснуться, и он пока не готов к встрече с доктором Юном.

Саттор вошел в свою каюту, бережно опустил ребенка на койку и присел на ее край, задумчиво потерев подбородок. Что делать дальше со своим приобретением коммандер пока не знал. Забрать мальчика с его родной планеты было неожиданным решением, продиктованным больше состраданием, чем рассудком. И вот теперь маленький дикарь с Танора спал под воздействием снотворного, и что будет, когда он проснется, мужчина опасался думать. За кого принял житель средневекового мира пришельцев с далекой планеты, оставалось только догадываться. От демонов до богов, не меньше. Хотя черт его знает, во что верят таронцы в темноте своей только развивающейся цивилизации.

Коммандер вздохнул и перевел взгляд на мальчика. На вид ему было не больше семи лет. Темно-каштановые волосы, немного выгоревшие на солнце, обрамляли по-детски нежное личико спутанными прядями до плеч. Саттор потянулся и достал из волос сухую травинку, машинально понюхал ее и смял в кулаке. Затем поправил распахнувшийся ворот рубахи, стянул шнурок и завязал его на аккуратный бантик. Склонил голову на бок, рассматривая кругляш из темного металла на кожаном шнурке. Мужчина осторожно взял кругляш на ладонь и рассмотрел грубую чеканку мужского профиля. Коммандер усмехнулся и вернул оберег… или что там это было, на грудь мальчика, мерно вздымавшуюся от глубокого ровного дыхания. Заплаканное красное личико на мгновение скривилось, ребенок всхлипнул, сжал кулачки и вновь расслабился.