– Что ты увидела, Ашити?

Подняв взгляд из-за плеча своего телохранителя, я увидела Эгчена. Когда он пришел? Как долго был рядом? Не знаю. Я прожила последний час в лесу, а не на каанском подворье.

– Да, что ты видела? – согласно с байчи кивнула Эчиль. – Расскажи.

– Пусть успокоится, – произнес Юглус, но я отстранилась и слабо ему улыбнулась, благодаря за заботу.

– Я в силах говорить, мне уже лучше, – сказала я, однако прежде попросила: – Мне нужно еще воды, лучше в горло. Пересохло.

– Сейчас, – ответила свояченица и велела: – Тейа, еще принеси.

Вот теперь я ощутила удивление. Выходит, услышав новости от моего телохранителя, Эчиль так и не увела дочерей. Даже испуг, вызванный рырхами, притупился перед тревогой и желанием узнать, что происходит за пределами их видимости. И Эгчен пришел, выслушав доклад. Мой взгляд заскользил по лицам тех, кто стоял на подворье, и теперь я увидела всех. Пришли ягиры, стоявшие у ворот, и те, кто сопровождал меня на прогулке, а еще, похоже, те, кто услышал новости от товарищей. А над всеми возвышалась голова Ветра, следившего за мной, и мне чудилось, что в его глазах застыло беспокойство и, кажется, интерес.

Улыбнувшись своему саулу, я поднялась с земли на лавку, машинально поправила волосы и даже одернула рукава. Даме не подобает являться в обществе растрепанной и помятой. Эту догму из прошлой жизни не могло уничтожить ни одно беспамятство.

– Держи, тетя, – произнесла Тейа, принесшая мне воду.

– Спасибо, дорогая, – с улыбкой ответила я.

После с жадностью выпила воду, выдохнула и заговорила:

– Первая засада была устроена еще на дороге…

Меня слушали внимательно даже те, кто уже знал эту часть событий. Эчиль присела рядом на лавку. Она взяла меня за руку и только чуть сильнее сжимала, когда мой голос начинал прерываться от всплывавших перед внутренним взором картин жуткой смерти. Остальные просто кивали, одобряя задумку каана. Их, конечно же, не тронуло описание смерти врагов, но подобие улыбки все-таки скользнуло по губам, когда я описывала, как полыхнул мост и в объединенное войско полетели стрелы из леса.

– Если каан так продолжит, наши ленгены пылью покроются, – весело произнес балагур Наркан.

– Верно, – усмехнулся другой ягир. – Перебьет еще до Танэ-умана.

Я на миг нахмурилась, пытаясь понять, о чем он говорит, а потом вспомнила про равнину, где чаще всего происходили большие сражения.

– Каан мудр, – заговорил Эгчен. – Он ведет их дорогой потерь, чтобы на Танэ-умане они сравнялись ягирами с нами.

– У него было такое лицо… – тихо сказала я, ни на кого не глядя. – Холодное, хищное. Никогда не видела его таким.

– Ягтыгур не оставил каана, – улыбнулся Наркан. – Когда перед Танияром враг, в его теле живет Великий воин. У них одно лицо, они смотрят одними глазами и вместе сжимают ленген. Ты, – ягир посмотрел на меня, – никогда не встретишь Ягтыгура, зато для врага его лицо станет последним, что он увидит перед смертью.

– Ты… – произнесла Эчиль, и я перевела на нее взгляд: – Тебя напугал Танияр?

Я отрицательно покачала головой:

– Нет, я не боюсь Танияра, но по-прежнему боюсь за него. Он не хотел, чтобы я видела, велел не подглядывать. Танияр оберегал меня, как обычно, но я не послушалась. – Затем сжала ее ладонь: – А что чувствуешь ты?

Эчиль рассеянно пожала плечами и отвела глаза:

– Отцу не стоило приходить. Это его выбор, мой выбор неизменен, и я тоже боюсь за Танияра. Но мы всего лишь люди, духи решат судьбу каждого.

Ягиры согласно кивнули, а я прошептала:

– Не оставь нас своей милостью, Отец.

Мангай встретил захватчиков тишиной. Только какая-то древняя старуха, встав на крепостной стене, потрясала клюкой и сварливо кричала:

– Что пришли? Что рты раззявили? Пошли прочь, вас никто не звал! Прочь!

Старуху не тронули. На нее вообще никто не обратил внимания, как и на завывание ее турыма, такого же древнего, как и хозяйка. Женщина продолжала кричать, турым реветь, а разведчики объединенного войска въезжали в ворота. В этот раз их было еще больше, а еще они смешались. В пяти десятках, осторожно переступивших линию ворот поселения, были видны и одетые в доспехи ягиры Налыка, и полуголые воины Елгана. Сами кааны ждали, окруженные своей армией в несколько рядов.

Танияр, вновь удобно устроившись на дереве, наблюдал за врагами с почти добродушной усмешкой. Лишь на миг он отвел взор от Мангая и произнес, обращаясь в пустоту:

– Свет моей души, почему ты опять здесь?

Ответа не последовало. Коротко вздохнув, Танияр вернулся к наблюдению. Он некоторое время молчал, но после вновь заговорил:

– Мангай пуст. Люди ушли еще утром. Я не только уменьшал войско наших врагов, но и давал людям время уйти. Сейчас они скрылись в лесу, так они не пострадают. – Он вдруг усмехнулся: – Сегодня мы потеряли Мангай. Я отдаю его без боя, пусть берут. Мне не жалко. Гостю не положено отказывать. Гляди, жизнь моя, они уже поняли, что засады нет, и въезжают в ворота. Жаль, старую Гайше не удалось уговорить уйти со всеми. Она сказала, что родилась в Мангае, здесь и умрет. Гайше прожила очень долгую жизнь и не боится смерти, но я все-таки надеюсь, что ее не тронут. Старуха – не ягир, а ее беззубый турым – не острый ленген. Но если тронут…

Каан не договорил. Его лицо на миг утратило привычное выражение, и сквозь его черты проглянул великий дух-воин Ягтыгур. Этого хватило, чтобы понять – за жизнь старой женщины Танияр спросит как за целое поселение, наполненное обитателями.

– Не прощу ни единой капли крови моих людей, – бесстрастно, и оттого страшно сказал каан. Но уже через мгновение он был вновь расслаблен и немного мрачен: – Мы все-таки потеряли двух язгуйчи-лучников. В лесу после второй засады. Они оказались не слишком проворны и не успели уйти. Знаешь, – Танияр посмотрел на перстень за неимением иного собеседника, которому можно было заглянуть в глаза, – они убили друг друга. Когда ягиры Елгана почти настигли их, язгуйчи повернулись лицом друг к другу и выстрелили. Враг не унизил их пытками, но трупы осквернил. Не я бросил им вызов, они пришли убивать и делить нашу землю, потому даже две жизни – это очень много, поэтому прощения им нет. Я продолжу карать, а ты не приходи. Тебе было плохо, я знаю. Видел. Не приходи, Ашити. Я позову тебя, обещаю. А сейчас уходи. – Он чуть помолчал, после улыбнулся, словно услышав слова, сказанные в ответ в далеком Иртэгене: – Я люблю тебя, свет моей души. Пусть Увтын отгонит от тебя ночные кошмары…

– Пусть Отец сохранит тебя, мой любимый, – прошептала я и протяжно вздохнула.

Если бы он смотрел мне в глаза, я бы и тогда не смогла пообещать, что перестану подглядывать. Это было выше моих сил. Однако сама решила делать это реже, а если будет страшно, то просто закрою глаза. И вновь вздохнув, я прошла в постель. Мои подопечные растянулись подле кровати, в свое «логово» из одеял они идти не захотели, с каждым днем им там становилось всё теснее, а вот пола в спальне хватало с лихвой. Усмехнувшись, я пожелала им добрых снов и наконец улеглась.

Мне казалось, что я вовсе не смогу уснуть. Даже ожидала, когда перед внутренним взором встанут все ужасы, увиденные за день. Но, видно, духи и вправду были ко мне милостивы, потому что всё, что мне пригрезилось, – это спокойное и усталое лицо моего супруга, глядевшего на Мангай. И в ушах вместо предсмертных криков звучало его признание, сказанное на прощание. А после я погрузилась в сон, и, кажется, мне ничего не снилось, кошмары так уж точно.

Утро я встретила бодрая и хорошо отдохнувшая. От вчерашних переживаний не осталось и следа. Нет, не так. Они никуда не делись, как и тревога за судьбу каана и его воинов, но утреннее солнце подарило надежду и веру в лучшее.

– Доброго утра, мои дорогие, – улыбнулась я рырхам.

Лишь на минутку я пробудила «Дыхание Белого Духа», чтобы убедиться, что с Танияром всё благополучно, а после поспешила привести себя в порядок. А потом вышла к Сурхэм, которая успела приготовить завтрак.